Майкл Коннелли - Цементная блондинка (Право на выстрел)
— Хорошо. Сообщи мне, когда что-то прояснится. Я, видимо, всю неделю так и буду болтаться — то туда, то сюда.
— Не волнуйся, Гарри, когда у нас что-нибудь будет, я тебе сообщу. Главное, оставайся спокоен. Ты хлопнул того, кого надо, понимаешь? У тебя у самого есть хоть какие-то сомнения на этот счет?
— До сегодняшнего дня не было.
— Ну и не переживай. Сильный всегда прав. Пусть Денежка Чэндлер сколько угодно вертит жопой перед судьей и присяжными — от этого ничего не изменится.
— Сильный всегда прав.
— Чего?
— Ничего.
Босх думал о том, что сказал Эдгар о Чэндлер. Занятно, до чего же часто угроза, исходящая от женщины, даже от профессионала, сводится копами к сексуальным ухищрениям. Он размышлял над тем, что большинство копов, наверное, такие же, как Эдгар, полагающий, будто сексуальность Чэндлер может дать ей какие-то преимущества. Они ни за что не признают, что она — чертовски хороший адвокат, в то время как жирный городской прокурор, защищающий Босха, — нет.
Босх поднялся и подошел к ящикам с делами. Отперев один из них, он стал рыться в его содержимом, пытаясь добраться до двух папок, которые называли «книгами мертвых». Обе были тяжелыми и сантиметров по восемь толщиной. На корешке одной было помечено «БИОГРАФИИ», на другой — «ДОКУМЕНТЫ». Обе относились к делу Кукольника.
— Кто будет давать показания завтра? — спросил через всю комнату Эдгар.
— Я не знаю, кто в каком порядке выступает. Она не сказала судье об этом. Но она прислала повестки мне, Ллойду и Ирвингу. Кроме того, вызвала Амадо — медэксперта — и даже Бреммера. Все должны прийти, и только тогда она скажет, кого будет опрашивать завтра, а кого — позже.
— «Таймс» не разрешит Бреммеру давать показания. Они никогда не связываются с этим дерьмом.
— Да, но он вызван повесткой не как корреспондент «Таймс». Он написал об этом деле книгу. Так что Чэндлер сварганила ему вызов на суд в качестве автора книги. Судья Кейс уже заявил, что на Бреммера не будет распространяться закон, защищающий журналистов. Может, конечно, юристы «Таймс» и явятся, чтобы поспорить, но судья свое слово уже сказал. Бреммер будет давать показания.
— Понимаешь, я думаю, она уже переговорила с этим парнем в своем кабинете. Но как бы то ни было, Бреммер тебе не страшен. В этой книжке ты выглядишь героем-спасителем.
— Надеюсь.
— Гарри, поди-ка сюда, взгляни.
Встав из-за пишущей машинки, Эдгар подошел к шкафам с документами. Затем осторожно снял с одного из них картонную коробку и водрузил ее на письменный стол. Коробка была размером примерно с шляпную.
— Осторожнее. Донован говорит, что за ночь просохнет.
Он поднял крышку коробки, в которой оказалось женское лицо, вылепленное из гипса. Оно было немного повернуто. Большая часть нижней левой стороны — в области челюсти — отсутствовала. Глаза были закрыты, рот — слегка открыт и перекошен. Линия волос была практически незаметна. В районе правого глаза лицо казалось распухшим. Все это напоминало классический фриз, которые Босху доводилось видеть на кладбищах и в музеях. Но он не был прекрасным. Это была посмертная маска.
— Похоже, этот скот врезал ей в глаз. Видишь, как опух?
Босх молча кивнул. Вид лица в коробке нервировал его даже больше, чем настоящий труп. Он сам не знал почему. Наконец Эдгар закрыл крышку и осторожно вернул ее на прежнее место.
— Что вы собираетесь с этим делать?
— Пока сами не знаем. Если ничего не выясним по отпечаткам пальцев, лицо окажется единственной возможностью опознать ее. В Нортридже есть один антрополог, который работает по контракту с коронером, если нужно восстановить лицо. Обычно он использует скелеты. То есть черепа. Я отвезу ему эту штуку и погляжу, возможно, он сумеет закончить лицо, наденет на него светлый парик... Он и гипс раскрасит под цвет кожи. Не знаю, может, это все равно что писать против ветра, но, по-моему, попробовать стоит.
Эдгар снова вернулся за пишущую машинку, а Босх сел за «книги мертвых». Он открыл папку с биографиями, но затем поднял глаза и некоторое время смотрел на Эдгара. Босх не знал, следует ли ему восхищаться напором, который проявляет в этом деле Эдгар, или наоборот. Раньше они были напарниками, и Босх целый год усердно обучал его искусству расследования убийств. Но до сих пор он так и не разобрался, много ли из его науки усвоил Эдгар. Тот постоянно уезжал осматривать всякую недвижимость, и каждый день его обеденный перерыв длился не менее двух часов, на протяжении которых он толкался на распродажах. Он, похоже, никак не мог понять, что работа в отделе по расследованию убийств не просто работа. Это — призвание. Точно так же, как убийство является искусством для того, кто его совершает, расследование этого убийства — искусство для тех, у кого есть такое призвание. И в данном случае не ты выбираешь его, а оно — тебя.
