Дэвид Моррелл - Шпион, который явился под Рождество
Одинокие следы вели за калитку по правой стороне. Сквозь пелену снега Андрей попытался разглядеть, что происходит за окном гостиной. Праздничная гирлянда над камином, мужчина держит в вытянутой руке лакомство, а перед ним смирно дожидается угощения задравший голову далматин.
Андрей снова сменил руку, в которой сжимал пистолет, — теперь греться в карман отправилась левая. Пошевелив замерзшими пальцами в тонкой стрелковой перчатке, он двинулся дальше по следам, внимательно присматриваясь к отпечаткам подошв. Его взгляд перестал быть «тоннельным» зрением охотника, сосредоточенного на добыче. Он смотрел под широким углом, захватывая деревья и темные закоулки по обе стороны, ожидая нападения из засады в любой момент. До этого, когда с флангов прикрывали Михаил и Яков, он не сомневался, что Петр предпочтет спасаться бегством.
«Но теперь, один на один? Как, Петр? Рискнешь выступить против меня одного?»
Что-то вспыхнуло. Потянуло едким дымом.
Андрей развернулся и уже почти нажал на спусковой крючок, когда полыхающий предмет спланировал вниз вместе с летящим снегом.
Полиэтиленовый мусорный пакет, надутый, как воздушный шар. Внутри на деревянной крестовине размещался ряд горящих свечек, наполнявших «шар» теплым воздухом, чтобы поднять в небо. От них же он и загорелся.
Шар приземлился в снег, брызнули искры, и от небольшого костерка осталась только струйка дыма.
Андрей решил, что хватит отвлекаться на сюрреалистические явления. Он медленно обернулся вокруг своей оси, целясь в укрытый белым саваном пейзаж. В голове теснились неотложные вопросы.
Логично ли было Петру пойти этим путем? Раненому? С младенцем на руках? Ведь здесь, вдали от толпы, помощи ждать неоткуда. Ослабеет вконец от кровопотери, отключится, и они с младенцем замерзнут насмерть.
«Может, я ошибся, — сомневался Андрей. — Может, он решил, что в толпе на Каньон-роуд у него больше шансов.
А может, он как раз хочет, чтобы я так и подумал».
Нашарив под курткой радиопередатчик, Андрей переключился обратно, на частоту, использовавшуюся с самого начала операции, ту самую, на которой он недавно общался с Петром. По дыханию Петра он рассчитывал угадать, движется тот или устроился где-нибудь в засаде.
Однако на этот раз в наушнике повисло глухое молчание. Мертвая тишина.
«Выключил передатчик, чтобы не выдавать себя звуками? Тебя это не спасет. От меня не уйдешь, приятель».
Андрей щелкнул переключателем, настраиваясь на частоту напарников, не переставая все это время сканировать взглядом укромные местечки вдоль проулка.
Держа пистолет наготове, он двинулся дальше по редеющим следам.
* * *— Спасибо, что пригласил, Андрей. Для меня большая честь обедать с твоей женой и дочками.
— Это для меня честь сидеть с тобой за столом. Ты ведь мне жизнь спас.
— Но и ты тоже. Для этого и нужны друзья — прикрыть спину в случае опасности.
— Именно. Прикрыть спину. Другие предпочли сделать ноги. Ты единственный, кто остался вытаскивать меня из ловушки. А Пахан, ублюдок, еще на тебя наехал за то, что рисковал головой. То есть, по нему, лучше было бросить меня помирать, чтобы только все прочие целы остались.
— Хорошенькую жизнь мы выбрали.
— Выбрали? Петр, ты правда считаешь, что у нас был выбор?
— Мы ведь не уходим.
— А куда ты еще пойдешь, где тебя не заметут? Бухгалтером или риелтором где-нибудь в Омахе устроишься со своими фальшивыми документами? И как скоро, по-твоему, у тебя на пороге объявится служба эмиграции? И насколько их опередят люди Пахана, посланные перерезать тебе глотку — чтобы не болтал лишнего.
— Да нет, Андрей, пойми меня правильно, я ведь не жалуюсь.
— Конечно нет. Холодина-то какая… На пляже лед. По телевизору обещали еще дюймов шесть снега. И все равно не понимаю, чего все ноют. По сравнению с зимой в русской армии Брайтон-Бич — Африка.
— А уж по сравнению с тюрягой в Сибири… Пойдем, что ли, внутрь, нас десерт дожидается. Вдруг твоя жена, чего доброго, решит, что нам ее оладьи не понравились.
— Сейчас. Есть одно дело. Поэтому я тебя и вытащил сюда, на крыльцо.
— Что ты хмуришься, Андрей? Что-то не так? Честное слово, у меня в мыслях не было жаловаться.
