Маргарет Трумэн - Убийство в ЦРУ
Арпад Хегедуш, нервный малорослый человек сорока шести лет, носил рубашки, воротнички которых были ему чересчур малы и сдавливали шею, костюмы же оказывались чересчур велики и висели на нем мешком. Он был женат, имел двоих детей. Большую часть знаний и навыков психолога приобрел в неврологической и психиатрической больнице на Баласса-утша, возле моста Петефи, соединявшего Будскую и Пештскую стороны Большого Бульвара. Он обратил на себя внимание советских властей после того, как разработал и провел серию психологических тестов для тех, чья работа носила деликатный или режимный характер, — тесты позволили выявить черты личности, которые могут привести к разочарованию и, вероятно, даже к утрате преданности. Его взяли в Москву, где он провел год в ВАСА — школе советской военной разведки, составившей спецфакультет престижной Военно-дипломатической академии. Там блестящий интеллект венгра не остался незамеченным, и Хегедуш был внедрен в «Советскую колонию», ответвление КГБ, занимавшееся разработкой мер по поддержанию духа преданности в советских колониях за рубежом. Там он и работал, когда Кэйхилл познакомилась с ним на приеме, хотя официально числился среди профессорско-преподавательского состава в своей венгерской альма-матер.
В последующие месяцы Кэйхилл несколько раз сталкивалась с ним. Однажды, когда она ужинала в ресторане «Вигадо», куда ходили в основном деловые люди, он подошел к ее столику и спросил, нельзя ли ему присоединиться к ней. Разговор завязался непринужденный. Он хорошо говорил по-английски, любил оперу и американский джаз, много расспрашивал о жизни в Соединенных Штатах.
Кэйхилл не придала значения случайной встрече. Лишь через две недели стало ясно, чего добивался венгр.
Стояло субботнее утро. Коллетт делала пробежку и завершила ее у бывшего Королевского дворца на Крепостном холме. Во время второй мировой войны дворец был полностью разрушен. Теперь восстановительные работы почти завершились, и дворец, образчик архитектуры барокко, был преобразован в обширный музей и культурный комплекс, включавший Венгерскую национальную галерею.
Кэйхилл часто бродила по музею, ставшему для нее чем-то вроде тихой гавани и мирного убежища.
Она стояла перед огромным средневековым полотном, написанным на евангельский сюжет, когда сзади подошел какой-то мужчина.
— Мисс Кэйхилл, — мягко произнес он.
— О, приветствую вас, мистер Хегедуш. Рада снова вас видеть.
— Вам нравятся эти картины?
— Да, очень.
Он стал рядом с нею и, не отрывая глаз от живописного полотна, произнес:
— Я хотел бы поговорить с вами.
— Да, пожалуйста.
— Не сейчас. — Он окинул галерею внимательным взглядом, а потом сказал, причем так тихо, что она едва расслышала:
— Завтра в одиннадцать вечера у церкви Святой Марии Магдалины на Калиштран-тер.
Кэйхилл удивленно воззрилась на него.
— Позади, за колокольней, — добавил он. — В одиннадцать. Буду ждать всего пять минут. Благодарю. Прощайте.
Кэйхилл смотрела ему вслед, пока он пересекал большой зал. Шел он, крутя головой, как бы впитывая взглядом все лица, проплывавшие мимо, и косолапо раскачиваясь низкорослым, округлым телом.
Она сразу же поехала домой, приняла душ, переоделась и отправилась к Стэну Подгорски домой.
— Лил, привет, — обратилась Кэйхилл к его жене, когда та открыла дверь. — Извини, что врываюсь, но…
— Чего уж там! Самый обычный венгерский субботний вечерок, — откликнулась Лил. — Я пеку пирожки, а Стэн читает нелегальный номер «Плейбоя». Говорю же: прямо — в вашем понимании — рядовой венгерский уик-энд.
— Надо поговорить, — сказала Кэйхилл Стэну, оказавшись в заполненной людьми маленькой гостиной. — Со мной сейчас произошло такое, что может оказаться весьма серьезным.
Они вышли на улицу, и она рассказала ему о встрече в музее.
— Что вы о нем знаете? — спросил Стэн.
— Немного, всего-навсего что он психолог в больнице и…
— И еще он из КГБ, — добавил Подгорски.
— Вы это точно установили?
— Точнее некуда. Он не только в КГБ, но и придан СК — группе, которая следит здесь за каждым шагом каждого русского. Если он ищет подхода к вам, Коллетт, то может и игру затеять — или может оказаться чертовски ценен. Да что я, Господи, «ценен» — мерка слишком малая. Он может оказаться золотом, чистым золотом.
