Джон Ле Карре - Идеальный шпион
— Конференция в Афинах проходила с 15 по 18 июня, Джек. Хампеля видели там лишь в день открытия. Номер в гостинице он забронировал на три ночи, но не проспал в нем ни одной. Расплачивался наличными. Судя по греческим источникам информации, в Афины он прибыл 14 июня и страны потом не покидал. Вероятнее всего, покинул он ее уже с другим паспортом. Похоже, что он летал на Корфу. Списки пассажиров греческих авиалиний, как всегда, сплошной сумбур, но похоже, что на Корфу он летал, — повторил Векслер. — К этому времени человек этот вызывал у нас уже пристальный интерес.
— А мы не слишком забегаем вперед? — говорит Браммел, чья любовь к порядку всегда возрастает в минуты острых кризисов.
— Я хочу сказать, черт побери, это ведь может быть все та же старая штука. Вина как результат случайного совпадения. То же самое, что и с радиосигналами. Когда мы сами хотим замарать и опорочить человека, мы играем в эту же игру. Выбираем кого-нибудь из стариков спецслужбы, в чьей биографии есть кое-какие темные пятна, но, конечно, ничего позорного, и пускаем его по следам несчастного, так сказать, параллельно всем его передвижениям, ожидая того момента, когда противник воскликнет — «Ага-а! Наш-то агент, оказывается, шпион!» Подстреливаем их же собственными руками. Проще простого. Хорошо. Хампель следует всюду за Пимом. Но где доказательства какой бы то ни было деловой активности Пима?
— В настоящий момент их нет, сэр, — с напускным смирением признается Ледерер, приходя на помощь Векслеру. — Однако задним числом контакт Пима и Ганса Альбрехта Петца нами зафиксирован и установлен. Во время Зальцбургской конференции Пим и его жена были там же на музыкальном фестивале. Петц останавливался в гостинице, которая находится в двух сотнях ярдов от гостиницы Пима.
— Та же история, — упрямо гнет свое Браммел. — Все подстроено. Видно невооруженным глазом. Верно, Найджел?
— Очень уж явно, — говорит Найджел.
Опять это давление. «Может быть, машины, заглушая звуки, поглощают и кислород», — думает Ледерер.
— Не будете ли вы так любезны сообщить нам дату возникновения афинского следа? — спрашивает Бразерхуд, по-прежнему озабоченный, главным образом, датами.
— Десять дней назад, сэр, — говорит Ледерер.
— Не очень-то вы спешили посоветоваться с нами, правда?
Разозлившись, Векслер быстрее облекает свои мысли в слова.
— Но, послушайте, Джек, нам же ни в коей мере не хотелось раньше времени обрушивать на вас компьютерные данные случайных совпадений!
И, обращаясь к Ледереру, своему мальчику для битья:
— Какого черта ты тянешь?
Десять дней назад. Ледерер поглощен работой в аппаратной их службы в Вене. Поздний вечер, и он отклонил два приглашения на коктейль и одно — на обед, сославшись на легкую простуду. Он позвонил Би и дал ей услышать волнение в его голосе и чуть было не бросился к ней, чтобы рассказать ей все тут же и не откладывая, потому что он всегда делится с ней всем, а иной раз, когда дело застопоривается, даже может кое-что и присочинить во имя сохранения собственного лица. Но тут он предпочитает остаться один. И хотя руки его от напряжения уже затекли в суставах, он все печатает и печатает. Вначале он воспроизводит на экране даты всех отлучек и возвращений Пима из Вены и в Вену и устанавливает с непреложной очевидностью, что даты обеих его поездок в Зальцбург и Линц полностью совпадают с соответствующими датами поездок Петца, то есть Хампеля.
— И поездки в Линц тоже? — резко обрывает его Бразерхуд.
— Да, сэр.
— И вы, конечно, как я думаю, сопровождали его туда, вопреки нашему уговору?
— Нет, сэр, Магнуса в Линц мы не сопровождали Мэри Пим находилась в гостях у моей жены Би. И в ходе невинного дружеского разговора совершенно на другую тему, этого чисто женского общения, нами, мистер Бразерхуд, и была получена это информация.
— Но он мог и не ездить в Линц. Возможно, он сказал так жене из соображений конспирации.
Ледерер с большой неохотой соглашается с такой возможностью, но одновременно он мягко высказывает предположение, что это не столь уж существенно в свете сигнала, полученного из Лэнгли этим же вечером; это сообщение он и зачитывает всему синклиту старших офицеров англо-американских спецслужб: «Сообщение это легло на мой стол через пять минут после того, как выяснилась история с Линцем. Цитирую: „Петц-Хампель — одно и то же лицо с Иржи Заворски, родившимся в Карлсбаде в 1925 году, западногерманским журналистом чешского происхождения, который совершил девять нелегальных поездок в Штаты в период с 1981 по 1982 год“».
