Данил Корецкий - Спасти шпиона
– Думаю, это кличка, – сказал Юра.
– Сыс… сс-странная какая кличка, – пробормотал парень и густо покраснел. Он ковырнул ногтем край стола с облупившимся лаком, оглянулся на огромный настенный календарь с парящим в декабрьской синеве истребителем «Миг-27» и сказал, словно прочел на стене: – Н-не знаю. Не сыс-слыш… шал. – Он громко сглотнул и повторил: – К-кличка какая с-странная.
– Что тут странного? – сказал Юра. – У тебя разве нет клички? Ну, я имею в виду – среди ваших, среди диггеров?
– Кы-кы-к-конечно есть! – с гордостью родил парень, обрызгав бланк протокола, который Юра заполнял по ходу беседы. – К-крюгер я!
Ремнев оглянулся на них из-за своего стола.
– Крюгер, значит, – повторил Юра.
На самом деле у пацана самая заурядная фамилия – Лукашин. Как у доктора Жени из «Иронии судьбы». Студент платного отделения юрфака МГУ, первокурсник, первая сессия на носу. «Будущий коллега», – подумал вдруг Юра. Мама родная… Пальцы у Крюгера подрагивают, давно не стриженные ногти окаймлены темной полоской, а кожа на руках нездорового синюшного оттенка, словно после неудачно прооперированного перелома. Да-а-а, на ужасного Фредди с ножевой перчаткой пацан явно не тянет. А как хочет быть страшным и значительным…
– Значит, все московские диггеры знают тебя именно как Крюгера? – спросил Юра.
Лукашин-Крюгер гордо кивнул.
– Н-на сайте МГУ даже ф-ф-фотка моя висит…
– А вот это фото тебе знакомо?
Юра показал ему фоторобот колпаковского шпиона.
Крюгер равнодушно пожал плечами и ответил коротко:
– Нет.
– А это, случаем, не Леший?
– Д-да я ж говорю: н-не знаю я его!
– Что ж, ладно. – Юра спрятал фоторобот в стол. – Честно говоря, о диггерах я слышал немало, а вот встретился первый раз… Очень интересно. Это правда, что ваши люди умеют ориентироваться под землей без компаса, в полной темноте?
– Н-ну, это смотря к-кто… – обтекаемо заметил Крюгер. Он приосанился и явно почувствовал себя увереннее. – Наши не очень-то любят р-рассказывать про свои подвиги, даже по пьяни. Но кое-что м-могем, к-конечно…
Когда Юра проявил заинтересованность и стал расспрашивать о полной приключений подземной жизни, Крюгер даже заикаться перестал. Совсем зеленый пацан, он был очарован этой романтикой, но толком ничего не знал и, совершенно очевидно, находился на низших ступенях диггерской иерархии, не имея ни опыта, ни какой-то известности в этих кругах. Но выбирать не приходилось. В крохотной картотеке отдела безопасности подземных коммуникаций имелись данные лишь на таких вот сопливых юнцов, да еще на всякий случайный сброд, вроде бомжей и пьяниц. Более опытные диггеры, как объяснили Евсееву в ОБПК, обычно не попадаются. Ну а если кто-то и попадался, то у него на лбу не написано, ветеран он или сявка залетная. И клички диггерские, кстати, в паспортах у них не значатся. Да и на Интернет-сайты они не лезут, мирской славы не ищут, от интервью уклоняются.
– …Ну, это ты, скажем так, слегка переборщил, наверное? – перебил Юра. – Трое суток под землей – без воды, без пищи… Да еще призраки какие-то кусачие. Честно говоря, верится с трудом…
– Клык д-даю! – возмутился разошедшийся не на шутку Крюгер. – Спроси любого в «Козероге», тебе скажут!
– Ладно, ладно. Но ведь кто-то помог же вам выбраться?
– Н-ник-кто! М-мы с-с-сами! Я же говорю, нюх особый вырабатывается в темноте! С-спроси кого хочешь! К-крюгера все знают!
Юра задумчиво покивал головой и сказал:
– Да я бы спросил, вот только не знаю, где этот ваш «Козерог». Это что-то вроде клуба, да?
– П-пивняк это наш! – радостно сообщил Крюгер. – Рядом с зоопарком, знаешь? Все диггеры там тусуются!
– Вот как! – удивился Юра. – Так ведь и Леший там наверняка появляется, верно?
Крюгер раскрыл было рот, но, увидев лицо Ремнева, с интересом следившего за развитием событий, вдруг осекся.
– Кык… К-к-какой еще Ле-леший? – пробормотал он. – Н-не з-з-знаю н-никакого Леш-ш… шего.
– Смотри, Лукашин, с огнем играешь! – рявкнул Юра.
Он напустил на себя суровый вид и даже ударил кулаком по столу.
– Мы тебя вызвали не байки слушать! Дело серьезное. В коллекторе обнаружен труп мужчины. Мы ищем убийцу. Тебе понятно, чем это пахнет?
– А пы-п-при чем тут Л-леший? – вытаращил глаза Крюгер. – Он н-никого н-не-не у-у… убивал! Это т-те, д-д-др-ругие! Они б-бомжам бошки отворачивают! Л-леший – наоборот! Он п-помогает!…
– Все-таки – Леший, – сказал Юра уже спокойнее. – Ты его знаешь, не отнекивайся теперь. Говори, где искать.
