Дорога к Зевсу - Азаров Алексей Сергеевич
— Ну, полно, — говорю я и протискиваюсь мимо нее в переднюю под взоры бесчисленных Бахманов. — Господин капитан дома?
— А вы что — к нему? — парирует Магда и поворачивает ко мне необъятный зад.
— Магда!
— Нет, право же, хорош! Хоть позвонить-то вы могли?
— Работа, Магда!, Я и сейчас ненадолго, только заберу ранец и…
Магда живет одна-одинешенька, и за тот месяц привязалась ко мне. Но я и предположить не мог, что настолько!
— Ну и выкатывайтесь! — говорит она и скрещивает руки на груди. — Берите свой ранец и катитесь на все четыре стороны, болтун вы этакий! И пусть вам кто-нибудь другой стирает носки!
— Я их сам стираю…
— Это правда, — подумав, говорит Магда. — Вы аккуратный господинчик. Наверное, уже присоседились к кому-нибудь под бочок?
Словно это и не она выставила меня, когда пришла телеграмма! По всей видимости, господин капитан не задержался в родных пенатах, и теперь Магда страдает от одиночества.
— Я сплю в конторе, — говорю я серьезно. — В общем, устроился как мог… Где мой ранец?
— А где ему быть, не в Рейхсбанке же?
Магда вводит меня на кухню и голой рукой бесстрашно хватает с конфорки кипящий кофейник.
— Садись, раз уж пришел!
Повторять приглашение не требуется, и через минуту я расправляюсь с домашней булкой, запивая ее горячим кофе. Магда, с неожиданным для ее веса проворством, хозяйничает у плиты, искоса бросая на меня довольные взгляды… Но только ли довольные? Что-то странное чудится мне в них. Невысказанный намек или предостережение…
— А я опять одна, — говорит Магда. — И когда это кончится, Франци?
— Что кончится?
— Все… Бедный господин капитан. Опять ему не везет…
Как выясняется, господин капитан Бахман не покидал Берлина. Дела службы требуют его постоянного присутствия в казармах, откуда он — бедняга! — не может вырваться домой. Я не слишком внимательно прислушиваюсь к болтовне Магды, сетующей на невзгоды капитана, поскольку считаю, что казарменная жизнь не наносит невосполнимого ущерба Бахману. Куда больше меня занимает другое: почему так суетится сегодня Магда? И чем она смущена?
Я допиваю кофе и, выгадывая время, перебираю пожитки в ранце. Мне неохота расставаться с теплой кухней, и, кроме того, я надеюсь разобраться в маленькой загадке, кроющейся в поведении Магды… Переложив с места на место носки и платки, я выуживаю из-под них связку писем и обнаруживаю, что в них рылись… Вот оно как!
Лицо Магды багровеет, а я засовываю пачку на самое дно, отметив при этом, что советник Цол-лер не любит медлить. Надеюсь, он не внушил Магде мысль, что я злоумышленник, угрожающий безопасности империи?
— Вы еще придете? — спрашивает Магда, когда я встаю.
— Постараюсь.
— Если хотите, я могу поговорить с господином капитаном. Если вам негде ночевать…
Слишком много “если”, Магда! Не сомневаюсь, что советник Цоллер порекомендовал тебе быть подобрее со мной, и вот теперь ты теряешься в догадках, как быть. С одной стороны — визит из гестапо; с другой — собственная твоя симпатия к Леману и заверения Цоллера, что СС-гауптшарфюрер — порядочный парень, а вещи его осматриваются просто так, в превентивном порядке.
На улице ранец точно припечатывает меня к тротуару. Я мусолю сигарету, и хорошее настроение покидает меня. Как ни грустно, именно Магда, а не гестапо или Цоллер нанесла мне удар. Почему она промолчала, Магда?
Я двигаюсь вместе с толпой сам с собой наедине… Дома — с друзьями, в Париже — с Люком, везде мне было с кем поговорить более или менее откровенно. А здесь? Навряд ли сыщется в Берлине человек, более одинокий, нежели Франц Леман. Вот он и беседует с собой, не забывая одновременно поглядывать по сторонам, чтобы не налететь на прохожего или фонарный столб.
“Что искал Цоллер?” — говорю я себе.
И отвечаю: “Ничего конкретного. Просто проверял на всякий случай. Да и не он сам был здесь; скорее, прислал человечка”.
“А если нет? Что, если…”
“Тогда, старина, ты бы уже сидел в гестапо”.
