Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона
— Думаю, что это здравая мысль, которую, признаться, весьма неожиданно услышать именно от тебя, — усмехнулся я. — Ничего больше не хочешь мне сказать? А?
— Нет. Мой телефон ты знаешь, я твой — тоже. Поэтому в случае чего созвонимся, да и в офисе будем постоянно сталкиваться. Хотя вот ещё что — капсулу надо всегда носить при себе и ни в коем случае не потерять. Это будет обозначать верную смерть — постарайся быть повнимательнее. Поэтому, пожалуйста, веришь ты в это или нет, лучше повесь её на шею. Так оно вернее будет, и ты ничем не рискуешь, даже если ничего подобного взаправду нет. Ну как крестик что ли — просто кулон и всё. Тем более согласись, его можно смело назвать унисексовым.
Маша отодвинула в сторону свою порцию мороженого и двумя большими глотками, причмокнув, допила кофе.
— И что? Наше свидание пока можно считать оконченным?
— Наверное, да, — кивнул я и, повесив после короткого раздумья капсулу на шею, приподнялся, пропуская девушку вперёд и невольно подумав, что вряд ли смогу с ней вот так просто сладить, если она неожиданно набросится сзади и попытается меня убить. Впрочем, откуда такие мысли? Поверил ли я Маше или действительно посчитал лишь плодом больного воображения? Трудный вопрос и против положительного ответа, казалось, поднималось всё в моей голове, но душа, или что там внутри, явственно нашёптывала, что это всё правда, от которой можно убегать, не верить или делать что-то ещё, но она такой и останется. В любом случае, всё сказанное и произошедшее сегодня явно нуждалось в осознании, и моя идея уехать домой показалась здесь очень дальновидной и здравой. Тем более едва подумав о том, что я мог бы сейчас вернуться на работу, что-то внутри меня выказало такое отторжение даже теоретического допущения этой возможности, что, уверен, за вещами бы мне точно не пришло в голову туда возвращаться после этих посиделок.
Мы молча вышли из кафе и направились в сторону набережной, обратив внимание, что дождь прошёл, и о нём напоминают лишь большие лужи в неровностях асфальта, напоминающие гигантские кляксы. Я всё хотел что-то ещё спросить, но почему-то никак не мог сформулировать свои мысли. Странно — никогда не замечал за собой ничего подобного и уж дежурных фраз, от которых так быстро и просто можно было перейти к интересующей теме, у меня было заготовлено в достатке. А может, в этом молчании и было что-то весьма красноречиво говорящее или даже сближающее? Наверное, хотя даже познакомившись с Машей ближе, объединённые теперь вроде как общей странной тайной, я особой симпатии к ней по-прежнему не испытывал. Да и что мог изменить такой короткий эпизод, который я даже ещё толком не обдумал и в полной мере не осознал? Наверное, действительно ничего.
Правее, возле массивной синей машины, вытянувшись по струнке, стояли три милиционера, которые сразу бросались в глаза своей неуместной неподвижностью на фоне спешащих в разные стороны людей. Их словно каменные и ничего не выражающие лица, явно не скрывали периферийного происхождения молодых людей, и единственный, кто казался здесь более-менее живым и вменяемым — большой лохматый пёс в наморднике, сидящий прямо перед ними. Один из блюстителей порядка крепко, до красноты в руке, держал широкий коричневый поводок и почему-то напомнил мне слепого, который дожидается зелёного света на перекрёстке и полностью уверен, что собака-поводырь в нужный момент встанет и поведёт его вперёд.
— Ой, какой славный, — прошептала Маша и неожиданно быстро сделала несколько шагов в сторону милиционеров. Потом нагнулась, некоторое время всматривалась в глаза псу, который, похоже, был несколько удивлён и смущён подобным вниманием, да так, что перестал тяжело дышать и даже, кажется, прикусил кончик своего слюнявого языка. Уделив какое-то время безмолвному созерцанию собаки, девушка порывисто поднялась и, встретившись с расширившимися от непонимания глазами крайнего блюстителя закона, как ни в чём не бывало пошла дальше, призывно махнув мне рукой.
— Какой, а? Скажи!
— Да, ничего. Похоже, ты изумила их, — натянуто улыбнулся я и мельком оглянулся, увидев, что все трое с теми же ничего не выражающими лицами, молча смотрели нам в след и, похоже, попросту не знали — как реагировать на это пустяковое происшествие.
— Ничего страшного. Ладно, ты, наверное, на работу сегодня не пойдёшь?
— Да. А почему ты так решила?
— Просто у тебя взгляд не поблек — пустячок, а заметный.
