Марек Краевский - Пригоршня скорпионов

Комиссар берлинской полиции Генрих фон Грапперсдорф чуть не лопался от бешенства. Он стучал кулаком по столу, орал во все горло. Анвальдту казалось, что белоснежный, туго накрахмаленный воротничок рубашки шефа вот-вот треснет, разорванный напрягшейся бычьей шеей. По правде сказать, он был не сильно напуган громоподобным рыком комиссара. Во-первых, потому что все внешнее проникало в его мозг приглушенное толстым фильтром похмелья, во-вторых, он знал, что «старый штеттинский вол» еще не впал в ярость по-настоящему.

— Посмотри на себя, Анвальдт!

Фон Грапперсдорф схватил ассистента под мышки и поставил его перед зеркалом в резной раме. Этот жест доставил Анвальдту большое удовольствие, словно то была грубоватая мужская ласка. В зеркале он увидел худое небритое лицо шатена, несущее на себе несомненные признаки пятидневного беспробудного пьянства: налитые кровью глаза, набрякшие веки, мешки под глазами, потрескавшиеся сухие губы, пряди волос, прилипшие к изрезанному глубокими морщинами лбу.

Фон Грапперсдорф отпустил Анвальдта и брезгливо вытер руки. Он вернулся за свой письменный стол и вновь принял позу громовержца.

— Вам тридцать лет, а выглядите вы на все сорок. Вы катитесь на дно, как последняя шлюха! И все из-за какой-то дряни с мордашкой записной невинности. Да скоро любой берлинский бандит купит вас за кружку пива! А я не желаю держать у себя продажных девок! — Комиссар набрал в грудь воздуха и взревел: — Я вышвыриваю вас, Шнапсвальд,[11] со службы к чертовой матери! Причина: пятидневное отсутствие без уважительных причин.

Комиссар сел и закурил сигару. Пуская клубы дыма, он не сводил глаз со своего некогда лучшего подчиненного. Фильтр похмелья перестал действовать. Анвальдт осознал, что вскоре он останется без жалованья и сможет только мечтать о спиртном. Эта мысль произвела на него сильнейшее действие. Он умоляюще взглянул на шефа, который вдруг погрузился в чтение какого-то вчерашнего рапорта. После минутного молчания комиссар сурово произнес:

— Я увольняю вас из берлинской полиции. С завтрашнего дня вы начинаете службу в полицайпрезидиуме Бреслау. Одна чрезвычайно важная в этом городе персона намерена поручить вам достаточно трудную миссию. Ну так как? Принимаете вы мое предложение или отправляетесь просить подаяние на Курфюрстендамм? Если вас допустят к кормушке тамошние ребята…

Анвальдт старался не расплакаться. Он думал не о предложении комиссара, а о том, чтобы сдержать слезы. И на этот раз ярость фон Грапперсдорфа была неподдельной:

— Послушай ты, пеннер,[12] так ты едешь в Бреслау или нет?!

Анвальдт кивнул. Комиссар тут же успокоился.

— Встречаемся в восемь вечера на вокзале Фридрихштрассе, третий перрон. Там я сообщу тебе некоторые важные детали. А сейчас вот тебе пятьдесят марок на то, чтобы привести себя в порядок. Отдашь, когда устроишься в Бреслау.

Анвальдт был пунктуален. Он пришел чистый, выбритый и — самое главное — абсолютно трезвый. Одет он был в новый легкий светло-бежевый костюм с соответствующим галстуком. В руке держал потертый портфель и зонтик. Шляпа, надетая чуть набекрень, делала его похожим на американского актера, фамилии которого фон Грапперсдорф не мог вспомнить.

— Ну что ж, выглядите вы должным образом. — Комиссар подошел к своему бывшему подчиненному и потянул носом воздух: — Ну-ка дохните!

Анвальдт дохнул.

— Даже ни глотка пива? — не мог поверить фон Грапперсдорф.

— Нет.

Комиссар взял его под руку, и они стали прогуливаться по перрону. Паровоз выпускал клубы пара.

— Выслушайте меня внимательно. Я не знаю, чем вам предстоит заниматься в Бреслау, но задание это исключительно трудное и опасное. Вознаграждение, которое вы получите, позволит вам не работать до конца жизни. Вот тогда вы сможете напиваться до свинского состояния, но в Бреслау ни капли… Надеюсь, вы меня понимаете? — Фон Грапперсдорф искренне рассмеялся. — Должен признаться, я отговаривал Мюльхауза, моего старого друга из Бреслау, брать вас. Но он уперся. Не знаю почему. Возможно, он слышал, что когда-то вы были неплохим… Но вернемся к тому, что вам предстоит. В вашем распоряжении целое купе. Проведите время приятно. А это прощальный подарок от сослуживцев. Он поможет вам справиться с похмельем.

