Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы
Так кто же он такой, снова подумал Коста, слушая объяснения человека с внешностью стареющей кинозвезды и сомнительным, в этом сомнений не было, прошлым. По дороге от вокзала к Кастелло Мэсситер, очевидно, желая поразить Эмили, указал им на свой «дом». Это была большая, роскошная моторная яхта, по меньшей мере раз в десять превосходящая доставивший их к острову катер и пришвартованная на видном месте, неподалеку от Арсенала.
– А при чем здесь город? – спросил он. – У меня сложилось впечатление, что вы и сами можете потянуть весь проект.
– Внешность обманчива, – вздохнул Мэсситер. – Богатство и долги – неразлучные друзья. Разумеется, я преследую прежде всего свой интересы. Месяцев шесть назад некоторые влиятельные граждане и представители региональных властей обратились ко мне за помощью. Потенциальные покупатели появлялись и раньше, но никто из них не смог поладить с Арканджело. Как вы сами понимаете, до бесконечности выбрасывать на ветер общественные средства нельзя. Всему есть предел. Семейка Арканджело – не самые приятные люди, и иметь с ними дело непросто, но в конце концов мне удалось договориться о покупке острова. Полностью. С потрохами. При условии, что я за номинальную плату сдам в аренду мастерскую и часть палаццо и таким образом помогу им стать на ноги. По завершении сделки я планирую открыть галерею, построить несколько жилых домов, чтобы окупить расходы, и, возможно, добавлю еще один аттракцион для привлечения туристов и на благо горожан. Но вопрос, по крайней мере с моей точки зрения, не только в деньгах. Мне неприятно видеть, как по причине слабого, некомпетентного управления идут ко дну традиции и исчезают старинные ремесла. Стекло – прекрасная вещь, хотя сейчас и не в моде. Оказать людям небольшую помощь, поддержать, подставить плечо – вот что нужно, чтобы они освободились от долгов и расправили крылья. Вот почему мы берем управление островом. И здесь…
– Подробности им знать ни к чему, – оборвал англичанина Рандаццо. – Не их собачье дело.
Мэсситер остановил комиссара одним лишь взглядом.
– Неужели, Джанфранко? Если они не справятся с заданием, все наши секреты так или иначе станут общим достоянием. А уж что будет потом, лишь одному Господу известно.
Катер подошел к причалу. Мэсситер приказал рулевому пришвартоваться, чтобы Фальконе и его люди могли сойти на берег. Коста еще раз взглянул на удивительное стеклянное сооружение и увидел в одном из окон женщину. Высокая, стройная, с длинными темными волосами и бледным лицом, она внимательно наблюдала за ними.
– Должен признаться, – продолжал Мэсситер, – я оказался в весьма неудобном положении. Юристы содрали с нас семь шкур. Бумаги не подписаны. Городской карман пуст. Семья держится только за счет моей арендной платы. Чертов остров опутан паутиной кредитных и залоговых обязательств. Документы составлены так хитро, что нам понадобились месяцы, чтобы разобраться во всех юридических тонкостях. И вот теперь… – по лицу его как будто прошла тень, – ситуация такова, что мы либо заключаем договор, либо уходим ни с чем. Если я до конца следующей недели не доведу переговоры до подписи, те, кто стоит за мной, начнут искать своим деньгам другое применение. И будут правы.
Фальконе посмотрел на комиссара.
– Значит, все делается только для того, чтобы содействовать заключению частной сделки?
И снова ответил Мэсситер:
– В некотором смысле так оно и есть. Если вы напишете в отчете, что Уриэль Арканджело убил свою жену – а это, в чем мы все уверены, единственное объяснение случившегося, – контракт будет подписан. Вы опытные детективы, к тому же не местные, а из Рима, поэтому никаких сомнений ни у кого не возникнет. В противном же случае…
– Мне нет никакого дела до ваших частных интересов, – провозгласил Фальконе. – К нам они не имеют ни малейшего отношения.
Долго молчавший Рандаццо ткнул сигаретой в серебряную пепельницу. Запах табака смешался с тянущимся с берега запахом дыма.