— Ха, подловил! Просто хотел тебя накрутить сперва, чтобы потом сильнее обрадовался. У меня отличные новости, дружище. Тебя ждет повышение!
— Повышение?
— Пахану понравилось, как я о тебе отзывался и то, что он сам видел. Нравится, с каким рвением ты относишься к работе. И результаты ему тоже по нраву. Так что на Рождество ничего не планируй. Мы с тобой — и еще несколько людей, включая Пахана, — едем в Санта-Фе.
— Это где?
— Нью-Мексико.
— В пустыне? Хорошо. Рождество в тепле, будем потягивать ром с колой у бассейна — заманчиво…
— Ты неправильно себе представляешь пустыню, Петр. Это в горах. Сосны. Холод, возможно, снег. Там недалеко лыжные базы в горах Сангре-де-Кристо.
— Сангре-де-Кристо?
— Ну да, испанское название. Я погуглил, переводится как «кровь Христова». Наверное, первооткрыватели решили, что закат на снегу напоминает именно ее.
— Андрей, я не понимаю, какая Пахану радость отмечать праздники в такой холодине?
— Мы не отдыхать едем. Мы едем за младенцем.
* * *— Тайный агент? — повысив голос, переспросила Мередит. — Зачем я только притащила вас в дом? Уходите. Немедленно!
— Младенец. Вы же хотели помочь ему.
— Я жестоко ошиблась. Идите. Если мой муж вернется и найдет вас тут…
— Муж? Это ведь он вас избил?
Вопрос застал Мередит врасплох, и Каган обратился к Коулу:
— И с бейсбольной битой ты, я так понимаю, на отца бросался?
В свете ночника было видно, как Коул поправляет очки на переносице.
— Я не хотел пускать его в дом, чтобы он больше не обижал маму. А очки залепило снегом. Я вас не разглядел. Больше никто не мог прийти.
— Но ты остановился, когда понял, что перепутал.
— Если бы там был он, а не вы, я бы ударил битой. Честное слово, ударил бы!
— Верю. — Каган успокаивающе положил руку на тонкое мальчишеское плечо.
Тут заплакал младенец, чмокая губами и тычась в грудь Мередит.
— Пожалуйста, — попросил ее Каган, — сделайте что-нибудь. Если его услышат снаружи…
— Откуда мне знать, что опасны они, а не вы? — не сдавалась Мередит.
Не сводя глаз с Кагана, она машинально укачивала малыша, который взволнованно сучил ручками при звуках ее звенящего голоса.
— Разве похоже, что я собираюсь причинить вам зло? — Каган почувствовал, как с руки на пол капает кровь. Надо перевязать, пока окончательно не отключился от слабости. — А даже если бы и собирался, разве похоже, что у меня хватит сил?
— Столько всего сразу. Мой муж…
— Больше на вас руку не поднимет, — перебил Каган. — Обещаю.
Слова возымели нужный эффект. Мередит застыла. Впившись в него взглядом, она уже не думала отворачиваться. Даже в приглушенном свете ночника было заметно, что скула лиловеет с каждой секундой, а глаз почти совсем заплыл. И губа рассечена сильнее, чем показалось на первый взгляд. Однако, несмотря на все это, у Кагана возникло впечатление, что Мередит раньше была настоящей красавицей.
«А худоба и в самом деле болезненная — от нервов», — сообразил он.
— Больше не поднимет на меня руку? — Голос Мередит дрогнул. — Хотела бы я верить…
— Ну как же, сейчас Рождество. Все желания сбываются.
— Если вы припугнете Теда, ничто не помешает ему отыграться на мне позже.
— Вот, значит, как его зовут. Тед? Не волнуйтесь. Ничего такого, что заставит его вымещать злобу на вас, я не сделаю.
— Тогда как вы сможете на него воздействовать?
— Нет уж, подарок должен быть сюрпризом. Помогите младенцу, и я вам обещаю: Тед больше вас пальцем не тронет.
Кагана еще никогда в жизни не буравили таким пристальным взглядом.
— Почему-то я вам верю, — наконец призналась Мередит.
Малыш заплакал, барахтаясь у нее на руках.
Она пощупала под одеяльцем.
— Подгузник мокрый. Но у меня ничего… Хотя нет, знаю! — придумала она и, придерживая малыша одной рукой, вытащила из ящика два кухонных полотенца. — Посмотрим, совсем я разучилась или нет.
Расстелив одно полотенце на кухонном столе, она свернула второе в жгут и, пристроив малыша на первое, уложила его головой на эту импровизированную подушку.
Пока она расстегивала синие ползунки малыша, Каган, оглянувшись, увидел, что Коул его указаний так и не исполнил. Пришлось повторить все сначала:
