Оборотень - Прудковский Петр Николаевич
Говорил он по-немецки с сильным акцентом, хотя и вполне свободно. Последнюю фразу произнес нарочито громко, обращаясь, по-видимому, не столько к старику, сколько к хозяину, работавшему над шевелюрой толстяка, безучастно смотревшего на свое отражение в зеркале и готового, казалось, вздремнуть до конца сеанса…
Услышав этот вопрос, герр Мюллер быстро обернулся и внимательно оглядел говорившего.
— Могу предложить хорошую сигару, — отвечал он, медленно выговаривая каждое слово.
— Благодарю. Я курю папиросы, — в тон ему произнес посетитель и вынул из кармана пиджака коробок с изображением скачущего горца…
— О-о! — расплывшись в улыбке, сказал старик, оторвавшись от своей газеты. — У господина русские папиросы… хорошая марка!
— Я и сам русский, — улыбнулся посетитель. — Берите, прошу вас.
— Премного обязан! — Старичок взял из коробка одну папиросу, потом с виноватым видом взял другую и бережно спрятал в жилетный карман. — О, русские не помнят зла! Когда они пришли в наш город, моя жена, фрау Луиза, плакала и молилась — нас пугали, что русские будут жечь дома… и все отберут… Но у нас жил русский офицер, и он не сказал ни одного грубого слова, и когда встречался со мной, всегда предлагал папиросу… вот эти самые — Каз-бек…
— Прошу вас! — герр Мюллер тряхнул белоснежной салфеткой и указал на освободившееся кресло.
— Но, кажется, очередь не моя…
— О, что вы, — заторопился старичок. — Мне же не к спеху… Пожалуйста… я рад услужить русскому господину.
Герр Мюллер — мастер своего дела, и не прошло и пяти минут, как посетитель был чисто выбрит, причесан, освежен одеколоном. Но, видно, торопливость не приводит к добру: когда оставалось только сдернуть салфетку с плеч клиента, герр Мюллер неосторожным движением столкнул с подзеркальника чашечку с взбитой мыльной пеной — и прямо на колени «русскому господину»…
— Мой бог! — в ужасе вскричал парикмахер. — Прошу прощения! Такая неосторожность… Пожалуйста, вот сюда… — Он почтительно указал на дверь, завешенную портьерой. — Одну минуту!
И схватив со столика щетку и стакан с водой, герр Мюллер кинулся вслед за своим клиентом.
Старичку, ожидавшему очереди, определенно не везло. Чистка костюма посетителя требовала, по-видимому, порядочно времени. Отложив газету, старичок прошелся по комнате. Поравнявшись с дверью, которую хозяин впопыхах не притворил плотно, он вдруг остановился и прислушался к доносившимся голосам.
— Странно, — прошептал он. — Очень странно!
За дверью послышались шаги, и старичок поспешно вернулся на свое место, к столу.
Герр Мюллер вышел в сопровождении посетителя. Кланяясь и извиняясь, он проводил «русского господина» до выхода из парикмахерской и даже постоял с минуту на пороге, пока тот не скрылся за поворотом улицы.
Потом, вернувшись в залу, вежливо пригласил старичка занять место перед зеркалом.
…Через полчаса старичок, побритый и подстриженный в парикмахерской герра Мюллера, медленно шагал, опираясь на трость, по улице, становившейся все шумнее и люднее. По правилам, ему давно уже пора было бы вернуться домой, где ожидала его фрау Луиза, но какая-то назойливо прицепившаяся мысль не давала покоя старичку.
«Странно, — думал он. — Странно и непонятно, почему герр Мюллер и русский господин разговаривали между собой по-английски?…»
Группа работников Энского машиностроительного завода прибыла к месту своего назначения — в маленький немецкий городок на границе Восточной и Западной зоны. Дорога обошлась без каких-либо происшествий, если не считать того, что на станции Гросенгайн двое из группы отстали от поезда. Впрочем, через несколько часов, в Дрездене, где была пересадка, оба они догнали эшелон, так что начальник группы, ехавший в другом вагоне, даже не заметил их отсутствия.
