Дорога к Зевсу - Азаров Алексей Сергеевич
Сейчас Цоллер живо напоминает мне старого бульдога, размышляющего, вцепиться ли ему в здоровенную кость. С одной стороны, соблазн велик; с другой — и зубы уже не те и помойки по задним дворам полны объедков.
Складки на лбу советника застывают; клочки конверта, едва не сброшенные было в мусорную корзину, притягивают толстые пальцы. Цоллер рассматривает их, перекладывает с места на место.
— Так, — говорит он невыразительно. — Давай-ка, сынок, начни еще раз по порядку.
Я киваю и сглатываю слюну. Когда я напрягаюсь, слюнные железы у меня работают с двойной нагрузкой. Очистив рот и набрав порцию воздуха, я переношусь из кабины советника в Париж, в сентябрьские дни, когда рота Лемана охраняла особняки гестапо в Булонском лесу. Запинаясь, я повествую о тяготах караульной службы, а затем принимаюсь распространяться о том, что жизнь бойца СС в Париже отнюдь не похожа на идиллию и что это сущие враки, будто девки сами вешаются на шею.
— Брехня это, вот что я доложу! — решительно заявляю я, с удовлетворением замечая, что на щеках Цоллера вздуваются желваки.
— Ну вот, — говорю я и зажигаю сигарету. — Теперь господин советник поймет, почему мы все обрадовались, когда Фогель попал в наш взвод. Жуткая скука, а тут приходит душа-парень, и всем вроде бы полегче. Мы, конечно, знали, что он из разжалованных, но приняли его по-товарищески, да и он, верное дело, держался как гвоздь!
Цоллер берется за карандаш.
— Фогель? Он кто был по званию?
— Шарфюрер… А раньше — штурмфюрер. На нем фон Варбург отыгрался, когда…
— Не спеши, сынок!
— Ясно!
Я вновь киваю и возвращаюсь к Фогелю, который на самом деле, сколько мне помнится, был не рубахой-парнем, а порядочной-таки скотиной. Однако это не самое существенное отступление от правды, допущенное мной, и я продолжаю рассказ, стараясь, чтобы факты и ложь сочетались в нем в разумных пределах Фогель и точно служил во взводе Лемана Списки роты, захваченные маки, содержали его фамилию и указание командования, что бывший офицер СС должен пройти проверку в боевой обстановке. Варбург постарался сплавить свидетеля подальше — недаром взвод был снят с охраны особняков и брошен против франтиреров Плохо только то, что Фогеля не оказалось среди убитых, плохо в равной степени как для Варбурга, так и для меня.
— Не спеши, сынок, — повторяет Цоллер. — Откуда он к вам попал?
— Из госпиталя. Он был ранен, легко ранен, самую малость.
— И он был с тобой откровенен?
— Не сказать… Просто, понимаете ли, когда лежишь бок о бок в засадах и ждешь, что франтирер подстрелит тебя, то язык сам собой развязывается, особенно после боя… Так оно и вышло… Вообще-то, между нами говоря, лежать в засаде — скверная штука…
Цоллер торопится остановить поток не относящихся к делу воспоминаний. Жест его красноречив, и, повинуясь ему, я перехожу к истории Фогеля, Эрлиха и фон Варбурга.
Цоллер выслушивает ее с угрюмым лицом. Дав мне выговориться, он откладывает карандаш и некоторое время сидит неподвижно, скрестив руки на груди.
— Забавно. Если я тебя правильно понял, сынок, штурмбанфюрер Эрлих арестовал английского агента, а потом вместе с Варбургом попытался установить контакт с Лондоном? Так? Ты говоришь, к англичанину применяли третью степень? Откуда тебе это известно?
— От Фогеля. Он участвовал в допросе. Фон Варбург приставил к тому типу свою любовницу СС-шарфюрера Лизелотту Больц, и втроем с Эрихом они сорганизовали настоящий заговор.
— Вот как?
— Так утверждал Фогель! — быстро поправляюсь я. — А потом Эрлих застрелился, и фон Варбург куда-то вывез англичанина Фогель все хотел дознаться, куда, но не мог его сначала самого упрятали в сумасшедший дом, а потом в госпиталь и — тю, тю! — к нам.