Комиссар поманил кого-то пальцем. К ним подошла стройная брюнетка в кокетливой шляпке. Она подала Анвальдту лист бумаги: «Я — подарок от ваших коллег. Будь здоров и когда-нибудь еще загляни в Берлин».

Анвальдт огляделся: из-за киоска с мороженым и лимонадом выглядывали смеющиеся коллеги, они строили ему рожи и делали непристойные жесты. Он был немного смущен. А вот брюнетка ни капельки.

Криминальдиректор Эберхард Мок готовился к отъезду в Цоппот,[13] где собирался провести двухнедельный отпуск. Поезд отходил через два часа, потому не было ничего странного в том, что в квартире царил чудовищный кавардак. Но жена Мока чувствовала себя в нем как рыба в воде. Невысокая корпулентная блондинка громким голосом отдавала распоряжения прислуге. Мок, которому было совершенно нечего делать, сидел в кресле и слушал радиоприемник. Он как раз принялся ловить другую волну, и тут зазвонил телефон.

— Резиденция барона фон дер Мальтена, — услышал он голос камердинера. — Господин барон немедленно ожидает у себя господина криминальдиректора.

Не прекращая искать волну, Мок спокойным тоном ответил:

— Послушай, ты, фамулус,[14] если господину барону хочется со мной повидаться, то пусть он сам обеспокоится «немедленно» встретиться со мной, потому что я сейчас уезжаю в отпуск.

— Я ожидал такой реакции, Эберхард, — раздался в трубке глубокий ледяной голос барона. — Более того, предвидел ее, а поскольку я ценю свое время, то положил рядом с аппаратом некую визитную карточку с телефонным номером. Если ты сейчас же не приедешь ко мне, я наберу этот номер. Хочешь знать, с кем я соединюсь?

Внезапно Мок потерял интерес к маршу, который передавала какая-то станция. Он провел пальцем по верху приемника и произнес:

— Сейчас буду.

Через четверть часа он приехал на Айхен-аллее. Даже не поздоровавшись, прошел мимо вытянувшегося в струнку старика камердинера Маттиаса, который стоял в дверях, и рявкнул:

— Я знаю, как пройти в кабинет барона!

Фон дер Мальтен встретил Мока на пороге своего кабинета. Он был в стеганом халате и туфлях светлой кожи; расстегнутый воротник рубашки открывал шелковый фуляр. Барон улыбался, но глаза смотрели необычайно сурово. Худое морщинистое лицо пошло красными пятнами.

— Для нас великая честь, что его превосходительство соблаговолили посетить нас, — с шутовской ухмылкой произнес он. Но в тот же миг его лицо посерьезнело. — Входи в кабинет, сядь, закури и не задавай вопросов.

— Нет, один я все-таки задам. — Мок с трудом сдерживал ярость. — Кому ты намеревался звонить?

— С этого я и начну. Если бы ты не пришел, я позвонил бы Удо фон Войршу, шефу СС в Бреслау. Он — дворянин из родовитой семьи и даже состоит в каком-то дальнем родстве с фон дер Мальтенами. Вне всяких сомнений, он помог бы мне встретиться с новым шефом гестапо Эрихом Краусом. Знаешь, уже с неделю фон Войрш пребывает в отличном настроении. Во время «ночи длинных ножей» он тоже извлек нож и прикончил своих ненавистных врагов — Хельмута Брюкнера, Ганса Пауля фон Хайденбрека и других штурмовиков. Ох, а что произошло с нашим драгоценным выпивохой и покорителем юношеских сердец Эдмундом Хайнесом! Эсэсовцы убили его на чудесном баварском курорте Бад-Висзее. Они вытащили его из постели не кого-нибудь там, а самого шефа СА Эрнста Рема, который минутой позже разделил судьбу своего возлюбленного… А что такое стряслось с нашим бесценным рубахой-парнем Пёнтеком, что он повесился у себя в саду? Говорят, его жене, которую он так любил, показали несколько фотографий, на которых старина Вальтер в чепчике вытворяет с девятилетней девочкой то, что древние называли лесбийской любовью. Если бы он не покончил с собой, им занялись бы наши коричневые молодцы с Нойдорфштрассе.

Барон, давний и преданный почитатель Гомера, обожал ретардации.[15] На сей раз ретардация оказалась, собственно говоря, вступлением.

— Я задам тебе короткий и содержательный вопрос: хочешь ли ты, чтобы Краус познакомился с хранящимися у меня документами, которые неопровержимо доказывают, что глава криминального отдела был масоном? Отвечай «да» или «нет». Для тебя ведь не секрет, что назначенный всего несколько дней назад шеф гестапо лихорадочно ищет, как бы выслужиться, чтобы доказать своему начальству в Берлине: они сделали правильный выбор. Так что сейчас в гестапо мы имеем человека, который является большим гитлеровцем, чем сам Гитлер. Хочешь ли ты, чтобы бреславльский Гитлер узнал всю правду о твоей карьере?