Федор Ерист - Возможны варианты... Книга 1
— Но если серьезно, пока ноль. Мы просто не знаем, к кому искать подходы. С чем сравнить, не знаю: свинарник, бардак и меняльная лавочка в одном сосуде. И когда закончится, предположить не могу.
— Ну пошли–пошли. Кстати, как твоя контузия?
— Нормально. Иногда возвращается заикание, но все реже…
— Эта дача входила в жилой городок руководства службы, но располагалась очень удачно: попадали в нее приглашенные скрытно, для этого ее таким макаром и устроили. Гигантский опыт поиска схронов и убежищ в западных областях Украины, Белоруссии, Прибалтики, ну и, конечно, сами много строили, кстати, в тех же краях.
Охрана знала Ершова, и обошлось без ритуальной процедуры проверки, которая никогда не была лишней, но всегда обременительной.
Директор встретил в холле, поздоровался и пригласил к столу:
— Я знаю, Вы голодны и с дороги, поэтому раньше начнем — раньше кончим. Давайте по маленькой и параллельно о деле.
По–русски чокнулись и выпили водки. Гвоздь стола — вареная картошка с селедочкой и, конечно, сборная солянка. У-ум!
Директор знал, как и чем угощать вернувшихся домой с «холода». Плотно поели, завязывая разговор.
Потом пили кто чай, кто кофе, и Шульц приступил. Повтор доклада, сделанного у шефа Департамента, не занял много времени. Резидент помнил, на чем надо остановиться подробно. Лебедев был сам битый–перебитый и прекрасно ориентировался в иносказаниях и недомолвках резидента в Берлине.
— В чем сложность подхода к украинцам? В уникальности ситуации: вербовочная беседа — да не проблема! Подходим практически к любому. Уверенность почти полная, работать будут за гроши, но не на Россию. Весь или почти весь загранаппарат комплектуется западенцами. В этом есть и объективная сторона — знание языков. Но это люди временные, примитив чудовищный, кругозор — в пределах Вильной Украйны. И любовь к России, виноватой во всем и, видимо, особенно в существовании украинцев как нации, а не в качестве рабочего скота на польских хуторах.
Они не обучаемы и терапия в этом случае бессильна! Как только устаканится обстановка, их всех попрут на природу, назад в Карпаты. Ну в Ивано — Франковск, в пробирную палатку.
Наиболее реалистичен Тарас Черновил. Пока он депутат Верховной Рады, но, видимо, у парня есть будущее. В середине июня я информировал Центр о внедрении в окружение Черновила нашего человека. Собственно, в окружении Тараса он давно. Мы серьезно оцениваем его возможности в освещении политического развития Западно — Украинского клана.
Главной побудительной причиной контакта с нами послужило убийство Черновила–старшего. Причем и Тарас, и его соратники уверены абсолютно, что батюшку шлепнули люди Кучмы и те, кто управляет Ющенко. Эта группа оценивается западенцами как единое целое.
Политическая трансформация сына продолжается, есть некоторые признаки понимания, что избежать раскола Украины на четыре области на западе и все остальное невозможно. Хотя очень хочется.
Время все расставит на свои законные места. Время, экономика, голос крови и религия. Сопротивление естественным процессам ухудшит ситуацию — и возможна большая кровь.
Тарас реально оценивает последствия унии с Польшей и, видимо, понимает: гарантом существования Украины как государства в ее исконно западных областях может быть только Россия.
При всей спорности исторических, политических и экономических аргументов, осознание реалий выглядит именно так. Нами точно установлено через Украинское посольство в Германии: Черновил не подпускает близко к себе особо чокнутых униатов, предпочитая общаться и держать совет с жесткими прагматиками. Изложенное мной подтверждает и вновь приобретенная агентура. Украинский раздел «Затеи» допускает только такое толкование.
Доклад я в основном закончил, и приказ, конечно, будет выполнен. Но остаюсь при своем: создавать серьезную сеть надо из серьезных людей. Из тех, кто сейчас учится, и учится на Западе. Пусть изучают и сравнивают. Среди тех, кто способен на объективный анализ, не равнодушен к судьбе Украины, будем искать людей — и найдем! В Европе Украину будут только использовать. Серьезно Киев не воспринимает никто, да и объективно нет предпосылок. Зачем налаживать сотрудничество, тратить время и деньги? Вся эта шайка–лейка и так ест из рук и будет делать только то, что позволит хозяин. Границы песочницы установлены жестко, и эта братия не рискнет получить по попе. Действия Березовского укрупняют картинку.