Думая так, Босх с трудом мог поверить, что Эдгар корячится над этим делом, руководствуясь одним лишь альтруизмом.
— Ты чего уставился? — спросил Эдгар, не отрывая глаз от машинки и продолжая печатать.
— Да ничего. Просто думаю обо всем этом.
— Не переживай, Гарри, все образуется.
Босх погасил окурок в глиняной кружке с остывшим кофе и закурил новую сигарету.
— А что, первоочередность этого дела, провозглашенная Паундсом, требует сверхурочной работы?
— Абсолютно точно, — улыбнувшись, ответил Эдгар. — Ты видишь перед собой человека, в голове у которого только и вертится мысль: как бы побольше поработать.
«Что ж, по крайней мере, на этот счет он честен», — подумал Босх, возвращаясь к «книгам мертвых» и проводя пальцем по толстой пачке документов, прошитых тремя большими кольцами. Здесь находилось одиннадцать разделительных табличек, и на каждой — имя одной из жертв Кукольника. Босх стал просматривать раздел за разделом, разглядывая фотографии, сделанные на местах преступлений, и перечитывая биографические данные каждой убитой.
У всех них была одинаковая подноготная: уличные проститутки, высококлассные «девочки сопровождения», стриптизерки, порноактрисы, подрабатывающие на вызовах по телефону. Кукольник прекрасно ориентировался в ночном мире города. Он отыскивал своих жертв с такой же легкостью, с какой они следовали за ним в темноту. Одна и та же схема, вспомнил Босх слова полицейского психолога.
Но, глядя на застывшие гримасы смерти, запечатленные фотообъективом, Босх подумал, что следственная группа никогда не обнаруживала каких-либо физических данных, которые объединяли бы все жертвы. Среди них были блондинки и брюнетки, женщины плотного телосложения и чахлые наркоманки. Среди них было шесть белых женщин, две родом из Латинской Америки и еще две — азиатки. В этом смысле Кукольник не допускал никакой дискриминации. Этих женщин объединяло только то, что Кукольник находил их на дне — там, где выбор ограничен и «ночные бабочки» легко порхают вслед за незнакомцем. Психолог сказал, что каждая из них была похожа на раненую рыбу, посылающую невидимый сигнал, который неизбежно доходит до акулы.
— Она была белой, верно? — спросил он Эдгара.
Тот перестал печатать.
— Да, так сказал коронер.
— Вскрытие уже сделали? Кто его проводил?
— Нет, аутопсия назначена на завтра или послезавтра, но когда мы привезли тело, Корасон осмотрела его. Она считает, что труп был белым. А зачем тебе?
— Ни за чем. Блондинка?
— Ага, по крайней мере, была на момент смерти. Обесцвеченная. Если ты собираешься меня спросить, не проверил ли я заявления о пропавших белых пергидролевых цыпочках, которые исчезли четыре года назад, то пошел ты на хер. Я сколько угодно могу работать сверхурочно, но с таким описанием круг поисков сузится самое малое до трех-четырех сотен человек. На черта мне мучиться, если завтра я, возможно, получу ее имя по отпечаткам пальцев! Только время терять.
— Да, знаю. Просто я хотел...
— Просто ты хотел, чтобы у меня были ответы на кое-какие вопросы. Мы все этого хотели бы. Но иногда на это требуется время, дорогой мой.
Эдгар снова принялся печатать, а Гарри углубился в папку. Однако мысли его невольно продолжали вертеться вокруг лица в коробке. Ни имени, ни занятий. Они не знали о ней буквально ничего. Но что-то в гипсовом отпечатке говорило ему, что она подходила под требования Кукольника. В этом лице была какая-то жесткость, не имевшая ничего общего с гипсом. Она также была со дна.
— Что-нибудь еще нашли в цементе после того, как я уехал?
Эдгар прекратил печатать, шумно затянулся и спросил:
— Ты имеешь в виду что-то вроде сигаретной пачки?
— Возле всех остальных Кукольник обычно оставлял их сумочки. Ремешки он отрезал, чтобы душить их, но возле тела мы всегда находили одежду и сумочки. Единственное, чего не хватало, была косметика. Он неизменно забирал ее с собой.
— На сей раз — ничего. По крайней мере, в цементе. Когда они закончили раскопки, Паундс выставил там часового. Больше ничего не нашли. А барахло он мог оставить в складской комнате и оно потом сгорело или его слямзили. Гарри, ты думаешь, это подражатель?
