Чингиз Абдуллаев - Мрак под солнцем

В самом МИДе он был прекрасным помощником при многих заместителях министров и начальниках управлений. Неизменно ровный, дружелюбный, приветливый Андрюша оказался очень полезен тем настоящим профессионалам, на которых, собственно, и держится советский МИД.

Его великий предшественник на посту министра иностранных дел огромного государства по странному стечению обстоятельств был и его тезкой. И если первый Андрей получил во всем мире однозначное прозвище «Мистер НЕТ», то второго мир очень скоро назвал «Мистером ДА». Андрюша Козырев мог оказаться в любом из посольств за рубежом, но случайно попал на пост министра иностранных дел Российской Федерации, когда само министерство было довольно опереточным учреждением, не имело ни одного посольства за рубежом, и весь штат которого, включая уборщиц и водителей, состоял из нескольких десятков человек. Но зато была провозглашена независимость.

Козырев держался очень осторожно, пока август девяносто первого не определил, на чью сторону склонилась чаша весов. И только тогда Андрюша Козырев позволил себе право выбора. Он становится самым неистовым, самым радикальным, самым непримиримым демократом среди окружающих Президента Ельцина людей. Год девяносто второй — это пик моды на «демократов», и Козырев примеряет это странное платье. И сначала вся страна, а потом и весь мир с удивлением, граничащим с сожалением, узнают, что в мире появляется «Мистер ДА», политик, готовый поступиться любой выгодой для своей державы, любыми принципами, любым союзником во имя торжества демократии (конечно, западной) и прогресса.

Саму демократию Андрюша Козырев понимает как систематические уступки другим, только очень западным и очень демократичным государствам. С ними у него всегда идеальный диалог. А вот все остальные, явно недоразвитые, нации не заслуживают такого уважительного отношения, и с ними он говорит строго и очень грубо.

Следующий год будет годом его отчаянной балансировки. Парламент несколько раз ставит вопрос о снятии «Мистера ДА» со своей должности, об отрешении подобного руководителя от руководства иностранными делами. При этом Андрюша проявляет удивительную изобретательность. На одной из международных встреч он выступает… как настоящий ястреб войны. Когда у соседних министров иностранных дел кончаются запасы валидола, выясняется, что милый Андрюша просто шутит, пытаясь показать всем, что будет со страной, если уйдет такой демократ, как он. На его счастье, в это время главный гарант демократии просто расстреливает непокорный парламент из танков, и Козырев может спокойно оставаться в своем кресле и на будущий год.

Но Андрюша знает, что в этом мире ничто не прочно. Партия власти — демократы команды Гайдара — все еще у власти, и Козырев выдвигает свою кандидатуру в холодном Мурманске в депутаты Государственной думы. Разумеется, при этом всюду подчеркивается, что он демократ. Слово «патриот» тогда не произносится. Оно — просто ругательное слово в устах правящей партии.

Выборы закончились триумфальным поражением партии власти. И умненький Андрюша Козырев спешит примерить на себя новые одежды, новую моду. Он теперь становится государственником, а с будущего года уже и патриотом. Как настоящий патриот, он от всего сердца приветствует введение войск в Чечню и тут же отрекается от демократов, заявляя, что всегда был подлинным патриотом и государственником.

Еще через год глава правительства создает свой проправительственный блок «Наш дом — Россия». И выясняется, что Андрюша всегда был настроен проправительственно, он любит государственных мужей. Он прагматик до мозга костей, он даже подсмеивается над демократами.

Подобные превращения, происходившие со многими государственными мужами, стали апофеозом той безнравственности, которая была заложена в конце восьмидесятых, когда предательство союзников становится нормой, измена интересам собственной страны называется борьбой за демократию, а отказ от собственных идеологических воззрений объясняется гибкостью и умом политика. Каковы времена, таковы и нравы.

Глава 35

Весь день первого июня они были вместе, как подлинные молодожены, стремящиеся проводить друг с другом как можно больше времени. Габриэла, видя их постоянные улыбки, тоже расцвела. Ей казалось, что они просто помирились. Только Жоакин не замечал очевидности изменения их отношений, безнадежно влюбленный в Инес, он глядел на нее преданными глазами, стараясь угождать ей во всем.

Судя по всему, это не мешало их чувствам с Габриэлой. Девушке понравился этот молодой, скромный, застенчивый врач, а ему нравились ее бесшабашность и храбрость. Бернардо однажды слышал, как они договаривались встретиться ночью, когда уснут «старики». Так почтительно они именовали сорокалетних Бернардо и Инес.

