Данил Корецкий - Эмблема с секрктом
Удивленный такой вежливостью, Синицын молча посторонился. Полковник вошел, прикрыл за собой дверь и остался стоять, хмуря брови.
– Я, это… – Он прокашлялся. – В общем, тут начальство к нам пожаловало, ты в курсе, наверное… Так вот, дело одно есть к тебе, капитан…
– Я больше не при делах, – перебил его Синицын. – Я здесь человек посторонний. Меня даже не кормят уже три дня.
– Да эти долбачи все перепутали! Вот, поешь, – Гнетов вынул руку из-за спины и положил на стол сверток, поспешно развернул.
Хлеб, банка печеночного паштета, кольцо краковской колбасы, которая пахла так вкусно, что Синицын сглотнул слюну. Но заботящийся о нем Гнетов являл собой столь невероятное зрелище, что он подумал, будто еще спит. Может, поэтому он отломил кусок колбасы, отщипнул хлеба и принялся жадно жевать.
– Тебя обратно на довольствие поставили. Да и вообще, забудь, что было!
Полковник нервно прошелся по небольшой, скудно обставленной комнате.
– Этот спутник хренов, который мы искали… Короче, там новые параметры пришли по нему. Надо постараться его засечь, Синицын. Дело государственной важности, понимаешь…
Воротник его форменной рубашки тоже мокрый. И под мышками расплывались густые темные пятна пота. «Будто лес валил», – подумал Синицын. В голове вдруг мелькнуло смутное узнавание, какой-то образ из недавнего сна. Мелькнуло и тут же пропало. Сон успел выветриться из памяти.
– Так и засекайте на здоровье! – сказал Синицын. Он мгновенно проглотил колбасу, налил воды из графина, жадно выпил. Жить стало веселее. И уже не хотелось Катерининого борща. Кстати, где он у нее был под фартуком-то? Во фляжке? Или она как-то кастрюлю привязала? Тьфу ты, это же сон! – У вас три смены операторов, засекайте! Я-то при чем?
– Да ты чего, Синицын? – вытаращился Гнетов. – Я тебя не узнаю! Ты ж всегда мечтал о такой охоте! Там – супостатовский шпион-гадюка, здесь – ты за пультом!
– Я уже не за пультом, – решительно сказал Синицын. – Я рапорт подал. Вертолет придет – и до свиданья!
Он не удержался, отломил еще колбасы с хлебом, стал увлеченно есть.
– И куда? С чем? Тебе сейчас орден реальный светит! – сказал Гнетов, сдерживаясь. – И квартира! «Двушка» в Нуреке с видом на памятник Ленину! И майорские погоны, должность хорошая… Все, о чем можно мечтать!
– Я только о вертолете мечтаю. А вы зарабатывайте себе орден, квартиру, должность! – с полным ртом пробурчал Синицын. – Чего от меня надо-то? Оставьте меня в покое!
– Да как ты не поймешь, – Гнетов прижал руки к груди. – Меня из армии попрут, если мы этот спутник не засечем!
– Давно пора! – Синицын снова выпил воды. Теперь он был сыт и хотел только одного – снова лечь спать.
– Под суд отдать грозятся, – жалобно сказал Гнетов. – Помоги мне по-дружески!
Синицын зевнул, направился к кровати, сел. Сетка противно скрипнула.
– Я тебя прошу, Синицын. Как солдат солдата. Не за себя. По-человечески прошу, честное слово. – Гнетов провел растопыренной ладонью по лицу. – Оказывается, наши ракеты летать не могут, потому что эта дрянь там, наверху, зависла… Автоматика ее не видит. Вручную хлопцы пробовали, без толку. Мы все в говне, получается. Не только я, весь комплекс… Шевченко, Зуев, Клебанов. И вся страна в говне…
– При чем здесь страна?! Вы здесь пьянствуете, аппаратуры не знаете, профессионалов не бережете. А сейчас вы в говне и оказались…
– Ну хочешь, я на колени стану?
Синицын смотрел на своего начальника. Сейчас это был совсем другой Гнетов. Как могут столь разные личности умещаться в одном человеке?
– Да зачем мне ваши колени? Я никогда самодуром не был, никогда людей не гнобил. И сейчас пойду не из-за вас…
– Что? Пойдешь?
Гнетов на глазах возвращался к жизни. Он радостно смотрел, как Синицын вталкивает ноги в форменные коричневые туфли, как застегивает пуговицы на зеленой рубашке.
– Пойду! – буркнул он. – У меня с этой невидимой гадюкой и личные счеты есть!
*
И вот капитан Синицын за пультом. Опытный тигролов начал поиск зверя в огромной тайге. Так, исключаем болота и их окрестности: тигры сырость не любят… Районы свежих и давних пожарищ тоже обходят стороной… Площадь поиска уменьшилась, но не намного…
– Проверь еще раз на орбите 788! – командует генерал Зыкин. – У нас была по ней информация!
