Роберт Бирн - Поезд смерти
– Старина Конг почти оправился, – сказал Трейнер. – Ах, эти его губы, сложенные для поцелуя, – они напоминают мне мою первую жену.
Куини тоже приходила в себя. Сделав неловкий шаг, она упала на все четыре лапы. Потом несколько раз глубоко вздохнула, выгнула спину и, махая лапками, высунула язык. Хвост двигался по сторонам, как кнут. Через минуту обе взрослые макаки даже пробовали ходить – сперва шатаясь как пьяные, затем все более уверенно. Странно, но они не обращали никакого внимания на свою неподвижную дочь. Конг задел ее, и Кьютнес упала, уткнувшись мордочкой в пол и странно растопырив лапы. Конг и Куини кружили по ящику, сгибали и разгибали лапки, сердито болтали, переступая через Кьютнес как через сломанную куклу.
– Клем, мы потеряли ее, черт побери! – сказал Гил. Повернувшись к окну аппаратной, он крикнул: – Эверетт, вы слышите меня? Похоже, Кьютнес умерла. Пришлите Стинсона с проволочной клеткой.
– Положите ее в холодильник, пусть посмотрит доктор, – сказал Трейнер. – Может быть, она была больна.
– Она не была больна. Просто никогда не знаешь, как будет вести себя этот проклятый газ. В этом вся загвоздка.
– А я думаю, вся загвоздка – в вас. – Сердито посмотрев на Гила, Трейнер повел Арефа к дверям. – Если бы у нас были три обезьяны одного размера, они бы все остались живы. При одинаковой дозировке больше всех страдает животное с маленькой массой тела. Знаете, как бывает, когда три парня идут в бар выпить? Два здоровяка веселятся, а недомерок мертвецки пьян.
Гил слышал, как, удаляясь по коридору, Ареф спрашивал Трейнера:
– Что такое недомерок?
Глава 5
После того как Ареф и Ваннеман улетели, и была подтверждена смерть обезьянки, Трейнер вызвал Гила к себе в кабинет. Едва тот вошел, генерал вскочил со стула и закричал:
– Ну и представление вы устроили для араба! В конце концов, на чьей вы стороне? Вы все время подставляете мне подножки...
Во многих отношениях Трейнер был полной противоположностью Гилу: громкий, самоуверенный, агрессивный, а сегодня даже угрожающий.
– Проект “манекен”, – говорил он, расхаживая по комнате и жестикулируя, – требует сплоченной команды, людей, на которых можно положиться и которые, не задавая лишних вопросов, будут защищать интересы компании. – Покраснев от раздражения, он резко выпалил: – Тот, кто не хочет работать в моей команде, может подыскать себе другое место. Но что касается вас... Будь я на вашем месте, я бы не стал тешиться этой перспективой, не тот у вас послужной список. Мы вам нужны, но, к сожалению, и вы нам нужны.
Окна кабинета выходили на запад, и лучи солнца, еще не успевшего спрятаться за горной грядой, били прямо в глаза. Может быть, подумал Гил, Трейнер разработал особую стратегию запугивания и нарочно пригласил его к себе именно в час заката? Прикрыв глаза рукой, он ерзал на стуле, размышляя над тем, что его ожидает: понижение в должности, увольнение или просто головомойка. А что, если, не ожидая конца, встать и уйти самому? Может, он будет счастливее, продавая ботинки или перекачивая газ. По крайней мере, на этих работах ошибки не грозят людям гибелью. С другой стороны, если он уйдет, то ничего не узнает о планах Трейнера и не сможет помешать ему. Черт побери! У него появилась привычка так тщательно вникать во все обстоятельства, что он уже разучился действовать. “С одной стороны”, “с другой стороны”... Раньше он смотрел на вещи проще и славился тем, что мог быстро принимать верные решения. А может быть, то, что он приписывал своему умению и проницательности, – всего-навсего случай, простая удача, которая в один прекрасный день решила сыграть с ним злую шутку? Нет, это глупо; удача слепа и не любит шутить. Пусть орел выпадет десять раз подряд, на одиннадцатый обязательно будет решка, если игра ведется по правилам. Ситуация, в которой он оказался сейчас, совершенно ясна: “манекен” опасен для транспортировки, а Клем Трейнер – самодовольный дурак. Значит, нужно просто встать и сказать это. Но с другой стороны...
Трейнер еще несколько минут разглагольствовал о духе команды и преданности коллективу, о четком понимании структуры управления и о том, что он больше не потерпит от Гила подобных выходок. Но постепенно его голос смягчился, как будто он решил применить другую тактику. Он сел, сложив руки на столе, и заговорил примирительным тоном:
– Сколько вы уже работаете у Дрэглера, почти год? Должен вам сказать, выглядите вы сейчас гораздо лучше. Когда вы пришли в компанию, вид у вас был как у тяжелобольного. Помните? Вы давно перестали ходить к психиатру? – неожиданно спросил он.