“Допустим. Но не пора ли бить отбой? Связи нет, и Варбурга ты не нашел. Когда ты до него доберешься? И доберешься ли?”
“Стоп!” — говорю я благоразумному Францу Леману и лишаю себя собеседника. Этак можно бог знает до чего доболтаться! И, кстати, что это за диалоги тет-а-тет с собственным “я”? Не самый ли прямой путь ты избираешь, старина, для превращения из оптимиста в мизантропа?
Я засовываю руку в карман и нащупываю в нем обрывки конверта. Сегодня ночью я выудил его из мусорной корзины фон Арвида. Хороший предлог, чтобы нанести визит советнику Цоллеру и подогреть его интерес к своей особе. А заодно и двинуть с точки замерзания некое дело, в котором господину советнику отводится известная роль… Позвонить или подождать?
Ничего не решив, я достаю сигарету и закуриваю. Вместе со смятой пачкой под руку подворачивается десятипфенниговик. Не монетку же в самом деле бросать — “марка” или “пусто”?
Я иду… Или нет. СС-гауптшарфюрер запаса Франц Леман вышагивает по берлинским улицам. Плечи расправлены, голова как на палке. Прохожие обтекают его, угадывая под штатским пальто одного из тех, кому фюрер предрек повелевать миром. То обстоятельство, что на Висле и Одере германские войска, спрямляя линию фронта, эластично сокращают оборону, нисколько не обескураживает Франца Лемана, беспредельно верящего в гений фюрера. Айн, цвай!.. Как должен поступить Леман — доверенное лицо господина советника Цоллера?
Да, айн, цвай… айн, цвай, а что же дальше?
6
История Мальбрука, собравшегося в поход, и там мирандо, мирандо, мирандо, пользуется во всем мире печальной популярностью. Фельдмаршал, как известно, попал в пикантное положение, очень схожее с тем, в каком нахожусь я сам.
Клочки конверта, лежащие перед Цоллером, словно белые знамена разбитых войск, и вряд ли мне удастся собрать армию для новой битвы.
— Что ж ты запнулся, сынок? — говорит Цоллер и удобно складывает на столе мощные руки. — Продолжай, я слушаю тебя. Значит, ты нашел конверт и вспомнил бригаденфюрера? А почему его? Мало ли имен, начинающихся на “вар”?
— Это точно, — говорю я.
— Ну, ну, не валяй дурака! Или ты предпочитаешь для начала посидеть в камере? У нас в подвале очень чистый воздух, способствующий освежению мысли.
— Я ничего не утверждаю, — говорю я и разминаю сигарету. — Но при чем здесь камера? Я и рейхсфюреру СС выложу то же самое, и никто не упрекнет меня за это. Долг члена партии…
Цоллер предостерегающе машет рукой.
— Помолчи, сынок! И не надо мне угрожать. Мы с тобой делаем общее дело, но это не означает, что я все приму на веру. Сначала ты должен доказать кое-что, и лишь тогда я буду на твоей стороне. Такие уж в гестапо правила, сынок!
Я не хуже Цоллера знаком с правилами гестапо и именно потому после колебаний рискнул проявить инициативу и напроситься на свидание. Клочки конверта с фамилией отправителя, начинающейся на “вар”, были моими полками, посланными в наступление.
На первых порах Цоллер, выслушав рассказ о Варбурге, равнодушно заметил, что было бы полезнее, если б я занимался фон Арвидом, а не лез в гестапо с баснями. При этом он собрался было смахнуть обрывки в корзину, но помедлил и, выбрав один из них, наморщил лоб. Складки — предвестники лавины — тяжело нависли над бровями.
И все-таки даже тогда я не был уверен, что Цоллер “готов”. Отправляясь в гестапо, я взвесил, что мог, но фактов у меня было маловато, а догадки нисколько их не заменяли. Бесспорным казалось одно: Цоллер из чиновников старой закваски, начавший карьеру до 1933 года. Причем карьеру не слишком-то удачную. В его возрасте полагалось быть оберштурмбанфюрером и сидеть в центральном аппарате. Но, может быть, Цоллер из категории служак, начисто лишенных воображения и честолюбия? Такие обычно тянут лямку до пенсии, и стремления их не идут дальше покупки клочка земли в Целлендорфе. Неординарная комбинация, проводимая против фон Арвида, может оказаться единичной счастливой находкой советника, не более… Но если и так, то и тогда что я терял со своим рассказом о Варбурге?