– Вот тут вы ошибаетесь. Имеют. И самое непосредственное, – твердо возразил он. – Если до конца следующей недели расследование не будет завершено, все сочтут, что мы рассматриваем в качестве подозреваемого кого-то из оставшихся членов семьи. В конце концов, посторонних на острове не было. Вам, Фальконе, это может показаться смешным, но на переговорах с синьором Мэсситером будет поставлен крест. Для того чтобы заключить полноправную сделку, требуется согласие всех троих членов семьи. Если они поставят свои подписи, а потом одному из них предъявят обвинение в убийстве Уриэля Арканджело, договор могут признать недействительным. Эти люди в долгах как в шелках. Едва потянет жареным, как на запах прилетит стая акул-юристов, которые воспользуются ситуацией, чтобы отменить сделку и либо захватить собственность непосредственно, либо оказать давление на синьора Мэсситера. Переговоры и без того идут трудно. Любое сомнение, любой намек на будущие судебные тяжбы станут для них концом. Рисковать инвесторы не захотят. Проект пойдет ко дну. Не позже чем через неделю Арканджело обанкротятся, и их бизнес будет ликвидирован. И тогда…
Он многозначительно замолчал. Фальконе, откинувшись на спинку диванчика, покачал головой:
– Повторяю, мне нет дела до ваших проблем.
Мэсситер повернулся к комиссару.
– Расскажи все, Джанфранко. Терять нам нечего, и хуже не будет.
Рандаццо выругался, потом закурил и неохотно продолжил:
– Дело не только в бизнесе, но еще и в политике. Вам будет нелишним узнать, что Венеция не тот город, где стоит заводить врагов. В вашем случае еще больше врагов.
Их проверяли. Коста понимал это так же ясно, как и Фальконе и Перони. Дураков среди них не было.
– Мы слушаем, – сказал он.
– Черт! – Рандаццо хмуро взглянул на инспектора. – Вы же считаете себя ловкими ребятами, да? Командой. Вам все нипочем, да? Один за всех и все за одного. И что? Думаете, что из-за этого вы стали неприкасаемыми? Ошибаетесь. Послушайте меня. Арканджело уже давно банкроты. Лет пять, не меньше. Держались они только потому, что пользовались поддержкой влиятельных друзей. В этом городе так устроено, что если знать нужных людей, то можно легко запустить руку в общественный карман. За последний десяток лет у них только по налогам долгов набежало на несколько миллионов. Семейка потихоньку получала отовсюду немалые субсидии, хотя их дурацкое предприятие давно уже не дает никакой прибыли. Его даже музеем назвать нельзя, потому как люди туда не ходят. Вы спросите, откуда поступали средства? Отвечаю. Кое-что давали деятели культуры. Исторические общества. Город. Регион. Ко всем Арканджело знали подход. Всех угощали сказочкой, что скоро дела пойдут в гору. Раздавали обещания направо и налево. И им верили.
– Ну, некоторые, осмелюсь предположить, верили не бескорыстно. Кое-что наверняка перетекало и в частные карманы, – заметил, усмехнувшись, Перони. – Вы на это намекаете?
– Может быть, – бросил недовольно Рандаццо. – Может, перетекало. А может, и нет. Что, разве в Риме откатов не бывает? Или вы такие сознательные и добропорядочные, что вам взятки и не предлагают?
Фальконе нахмурился.
– Мы – такие.
– Ладно, пусть вы особенные. Но я так скажу. Если Арканджело вдруг пойдут ко дну, город обнаружит в своих финансах дыру размером с лагуну. Такое не скроешь и не утаишь. На кону большие деньги. Если начнется расследование – а оно обязательно начнется, – многим вполне приличным людям придется давать показания в суде. И это еще в лучшем случае.
Перони вскинул бровь.
– Я не расслышал, вы сказали «приличным»?
– Не надо читать мне проповеди! – повысил голос комиссар. – Вы здесь чужаки и наших порядков не знаете.
Мэсситер подался вперед и, положив руку на колено Рандаццо, укоризненно покачал головой:
– Успокойтесь, комиссар. Не надо так волноваться. Мы имеем дело с профессионалами, а профессионалы – практичные люди. И они прекрасно понимают свою выгоду. – Англичанин посмотрел на римлян. – Я прав?
Фальконе достал из кармана блокнот, вырвал страничку, написал что-то и бросил листок на колени Рандаццо.
– Моя подпись. Напишите отчет и приклейте ее снизу. И тогда мы все сможем отправиться домой.
– Не пойдет! – взревел комиссар. – Нужно, чтобы вы сами все сделали. Вы – посторонние. У вас есть репутация. Ваше заключение никто оспаривать не станет. Все согласятся с тем, что вы скажете. Уриэль Арканджело убил свою жену. Мы это знаем. Я не требую, чтобы вы подгоняли доказательства или манипулировали уликами. Я не прошу вас подписывать то, с чем вы не согласны. Факты налицо. Я лишь хочу, чтобы вы правильно и убедительно все изложили. В вашем распоряжении неделя. Потом… – Он сделал широкий жест, включавший в себя и зеленовато-голубую лагуну, и безбрежное небо. – Потом – свободны. Ну, договорились?
