Кристиан Мерк - Под маской молчания
Терпение — необходимейшее качество его профессии.
12
Эстер обмякла в любимом кресле Мейера, рядом с его книгами. С открытым ртом и завалившейся набок головой старая женщина выглядела мертвой, но Виктор понимал, что она спит, измотанная горем и часами, проведенными в 24-м полицейском участке.
Она появилась в полиции, когда Виктора допрашивали. Сержант исходил из версии, что молодой, недавно уволенный сотрудник убил своего старшего коллегу из-за какой-то ссоры. Не сам же старик прыгнул под автобус! Но Эстер уже знала истину. Зловещие тени догнали ее мужа. На обратном пути в Гарлем они молча сидели на заднем сиденье такси, затем так же долго молчали в квартире. Виктор прикрыл спящую женщину одеялом и вышел на кухню приготовить что-нибудь.
Вернувшись с чаем и сэндвичами, он встретился со взглядом Эстер.
— Можешь мне не верить, — произнесла Эстер увядшим голосом, — но если ты здесь останешься, придется мне навещать две могилы.
Отмахнувшись от возражений, она открыла ящик письменного стола мужа и вручила Виктору конверт.
Не без колебаний, медленно вытащил Виктор содержимое. Распорядок конференции и удостоверение участника. Все на итальянском. Вверху гербовый крылатый лев.
VICTOR TALLENT
Dottore, facolta di Agricolture e di Scienze Ambientali
Columbia Universita
«Дотторе» сельхознаук и экологии. Уволенный с факультета и подозреваемый в убийстве лучшего друга.
— Эстер, что это?
— Не подведи его. — Эстер кашлянула и отвела взгляд. — То, что он говорил об угрозах, — правда. Нас и ночью караулили. Я видела в дверной глазок. Он заявил тебя на конференцию, как только узнал о твоей… идее. Действуй, и желаю тебе успеха. А обо мне не беспокойся. Мне теперь ничто не угрожает.
Итак, Мейер, пользуясь своим авторитетом, включил его в число выступающих на конференции ЮНЕСКО по странам третьего мира. Лучшей трибуны для сообщения о его открытии не найти. И авиабилет тоже в конверте. У Виктора перехватило дыхание. Он сжал обе руки Эстер, не в состоянии что-либо произнести. Она кивнула и ответила на пожатие.
— Задай им жару! — Что-то вроде улыбки появилось на ее лице.
Перед самым уходом Виктор задал еще один вопрос:
— Эстер, у вас что-нибудь осталось от Сары?
— У Мейера был только номер ее мобильника. Но он не отвечает. Сары больше нет, можешь мне поверить.
— Понимаю, но Мейер упоминал о ее контактах в Венец…
Эстер пружиной вскочила с кресла и обеими ладонями зажала ему рот. Она безмолвно обвела взглядом комнату, указывая глазами на невидимые микрофоны. Покачав головой, она подошла к столу и начала рыться в ящиках, но не нашла ничего интересного.
Но вот она задержалась. В руке ее оказалась пластиковая карточка с прикрепленным ключом.
— Это не Мейера.
Виктор взял ключ. На карточке — название спортзала, зажатое в увесистом оранжевом кулаке. Он сунул ключ в карман и хотел на прощание обнять Эстер, но она предостерегающе выставила вперед обе руки:
— А теперь, милый мальчик, забудь этот адрес. Здесь никто больше не живет.
13
Ключ повернулся в замке. Под аккомпанемент доносящегося из спортзала буханья и лязга тренажеров Виктор открыл тонкую металлическую дверцу. Заплесневелое полотенце. Он закашлялся и вытащил из-под ткани маленький рюкзачок.
— Какого черта ты шаришь в женской раздевалке?
Перед ним возникла мускулистая фурия, преградившая путь к отступлению. Состроив заискивающую улыбку, Виктор пролепетал что-то про сестру, забывшую в шкафчике рождественский сюрприз.
— Ага, и Бруклинский мост в придачу. Вали отсюда и чтоб на милю больше не приближался… Еще раз застану…
— Коротко и ясно. С Новым годом вас!
Виктор протиснулся мимо бдительной блюстительницы нравов, потирая «задетое» плечо, прошагал мимо еще нескольких встревоженных женщин и с облегчением закрыл за собой входную дверь.
В Центральном парке пусто. На темных камнях снег стаял, но кучи собачьих испражнений проморожены насквозь. Виктор шагнул с дорожки, остановился между кустами и потянул застежку молнии. Он чувствовал себя осквернителем могил, открывая рюкзак Сары. Пара поношенных кроссовок. Недопитая пластиковая бутылка того, что было яблочным соком. Апрельский номер «Пипл». Пара носков и мятый блокнот без единой записи. Больше ничего. Но нет, подкладка на спинке слишком уж толстая. Виктор поковырялся в швах, засунул пальцы внутрь и нащупал бумагу. Замерший пульс взорвался.