— Может и так. Ладно, спасибо, что согласилась поговорить. Тогда до завтра. Увидимся! — кивнул я, и в какой-то момент мне показалось, что Маша тянется ко мне, рассчитывая на поцелуй. Позже, конечно, я отбросил эту мысль как заведомо нелепую и быстро зашагал вперёд, оставляя позади вход в контору слева и суету на строительной площадке справа. Уже заворачивая за поворот у набережной, откуда выезжал огромный грузовик, остановившийся поперёк дороги и включивший аварийные огни, я обернулся и увидел, как Маша наклоняется к небольшой чёрной машине, медленно двигающейся по улице, и громко кричит. — Сиденье-то подними повыше, а то и дороги не видишь!
Вынужденно остановившись и слушая пронзительные автомобильные гудки, несущиеся откуда-то из-за грузовика, который, видимо, успел собрать пробку, я действительно разглядел за рулём «мини» необычайно низко сидящую женщину средних лет, голова которой была практически вровень с рулём. Похоже, она выговаривала в пространство что-то злобное, кривила рот и поглядывала в зеркало заднего вида, явно поминая недобрым словом Машу. Забавно, что руль был обёрнут в чехол с большими божьими коровками на зелёном фоне, сквозь который как-то нездорово-бело и неестественно смотрелись руки водителя.
Глава III
СТРАННЫЙ ВЕЧЕР
Я трясся в маршрутке, нещадно прижимаемый множеством пакетов, которыми была буквально завалена рухнувшая на сидение рядом пожилая женщина дородной комплекции и с удивительно скрипучим голосом. От неё пахло неприятной затхлостью и чем-то вроде привокзальных чебуреков. Пассажирка всё время дёргалась, суетливо осматривалась — не выпало ли чего из вещей на пол, и беспрестанно возмущалась, что она как пенсионерка, должна платить деньги за проезд. Её слова в основном были обращены к крохотному седому мужчине, который сидел через ряд к нам и старательно отводил взгляд. Именно на него, кивнул водитель, постучав пальцем по висящему над ним плакату с размашистой надписью «Предусмотрено одно место для бесплатного проезда пенсионеров, ветеранов и инвалидов». Конечно, оказаться вторым и платным пассажиром из этой категории было слегка обидно, однако мне казалось, что это всё-таки вовсе не повод вести себя подобным вызывающим образом, тем более, если речь шла всего-то о двадцати пяти рублях.
— А вы чего улыбаетесь? Думаете, расселись тут и можете с комфортом ехать! — неожиданно набросилась на меня эта женщина и с силой плюхнула мне на колени один из своих свёртков — холодный и, кажется, мокроватый. — Вот, подержите лучше. Или не видите, как мне тяжело?
Я вздрогнул, и хотел было ответить что-то резкое — возможно даже бросить ей в лицо то, что оказалось у меня на коленях, но неожиданно перед глазами появился образ Маши и в ушах зазвучали её слова о том, как теперь надо себя вести. Правда всё это или нет, но мне почему-то показалось очень правильным отреагировать на действия пенсионерки так, как она не ожидает. К тому же чем-то грубым, скорее всего, я только её распалил бы и нашёл себе новые лишние проблемы. Поэтому натянув на лицо широкую улыбку, я взмахнул руками, случайно отбросив в сторону один из её мешочков, свешивающихся с двух скрюченных пальцев, и закричал:
— О, еда!
Потом бросился открывать вручённый мне свёрток, всем своим видом демонстрируя вожделение от того, что там может оказаться нечто съедобное, которое я тут же готов проглотить.
— Ты чего это? Что делаешь, а? Посмотрите только, люди добрые! — заголосила пенсионерка и тут же выхватила свой кулёк, усевшись ко мне полубоком, опасливо озираясь и громко бормоча. — Совсем уже молодёжь невменяемая пошла. Обкурился чем-то, что ли, или студент какой приезжий. Хамы и нищие!
Я проигнорировал всё сказанное и теперь уже с совершенно искренней улыбкой стал смотреть в окно. Мимо пронёсся массивный памятник с устремлённым внутри гигантского шара человеком, неизменно встречающий всех въезжающих в Тиндо, являющийся непременным объектом паломничества фотографов и просто зевак. Однажды на моих глазах один такой любитель съёмок чуть было не попал под небольшой поезд, который редко, но проходил как раз с другой стороны, о чём неизменно почему-то забывали даже местные жители. Куда и зачем он ездил, оставалось загадкой, однако хотя бы раз в месяц я видел эти блёклые и, кажется, надорвавшиеся вагоны, которые неизменно производили впечатление явления из какого-то другого, старого и загадочного Мира или времени.