— Не понятно, почему он на меня вышел? — заметила она.
— Это не имеет значения. Понравилось, как вы выглядите, почувствовал, что может довериться. Кто знает? Главное сейчас — взяться за это и не наделать ничего, что смогло бы его отпугнуть, дальний прицел — попробовать его обратить, если он уже не обратился. — Стэн взглянул на часы и сказал: — Значит, так, ступайте домой и соберите обычный ночной набор причиндалов. Встретимся через два часа в посольстве, я отыщу еще кой-кого, кто нам в этом деле понадобится. В посольство добирайтесь кружным путем. Убедитесь, что нет никакого хвоста. Кстати, кто-нибудь проявлял интерес к вашей беседе с ним в музее?
— Если честно, я не проверяла, никого не высматривала, но он точно — следил. Нервы у него были натянуты до предела.
— Хорошо. И по хорошему поводу. О’кей, два часа, и будьте готовы к марафону.
Тридцать шесть часов, что последовали за этим, оказались напряженными и изматывающими. К тому времени, когда Коллетт направлялась к площади у церкви Святого Иоанна Каспирано, она уже получила полную справку об Арпаде Хегедуше, собранную контрразведывательным отделением резидентуры, в чью задачу входило составление биографических досье на каждого в Будапеште, кто работал на противника.
Серый русский четырехдверный «зим» с двумя агентами был задействован для ее сопровождения к улице-явке, названной Хегедушем. Инструкции, полученные Кэйхилл, были просты и непререкаемы.
Ни в коем случае ничего от него не принимать: ни клочка бумаги, ни спичечного коробка, ничего — дабы не угодить в стандартную шпионскую ловушку при получении документа из рук в руки от противной стороны и не попасть под немедленный арест по обвинению в шпионаже.
Если что-то покажется не так («Что угодно!» — подчеркнул Подгорски), отказаться от встречи и пройти пешком два квартала до угла, где ее подберет машина. То же правило действует и в случае, если он окажется не один.
Небольшой специальный пистолет 38-го калибра, который она носила в кармане плаща, должен там и оставаться, если только применение оружия не станет абсолютно необходимым для ее личной защиты. В случае возникновения подобной необходимости два агента в «зиме» прикрывают ее, используя автоматы М-3 с глушителями.
Хегедушу не давать никаких обещаний. На встречу напросился он, и ее дело — просто выслушать то, что ему заблагорассудится сказать. Если он даст понять, что желает стать двойным агентом, следует назначить еще одну встречу на конспиративной квартире, от которой уже решили вот-вот отказаться. Нет никакого смысла открывать ему ныне используемое место до тех пор, пока не появится полная уверенность в том, что он чист.
Кэйхилл задержалась перед небольшим кафе ниже по улице от готической церкви. Хорошо еще, что там было это кафе: сердце у Коллетт билось учащенно, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Часы показывали 10.50. Он сказал, что будет ждать пять минут. Она не опоздает.
Мимо проехал серый «зим», агенты смотрели прямо перед собой, однако боковым зрением наблюдали за ней. Кэйхилл отошла от кафе и приблизилась к церкви, стоявшей все еще в руинах, если не считать наспех восстановленной колокольни. Промелькнула глупая мысль: а ведь ей хочется, чтоб все кругом окутывал туман, чтоб над всей сценой сгустилась атмосфера киношной встречи-шпиона-со-шпионом. Не было тумана: стояла ясная будапештская ночь. Почти полная луна ярким потоком света омывала крохотные улочки и высокую церковь.
Кэйхилл зашла за церковь, остановилась, огляделась. Никого не было. Может и не появиться. Подгорски предусматривал и такую возможность. «Чаще всего у них душа в пятки уходит, — объяснил он ей. — А может, его уже взяли. Он и без того слишком высунулся, шею под топор подставил даже тем, что заговорил с вами, Коллетт, может статься, вы тогда видели его в последний раз».
Сама Коллетт испытывала двойственные чувства. Надеялась, что он не появится. Надеялась, что придет. В конце концов в том и состояла ее новая работа на ЦРУ в Будапеште: отыскать как раз такого человека и превратить его в удачливого и результативного контршпиона, работающего против собственного начальства. То, что все произошло так скоропалительно, так легко, было невероятно, было… «Жизнь — это то, что происходит с тобой и вокруг, покуда ты строишь совсем другие планы», — всегда повторял ее отец.
— Мисс Кэйхилл.
Возглас потряс ее. Хоть она и ждала встречи с человеком, но не была готова к его голосу, к любому голосу. У нее перехватило дыхание, страшно было даже обернуться.