— Превосходно, — выдохнул Браммел.
— Даты рождения в подобных случаях бывают не совсем точны, — бестрепетно продолжает Ледерер. — Наш опыт подсказывает, что подложные паспорта обычно имеют тенденцию прибавлять владельцу паспорта год или два.
Едва этот сигнал ложится ему на стол, как Ледерер уже воспроизводит на экране даты и места пребывания г-на Заворски в Америке. «И тут-то все и прояснилось», — говорил Ледерер, пусть и не так многословно — это одно нажатие кнопки слило все воедино — континенты сблизились, три журналиста конца 50-х годов стали одним и тем же чешским шпионом неопределенного возраста, и Грант Ледерер III, благодаря безукоризненной работе наших служб связи, мог воскликнуть: «Аллилуйя!» и «Би, я обожаю тебя!», обращаясь к обитым изоляционной ватой стенам.
— Каждый американский город, который посетил Петц-Хампель-Заворски в 1981–1982 годах, в это же самое время посетил и Пим, — со значением произносит Ледерер, — на время этих совместных визитов передачи с крыши чехо-словацкого посольства прекращаются, как мы считаем, потому, что вместо них происходят личные встречи агента и его куратора. Радиосвязь между ними в таких случаях оказалась бы излишней.
— Прекрасно, — говорит Браммел. — Хотелось бы разыскать чешского разведчика, все это подстроившего, чтобы я мог принести ему мои личные душевные поздравления.
Всячески стараясь выказать все знаки уважения к партнерам, Мик Карвер поднимает и аккуратно ставит на стол чемоданчик, из которого извлекает груду папок.
— Здесь у нас полное досье Петца-Хампеля-Заворски, предполагаемого куратора Пима, — поясняет он спокойно и терпеливо, как торговец, твердо решивший во что бы то ни стало разрекламировать новую технику, несмотря на сопротивление консерваторов. — Мы ожидаем новых сведений о недавних событиях в самом ближайшем будущем, возможно, они поступят даже сегодня ночью. Бо, не скажете ли нам, когда возвращается Магнус в Вену?
Браммел, как и все прочие, внимательно изучает свои бумаги, и потому неудивительно, что откликается он не сразу.
— Когда мы ему прикажем, полагаю, — небрежно бросает он, переворачивая страницу. — Никак не раньше. Как говорится, смерть была, в некотором роде, избавлением для старикана отца. Думаю, он оставил свои дела в беспорядке, Магнусу придется много с ними повозиться.
— Где он теперь? — спрашивает Векслер.
Браммел смотрит на часы.
— Обедает, как я думаю, — говорит он. — Самое время, не так ли?
— В каком городе он сейчас? — продолжает настаивать Векслер.
Браммел улыбается.
— Знаете, Гарри, я предпочту вам этого не сообщать. Граждане нашей страны обладают некоторыми правами, а ваши служащие и так несколько переусердствовали с этой слежкой.
Но Векслер проявляет явное упрямство.
— Последнее, что мы знаем о нем, это то, что он находился в Лондонском аэропорту, где зарегистрировался на рейс в Вену. Наши сведения таковы, что все дела в Лондоне он завершил и возвращается на службу. Что же произошло?
Найждел стиснул руки. Не размыкая сомкнутых пальцев, он опускает руки на стол, словно желая сказать: «Мал я ростом или велик, но говорить сейчас буду я».
— Вы не хотите сказать, что сопровождали его и в аэропорт тоже? Это уж действительно было бы чересчур!
Векслер трет подбородок. С выражением грустным, но непреклонным.
— Нам необходимы эти сведения. Бо, если это обманная операция чешских спецслужб, то хитрее операции я не знаю.
— Пим тоже очень хитрый и опытный работник, — парирует Браммел. — В течение тридцати лет он был для них как для быка красная тряпка. Могут ради него и побеспокоиться.
— Бо, вы должны вызвать Пима, вытрясти из него все. Если этим не займетесь вы, мы будем считать себя вправе приняться за это дело и довести его до конца, даже если это будет стоить нам жизни. Мы поставим перед ним некоторые вопросы — вопросы весьма важные, а задавать их станут ему люди очень и очень опытные.
— Гарри, я даю вам слово, что, когда придет время, вы и ваши люди сможете говорить с ним столько, сколько пожелаете.
— Не исключено, что время это уже пришло, — произносит Векслер, упрямо выставляя вперед челюсть, — не исключено, что нам следует быть здесь с самого начала и слушать, как он запоет. Лучше взять его тепленьким.