При желании я мог бы рассказать всю эту историю значительно точнее и подробнее, ибо английским агентом, носящим имя Стивенса, был все-таки я сам и это мне всаживал под пальцы левой руки длинные иглы “рубаха-парень” Фогель. Помню я и другое, как Эрлих, проиграв свою игру, застрелился на глазах у меня и Люка; и то, как трудно было уйти из конспиративной квартиры гестапо, где происходил решающий разговор с Эрлихом. Фон Варбург вывез меня на своей машине, бросив в квартире труп Эрлиха и связанную мною Лизелотту Больц, и один черт ведает, как он потом выкручивался, отводя от себя подозрения… А еще двое суток спустя он исчез, уехал в Берлин, оставив мне и Люку ничего не стоящую в данном случае подписку о сотрудничестве.
Штурмбанфюрер Эрлих — вот кто был настоящий противник. Он тонко и аккуратно вел игру, преследуя сразу две полярные цели: внедрить гестапо в парижскую резидентуру Стивенса и полупить для себя и Варбурга страховой полис на случай поражения Германии.
Вспомнив Эрлиха, я думаю о Цоллере и отдаю ему должное: он тоже противник не из слабых. Советнику не хватает тонкости покойного штурмбанфюрера, но зато он лучше подкован в профессиональном отношении. Если Эрлих, придя в гестапо по рекомендации НСДАП, был и оставался блестящим дилетантом, то Цоллер, унаследованный службой безопасности от полиции времен Веймара, прекрасно разбирается в тактике и методике сыска. Сейчас я подбрасываю ему возможность разом взлететь в высокие сферы. На фон Арвиде и “заговорщиках” не сделать карьеры, но бригаденфюрер Варбург — достаточно прочная и широкая ступень, чтобы подняться в кабинеты, расположенные по соседству с апартаментами Мюллера и Кальтенбруннера.
— Ну, и что ты предлагаешь? — задумчиво говорит Цоллер, собирая остатки конверта. — Хотя нет, сначала ответь: с чего ты взял, что письмо послано фон Варбургом?
— Я этого не говорил.
— Зачем же ты его выудил из мусора?
— Мне показалось… Пусть господин советник поймет меня правильно. Я долго молчал о Варбурге, а тут письмо, и порванное так, будто половину фон Арвид унес с собой. Вот я и подумал: а не от фон Варбурга ли оно случаем? Чем черт не шутит, вполне свободно может оказаться, что они родственники… или еще что-нибудь в этом роде… Я, конечно, могу и ошибиться… Но пусть господин советник решает сам, имею ли я право молчать, подозревая бригаденфюрера в измене рейху.
“А ты парень не промах!” — отвечают мне глаза Цоллера. Порывшись в кармане, советник вытаскивает сигару и, перегнувшись через стол, протягивает ее мне.
— Что за дерьмо ты куришь? Возьми-ка это.
СС-гауптшарфюрер Леман, слившийся с “я” Стивенса, вскакивает со стула и щелкает каблуками.
— Благодарю, господин советник! Мне идти, господин советник? Или прикажете обождать?
— Обожди, сынок, — говорит Цоллер и тянется к телефону. — Дежурный? Тут у меня один паренек, устройте-ка его часика на два. И присмотрите, чтобы он ни с кем не болтал.
Сигара едва не падает у меня из пальцев. Ладони слабеют и становятся влажными.
— Вот так-то, сынок, — говорит Цоллер. — И не сердись на меня. Такая уж у меня работа, что я даже жене не могу сказать “да” или “нет”, если не посоветуюсь с кем надо. Ты парень смекалистый, и поэтому я не держу от тебя тайн. Покури у нас внизу и подумай хорошенько. А если ты и потом повторишь мне свою сказку, то я попробую решить, как быть дальше.
Жирная цифра “13” лезет мне в глаза с настенного календаря. Вот и не верь после этого в приметы, роковые совпадения и всякую прочую чертовщину! Если мне доведется и на сей раз выбраться, то, право слово, схожу-ка я в ближайшую кирху и поставлю свечку святому Георгию, покровителю военных. Или нет? Пожалуй, мне уж поздновато становиться верующим. Как-то, знаете, при всем доверии к силам небесным в делах земных я привык полагаться на себя самого…
И потом ставлю свою бессмертную душу против коробка эрзац-спичек, что, когда меня проводят вниз, Цоллер позвонит в управление личного состава СС и наведет подробную справку о бывшем штурмфюрере Фогеле. Это меня не пугает, ибо Фогель действительно служил во взводе Лемана.
Я мысленно ощупываю свою шею и убеждаюсь, что голова сидит на ней достаточно прочно. Будем надеяться, что дело не дойдет до плахи в Моабите и Франц Леман еще не раз полюбуется звездами. Как известно, тяга к звездам — профессиональный признак, роднящий меж собой астрономов и ночных сторожей.