И эту ночь они снова провели вместе. И снова, проснувшись утром, Бернардо подумал, что счастливее его нет никого во всем мире. Ему начинала нравиться собственная женитьба. Но его очень беспокоили последние слова Чернова. Несмотря на его жесты и слова, первого июня связной от генерала так и не появился.

Правда, ласки и любовь Инес могли как-то сгладить его тревогу, но он по-прежнему находился в ожидании связного.

Утром они завтракали вместе, как всегда.

— Сегодня очень хорошее море, — сказала мечтательно Габриэла, — оно такое ласковое и доброе, словно большая колыбель.

— Вы никогда не писали стихов, Габриэла? — спросил у нее Бернардо. — У вас очень поэтический язык. Девушка смутилась, покраснела.

— Море сегодня действительно великолепное, — согласилась Инес, — может, мы вместе пойдем купаться?

— Вместе — это вдвоем, ты и Габриэла? — уточнил Бернардо.

— Вместе — это вчетвером. Вы можете пойти с нами, — предложила Инес.

— Но я не смогу купаться, сидя в коляске.

— Зато ты сможешь быть рядом с нами, — улыбнулась женщина, — и мне будет приятно, что ты рядом.

— Тогда я согласен, — обрадовался Бернардо. Ему так нравилось, когда она улыбалась.

Жоакин, не сказав ни слова, пошел собирать вещи. На пляж они попали чуть раньше других, и женщины, скинув платья, побежали в море.

— Жоакин, — закричала Габриэла, — идите к нам! Марокканец пожал плечами. Как настоящее дитя пустыни, он не любил и не понимал моря, предпочитая сидеть на берегу, среди песка. Кроме того, он не умел плавать. Так во всяком случае он сам утверждал.

Бернардо радостно наблюдал за любимой женщиной. Ему было покойно и хорошо. Он достал платок, чтобы вытереть лицо, но внезапно платок упал на землю. Бернардо наклонился, чтобы его поднять, и вдруг заинтересовался боковой трубкой, висевшей справа. Как он раньше ее не замечал? Интересно, что это за трубка? Функционально она здесь не нужна. Он подергал ее. Кажется, она даже отвинчивается. Бернардо с интересом начал тянуть эту небольшую трубку из хромированной стали в свою сторону. И вдруг услышал незнакомый голос:

— На вашем месте я не стал бы этого делать. Бернардо с изумлением оглянулся. Эти слова произнес Жоакин, стоявший прямо за его спиной. Но как произнес! Это был совсем другой человек. Глаза сузились, улыбка исчезла. «Как я мог дать ему двадцать пять? Ему все сорок», — подумал испугавшийся Бернардо и почему-то шепотом спросил:

— А почему нельзя трогать? — Бернардо по-прежнему смотрел на женщин.

— Это оружие, — он говорил, не разжимая губ.

— Какое оружие? — «Может, марокканец перегрелся на солнце», — подумал Бернардо.

— Ваше оружие, — невозмутимо ответил Жоакин.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Бернардо, — какое оружие?

И снова он испытал еще большее потрясение, когда услышал следующую фразу Жоакина:

— Вам привет от Сергея Валентиновича.

— От кого?

Если бы привет передала Габриэла, он удивился бы меньше. Но Жоакин — это воплощение скромности и спокойствия.

— Сергей Валентинович просил сказать, что надеется на ваш успех. — Жоакин, улыбнувшись, помахал Габриэле.

— Вы из СВР?

— Это не имеет значения.

— Да, да, конечно. Но как… Впрочем, об этом потом. Что я должен делать?

— Завтра вас пригласят на день рождения.

— Откуда вы знаете?

— Знаем, — уверенно ответил Жоакин, — я «Принц». Вы, может, слышали обо мне.

— Кое-что. Вас не было в группе «Чиновника».

— Как и вас. Он готовил две параллельные группы, и поэтому мы не знали друг о друге. Я слышал о вас, «Маркиз». Знаю, как вы действовали в Анголе и Румынии.

— Это вы в Египте стреляли в Анвара Саадата?

— У нас было много интересного, — усмехнулся Жоакин.

— Кажется, я догадался. Это вы убрали несчастного Альфредо.

— Верно.

— Но почему?

— Он нам мешал.

— Кому это «нам»?

— Вам и мне. Он был сотрудником кубинской разведки.