Внимательно осмотревшись, Виктор извлек из подкладки рюкзака толстенный конверт. Напоминающие запекшуюся кровь коричневые чернила стерлись и размазались до неузнаваемости. Поверх нанесены буквы простым карандашом. «Прости меня, Сара, — подумал Виктор. — Прости, Мейер. Я ведь тебе не верил».
Карандашная надпись гласила:
САЛЬВАТОРЕ МИММО
Заместитель директора
Государственный архив Венецианской республики
Кабинет 33
Пальцы тряслись, голова кружилась. Какая-то старуха неодобрительно покачала головой с дорожки. «Надо смываться отсюда», — подумал он, но не двинулся с места. Лицо упавшего под автобус Мейера оставалось совершенно спокойным. Виктор заглянул в набитый бумагами конверт и наугад вытащил ветхий листок.
Имена, большей частью итальянские, занесены в левую колонку. Следующий столбец — профессия. Не надо знать итальянского, чтобы понять, что означает «дотторе» или «аввокато». Врачи, юристы, военные… банкир… Он оглянулся. Старуха бесследно исчезла. Куда она могла деться за двадцать секунд? Третья колонка как рашпилем проскребла по позвоночнику Виктора. Состав преступления. Очевидно, «предатель» или «измена». И дата. И крестик. Последняя колонка.
В последней колонке — вид казни. На базе своего университетского курса испанского Виктор смог разобрать:
Гаррота. Костер. Виселица. Четвертование. Утопление.
В парк вошли двое подтянутых мужчин без всяких собачек, сумочек, газет. Одетые весьма легко, не по сезону. Как будто они только что вышли из здания или из автомобиля. На полицейских не похожи. На туристов — еще меньше. Виктор, на бегу засовывая бумаги в рюкзак, рванулся сквозь кусты на параллельную дорожку. Забившись в кипу хвойника, он наблюдал, как бравые молодые люди прочесывают парк. Покачав головами, они переглянулись, один позвонил куда-то. Ушли.
Виктор выждал почти до темноты и покинул парк через другой выход. Ноги дрожат, настроение прегадкое… Он влез в такси и попросил водителя оставить свет, чтобы можно было читать. Русский водитель молча кивнул и ни о чем не спросил.
Смерти датировались от 1332 года и до 1989-го, где упоминались, в основном, американцы и немцы, но способы убийства остались прежние, древние и жуткие. На каждом листке красовалась большая неясных очертаний печать, всмотревшись в которую Виктор разглядел гербового венецианского льва, безмолвно рычащего о совершенных убийствах.
14
Жемчужина Адриатики — так твердили буклеты турагентств. Серениссима.
Недосягаемая и жестокая ко всем, кто добивался ее любви. Но чары Венеции на Виктора не действовали, ему было не до них. С неудовольствием ощущал он биение волн о борта водного маршрутного такси. Еще действовало впечатление от длительного перелета, давала себя знать разница во времени. Бумаги Миммо, мирно лежащие на дне дорожной сумки, наводили ужас. Рядом с ним мрачные туристы в ярких кепках-бейсболках держались за поручни, как солдаты, готовые идти на штурм вражеской крепости. Виктор закрыл глаза.
Из квартиры он, попросив водителя подождать, захватил лишь паспорт. Затем еще раз остановил машину по дороге в аэропорт и купил пару костюмов и несколько тонких свитеров, чтобы не выглядеть на конференции чучелом. Он почему-то рассчитывал, что в Италии так тепло и уютно, как пишут в путеводителях. В самолете он уже замерз, а в Венеции высадился под проливным дождем.
Виктор открыл глаза и бессмысленно уставился на фетровую шляпу цвета молочного шоколада напротив. Ее хозяин одарил его улыбкой, прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы и отвернулся к жене, что-то шепча ей на ухо. Город приближался. Облака начали рассеиваться, дождь сдувало в море. Виктор почувствовал запах кориандра, вонь гнилой воды, ресторанных помоев. В воздухе пахло каким-то одеколоном, рыбой, древесным дымом, потом половых актов… Но ветер сменил направление, и запахи города улетучились.
Море насквозь продувало мятый летний костюм Виктора. Он поднял воротник под презрительным взглядом какого-то парнишки в пальто с плеча старшего брата. Надо же, притащился в Венецию, одетый, как сицилийский хлыщ! Так ему и надо! — говорило выражение лица подростка.
Дымка отступала от стен и крыш города, навстречу засверкали стекла домов, вытянулась к небу гребенка дымовых труб.