Боли они боятся, и страшно остаться наедине со своим же народом, с теми же западенцами.
Им нечего сказать никакой внятной программы нет и быть не может. Окромя «бей клятих москалей» — что? Вся программа — правильно поделить доход от российского газа. В бумажниках этих ребят и политика и экономика.
Вот еще интересно! Мой паренек беседовал третьего дня с поляком. Ничего серьезного — разведбеседа, изучал. Сам поляк никто и звать его никак — клерк в торговой фирме и без перспектив. Парень мой зевать уже начал, и тут пшек выдал: «Львов был наш и скоро опять наш будет». Знаю — для Центра ничего нового. Но какой цинизм? И железная уверенность! И этот пустяк не единственный. Что за этим? Эмоции?
Я про научный коммунизм знаю мало, но это, вроде, оттуда: идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами. Кажется, так. А кто не хотел бы куснуть нашу матушку, в нынешнее–то время? Но самим страшновато! Поляки предлагают себя на убой сами. Гонор шляхты проснулся? Кто ж на Западе таким дуракам не рад?! Не приведи Господь, но если дело дойдет до горячего, все эти реверансы про права человека и уважение к кому ни попадя — по боку. За разговоры о политкорректности будут вешать. И первыми спохватятся англичане. Во Франции зреет что–то вроде бунта. Как–то это связано с Аль Каидой. Но об этом у Гущина спрашивать надо — ему в Париже виднее.
А кто в Европе готов серьезно драться? Пошуметь–пограбить — это пожалуйста. Но уже первая ночь в окопе здорово отрезвляет. Потом убить могут. Надо это им? Самое время вспомнить о героизме польской кавалерии. Вот и хорошо, вот и ладушки! Польско–бандеровское ополчение берет Москву. На дележку добычи подъедут большие дяди.
Лозунг момента: «цивилизационное превосходство». Не знаю, видится ли сожжение православных еретиков правоверными католиками, но о триумфе и банкете в Кремле мечтается!
По проникновению — если последует приказ, я готов. Дополнительного кредита не надо, обойдусь тем, что есть. А решение простейшее — вербовка «под чужим флагом», если дадите добро, разумеется! Других вариантов пока не просматривается, и толку все равно не будет, если уж так, то лучше деньги просто пропить.
Потом долго прокручивали варианты вербовок «под чужим флагом» для краткосрочных тактических целей и варианты подготовки агентуры для долгосрочных целей на оседание, с прицельным попаданием в высшие эшелоны власти.
Первые были важны в свете надвигающейся угрозы, вторые — на случай мирного и логичного развития событий.
Так, наверное, беседуют музыканты или очень увлеченные люди о предмете своей страсти. Три человека, беседующих за столом, представляли три самых верхних этажа политической разведки. Последствия такого разговора по прошествии времени, значительного или не очень, скажутся на решениях и действиях высшего руководства России, от которого зависит самое жизнь ста сорока миллионов человек, голосовавших за президента и вверивших ему жизнь и благополучие своих детей. Офицеры знали цену слову и то, чем им, их подчиненным и доверившимся им людям придется заплатить, чтобы слова были правильными, в очень скором времени.
Лебедев умел кратко и емко характеризовать ситуацию, еще короче формулировал задачи.
Должности собеседников никогда не были синекурой, как и почти любая должность в разведке, но то, о чем говорил директор, нагоняло холода и заставляло выпрямляться спины. Так делает мужик в поле, готовясь принять на плечи тяжкий груз.
Слушая директора, Шульц примерялся к небывалой по сложности задаче и, сжимая кулаки, выращивал в себе уверенность в ее исполнимости. Такие чувства испытывал безвестный комбат Великой Войны, получая задачу на разведку боем. Задачу, которую он выполнит.
Второй вопрос: что будет с его батальоном, в котором он знал в лицо и по имени каждого. И он, комбат, был их командиром. Цену решения такой задачи знают только побывавшие в атаке и схоронившие за окопами врага своих товарищей. Шульц хорошо помнил, как пахнут обломки сгоревших вертолетов, упругую дрожь машины и свой крик на входе в боевой разворот «Ат–така!».
В кругу этих мужиков высокие слова применяли для большого начальства, полагая, что это как раз то, чего них ждут. Так и было почти всегда.
Резидент ответил достойно:
— Я постараюсь.