Глупая команда. По этой орбите уже «отстрелялись» все предыдущие операторы и ничего не обнаружили. Возможно, когда-то спутник и летел по ней, но с каждым витком орбита меняется. «Межвитковый сдвиг» – вот как это называется. И от того, что 788-ю будут прочесывать круглые сутки, КА на ней не появится. Если тигр покидает район лежки, то больше сюда не возвращается…
Нет, надо рассчитать его возможное положение… Итак, запуск с космодрома на мысе Канаверал, координаты 28°28´30˝ северной широты 80°33´10˝ западной долготы, наклонение орбиты 57 градусов, первоначальная орбита 788, периодичность обращения 93 минуты… Теперь попробуем определить, где он может быть сейчас… Трудное дело. Слишком много пустого пространства. Оно на самом деле далеко не пустое – и белки, и медведи, и волки, и лисы, но тигра там нет…
Семьсот восемьдесят восемь километров… Гравитация на таких высотах агрессивная, спутник должен «сползать» вниз, к Земле, со скоростью приблизительно…
Синицын принялся щелкать клавишами компьютера. КА может корректировать свое местоположение, чтобы замедлить снижение к плотным слоям и огненной смерти… Теоретически можно подождать, когда он включит маневровые двигатели и обнаружит себя. Короткая вспышка химического двигателя. Мгновенная фиксация. Победа. Только не будут супостаты проводить корректировку в зоне нашей видимости. Скорее, где-нибудь над своим Западным полушарием. Да чего скорее… Точно. Они не идиоты все-таки…
– Уже почти час прошел! – недовольно прогромыхал сзади Зыкин, обращаясь к кому-то из генералов. – Раньше эти ваши операторы хотя бы сканировали космос и каждые пять минут докладывали что да как. А Синицын, этот ваш ас, только щелкает, будто на машинке печатает… Чего печатать-то? Искать надо!
Час прошел, вот как… Синицыну казалось, что он только что занял место за пультом. Непривычное скопление людей (во время дежурства в пультовой больше трех-четырех человек никогда не бывает), и – тишина, нарушаемая осторожным покашливанием и скрипом грубой армейской обуви. Нервный, взвинченный Зыкин, изрядно озабоченные московские генералы, тихий, похожий на побитого пса Гнетов… Какой-то штатский, наверняка «фейс»[29], с умными, пронзительными глазами… Лица промелькнули и исчезли. С того момента, когда Синицын сел за пульт, окружающий мир перестал существовать для него.
И – правильно. Не отвлекаться.
– Лоцирую орбиту 786! – доложил он, демонстрируя, что исправляется.
Кто-то за спиной шумно перевел дыхание. Зыкин, скорее всего. Нервничает. Но сейчас не до него.
Два телескопа – шестой и седьмой – сканируют орбиту, просеивают черноту космоса. Орбита у «невидимки», скорее всего, эллиптическая, сильно вытянутая, как у большинства разведчиков. С перепадом высот километров так в… Ну, не меньше шестисот. Не меньше. А наверняка и гораздо больше. В перигее, на минимальных высотах, он «бреет» Восточное полушарие, снимает информацию, отключает «мозги» нашим ракетам, а потом отдаляется, уходит, уходит… Надо знать тигриные повадки: ареал обитания медведей он обходит, да и кабанов не любит, старается себе район освободить…
Та-ак. Кстати, с самого начала абсолютно не ясно, о чем идет речь – об апогее или перигее. И почему здесь фигурирует только один параметр? Почему назван именно он?
Надо попытаться представить, как это происходило. Информацию могли выхватить где-то в частной переписке… Нет, маловероятно. В разговоре, а? Наш парень, разведчик, завел непринужденный разговор… Или принужденный? С утюгом, что ли?.. Или с этой, как ее… «Сывороткой правды»…
Орбита 786 похожа на черную с зеленоватым оттенком пустыню. Зеленоватый оттенок – это не цвет жизни, а результат случайного цветового смещения матрицы экрана. Правдоподобные цвета здесь никому не нужны. Солнце здесь голубое. По пустыне гуляют лиловатые облачка мусора и утыканные антеннами аппараты, вспыхивающие в отраженном солнечном свете, как елочные лампочки в новогоднюю ночь.
Синицын сверился с каталогом. Все КА, которые должны проходить в эти минуты над Памиром на низких орбитах в зоне прямой видимости, – все на месте. Вот они, купаются в пойманных панелями лучах Солнца, которое светит сейчас над Рио-де-Жанейро, Кингстоном и Майами… И где-то рядом с ними притаился «невидимка». Он ничего не отражает, только поглощает, как «черная дыра». Темный силуэт в ночи.