Крюгер громко задышал через нос, помотал головой и уставился в пол.
– Ви-видел один р-раз. Ч-честно. Ны-н-ночью. Нын-н-не знаю. М-может, и не Леший был. С-сказал, что Л-леший. Леший – фыф-ф-фигура… Наши м-молятся ны-ны-н-на-а него, он с-самый оп-п-пытный… Г-говорят, на Сивцевом В-вражке у не-н-него ход ч-через подвал… Я не зы-зы-з-знаю-ю! – начал подвывать Крюгер. – Н-ничего не з-знаю больше!
Юра налил ему воды в стакан.
– Кто такие эти «другие»?
– С-суки какие-то. Уголовники, ч-что ли. П-порвут, если по-п-падешься… Я не п-попадал… ся.
* * *Среди товарищей, которых назвал Крюгер, удалось застать одного лишь Шилу. Единственный из всей компании москвич, он лежал дома с ангиной и температурой за тридцать восемь. Укрывшись клетчатым пледом, пил горячий чай и смотрел телевизор.
Евсеева он не испугался. Или сделал вид, что не испугался.
– Нет, я уже не тусуюсь там, – сказал Шила, нервно переключая каналы лежащим поверх пледа пультиком ДУ. – Неинтересно стало. И воняет там здорово. Леший? Про Лешего слышал. Но ничего конкретного. Так, герой из подземелья. Послушать эти сказки, так он там, в трубах этих, и живет все время, как упырь, наверх не вылазит. Хорь… Ну, Хорь с пацанами пьет время от времени. Пил, то есть. Давно не показывался. Тоже человек со странностями. Адрес не знаю, телефон тоже. Керченец? Нет, такого не знаю. Я ж говорю: не тусуюсь я с ними… Люди не от мира сего, могут жвачку по серванту размазать, могут на ковер наблевать. Странные они.
– Хорошо. Ну а кто-то же из твоих друзей с ними иногда встречается? С Хорем этим, например? – спросил Юра.
Шила громко хмыкнул.
– Они мне давно не друзья, неужели вам непонятно?
В комнату заглянула обеспокоенная мама, посмотрела испытующе на Юру и вопросительно – на сына. Тот поморщился, махнул ей рукой: иди давай.
– А кто там под землей еще шастает? Кроме диггеров? Какие-то «другие»? Ты что-нибудь слышал?
Шила отложил пульт и хрустнул пальцами.
– Их как-то так называют… То ли подземники, то ли тоннельщики… Их все боятся. Они оружие старое ищут. И диггеров трясут, барахло отбирают. Ну, которое там, под землей: монеты, раритеты, антиквариат.
– Лично с кем-нибудь знаком?
– Бог миловал… – Шила хохотнул и тут же потрогал обвязанное шерстяным шарфом горло. – С ними лучше не встречаться. Они и убить могут. Начали тепляки чистить, всех бомжей разогнали. Говорят, кого ловили – стреляли на месте!
Последнюю фразу он произнес без смеха, вполне серьезно. Даже слишком серьезно. Замолчал, уставившись в экран, потом добавил негромко:
– Только потом и на них нашлась управа. Ребята говорили, кто-то им на хвост наступил. И крепко наступил. Пропали напрочь. А бомжи опять в колодцы вернулись.
Глава 10
Cтарая любовь не ржавеет
9 ноября 2002 года, Дайтона-Бич, США
Громкий рев динамиков раздражал Оксану. Но дурацкая, рваная мелодия напоминала что-то хорошее, что-то связанное с домом, с беззаботной счастливой жизнью… Точно! Старая, невесть откуда взявшаяся магнитофонная бобина, которую принес еще молодой курсантик Сашка Кудасов.
Румба, закройте двери,Румба, тушите свет,Румба, снимайте платья,Румба, тут лишних нет!
Тогда родителей не было дома, они выпили шампанского, бесились, прыгая босиком на толстом ковре и выделывая немыслимые па… Кажется, тогда Сашка и предложил ей пожениться. А потом все пошло под откос…
– Сделай тише! – крикнула она. – Сайленс!
И тихо добавила:
– Придурок…
Мигель убавил звук, но продолжил свой дикарский танец. Его внушительный член болтался при этом, как дубинка, которую носят полицейские в штатском.
Нет, это совсем другая музыка. Пуэрториканская. Не с чем сравнивать.
Мигель ее тоже раздражал. Одно слово – придурок. Но полезный придурок. Он приходил каждый день, несмотря на запреты. Приносил пиццу, гамбургеры, хот-доги, кока-колу, иногда – дешевое вино. К тому же он поставил на место карниз в ее спальне и еще заделал треклятую щель в потолке, из-за которой и начался весь этот сыр-бор с ремонтом. Собственно, сейчас он был единственным близким ей человеком в этом враждебном мире. И она сдерживала раздражение. А когда они занимались любовью, то раздражение вообще исчезало. Но потом появлялось опять. Потому что он был дикарем. Грубым, необразованным, невоспитанным. Но он был ее единственной опорой.