Трейнер, когда он стоял, походил на старого льва, медлительного, но все равно смертельно опасного. Когда сидел – напоминал кобру.
– Два месяца тому назад, – ответил Гил, удивляясь, откуда Трейнер знает, что он бросил лечение. Трейнер казался озабоченным.
– Может, стоит опять начать? – Он открыл папку, лежавшую на столе, с минуту изучал ее, потом отложил в сторону. – Авария в Бостоне произошла год назад. Месяц вы работали в “Брэндон кемикл”, два месяца не имели работы, потом приехали сюда, к нам, и сейчас уже в курсе наших дел. Теперь о том, что произошло сегодня в лаборатории. Разумеется, у нас могут быть разногласия, особенно в вопросах сугубо технических, но, Бог мой, нельзя же выставлять их напоказ перед посторонними! Вы должны это понимать.
– Да, я понимаю, мне не следовало ничего говорить. – Чтобы набраться смелости, Гил глубоко вздохнул. – Вы уже знаете мое мнение относительно этого газа. Он непредсказуем. Мы не знаем, как он действует и что может сотворить даже в лабораторных условиях. Его перевозка связана с большим риском. Мое мнение...
– Ваше мнение! – раздраженно прервал его Трейнер. – Ваше мнение не единственное. Есть другие ученые и инженеры. Да, мы пока не знаем всех свойств “манекена”, но, по общему мнению, он не более опасен, чем множество других веществ, которые ежедневно перевозят по железной дороге... Таких, скажем, как хлор, природный газ, динамит или атомные бомбы. – Он поднял руку, не давая Гилу возразить. – Среди нас вы самый осторожный, я понимаю, тому есть причины: после того, что случилось в Бостоне... Будь на моей совести жизни двадцати невинных американцев, я бы тоже стал осторожным.
– Вот к чему вы клоните! Вы думаете, что авария в Бостоне произошла по моей вине?
– Это могло случиться с каждым, просто дежурным в тот день оказались вы.
– Любой другой на моем месте действовал бы точно так же, как я.
– Да, тот, кто любит заложить за воротник, а в критических ситуациях застывает на месте. Скажете, нет? Думаете, ни с того ни с сего вы вдруг резко изменились и теперь совершенно безупречны? А сегодняшний случай? Если бы вы не впали в транс, мы бы не потеряли эту обезьяну.
Гил вспыхнул:
– Это подло! – но взял себя в руки. Трейнер, конечно, бил ниже пояса, но в его словах была горькая правда. Часть ответственности за катастрофу в Бостоне он должен взять на себя. Ведущий инженер, знающий, после аварии в Бостоне, насколько коварен метилизоцианит, он должен был принять дополнительные меры предосторожности. Ему следовало научить команду нейтрализовывать даже самые невероятные ошибки операторов и предусматривать возможные сбои машин. Он провел несколько совещаний, устроил пару тренировочных занятий, но, очевидно, сделал не все. Часть вины за случившееся, безусловно, лежит на нем, и целая армия психиатров не сможет заставить его забыть об этом. Какие-то упущения с его стороны позволили невидимой смерти прокрасться во все соседние спящие дома, в каждую спальню квартала... А потом... Потом он утратил чувство самоуважения, у него появились трудности в интимных отношениях с женой, его брак стал распадаться. Он чувствовал, что недостоин ее, поэтому начал потихоньку пить, замкнулся в себе, якшался со шлюхами. Ему еще повезло, что Карен терпела так долго. А что касается “закладывания за воротник” в ночь катастрофы, то это просто наглая ложь. Он и выпил-то всего пару рюмок за обедом и жалел теперь, что признался в этом комиссии по расследованию.
Гил почувствовал тупую боль в висках, потер их пальцами. Он представил себе мертвую Кьютнес, лежавшую на полу стеклянной клетки, – окоченевшую, нелепую, с остановившимся взглядом. Неужели он виноват и в этой смерти? Гил вспомнил: на него нашло тогда что-то вроде затмения. Это длилось всего несколько секунд, и именно этих секунд ему не хватило, чтобы вовремя перекрыть вентиль подачи газа. Что же с ним произошло? Как он мог это допустить? А, да... Его отвлек этот специалист по сельскому хозяйству: он выскочил из комнаты, зажав рот рукой. Кроме того, ему мешал сосредоточиться сдерживаемый гнев – гнев на Трейнера, который относился к нему как к мальчишке и просто использовал его, ничего не объясняя. Глядя на длинное, с тяжелой челюстью лицо Трейнера, Гил почувствовал, что его тошнит. Одно он знал наверняка: он ненавидел этого человека так, как никого другого.