Один из отставших был переводчик Стрельцов, присоединившийся к группе в Бресте. Второй — молодой инженер Михаил Кузьмин.
Вечером в номер гостиницы, занятый начальником группы, — главным инженером завода, — кто-то тихо постучался. Петр Савельич отворил и увидел на пороге Юрия.
— Что нового? — спросил он.
Юрий бросил быстрый взгляд вдоль коридора и, убедившись, что он пуст, плотно прикрыл за собой дверь.
— Кузьмин нарочно отстал в Гросенгайне.
— Да? Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен. Он имел полную возможность сесть, и все же дал поезду уйти. Я в тамбуре стоял и все видел. Во время остановки он прошел в буфет. Когда дали звонок, он выглянул из дверей вокзала, но увидел, что поезд еще стоит, — и спрятался. Тогда и я спрыгнул… и стал следить.
— Ну, и что же?
— Сначала он ходил по платформе и спрашивал у дежурного, когда пойдет следующий поезд на Дрезден. Предъявлял свои документы… Потом, узнав, что в его распоряжении около двух часов, пошел бродить по городу. Я, разумеется, за ним. Народу на улице было мало, и я ни разу не потерял его из виду.
— Заходил он куда-нибудь?
— Да, в парикмахерскую. Но зато пробыл там довольно долго… хотя очереди особенной и не было. Потом вернулся на вокзал. Здесь мы и встретились.
— Что он говорил вам?
— Ничего особенного. Посмеялся. «Товарищ по несчастью… будет нам теперь взбучка». Вот и все. На всякий случай я снесся с дрезденской комендатурой. Пусть заинтересуются этой парикмахерской. Верховский тоже поставлен мною в известность… Кстати, у вас нет никаких новых указаний от него?
— Пока нет.
Петр Савельич помолчал с минуту, задумавшись.
— Василий Антонович был прав. Парень этот ведет себя подозрительно. Ну, что ж, товарищ Стрельцов… продолжайте свои наблюдения. В случае чего, я немедленно сообщу вам. Вы где поместились?
— Конечно, в одном номере с Кузьминым. Там еще несколько человек из наших.
— Отлично.
…Когда Юрий выходил из номера, ему показалось, что в конце коридора мелькнула чья-то фигура. «Неужели подслушивал, гад?» — подумал Юрий и почти бегом бросился в этом направлении, но за поворотом не увидел никого, кроме дежурного лифтера.
Кузьмина он нашел в номере за чтением газет, купленных в дороге.
Весь следующий день был посвящен ознакомлению с заводом, на котором предстояло работать русским машиностроителям. Вместе с другими Кузьмин внимательно осматривал оборудование и, пользуясь своим знанием немецкого языка, подолгу беседовал с рабочими. Юрий, владевший немецким языком настолько, чтобы понимать беглую речь, старался находиться во время этих разговоров где-нибудь поблизости, но не заметил ничего подозрительного.
Вечером осматривали город. Как уже упоминалось, он был расположен почти у самой демаркационной линии; границей зоны служило большое озеро на северной окраине городка, где находился густой парк, подходивший вплотную к самому берегу озера. На противоположном берегу хорошо видны были жилые дома и корпуса каких-то промышленных предприятий.
Юрий подумал, что парк — наиболее уязвимый участок пограничной полосы. Ширина озера в этом месте, как он определил на глаз, не превышала 300—350 метров. Ночи стояли безлунные, и хороший пловец, умеющий долго держаться под водой, мог бы легко преодолеть, никем не замеченный, это расстояние.
Уходя из парка, Юрий заметил, что Кузьмин отстал немного. У него потухла папироса, и он никак не мог зажечь на ветру спичку… Юрий подошел и щелкнул своей зажигалкой. Кузьмин закурил, поблагодарил, и они вместе пошли догонять товарищей.
Однако прежде чем направиться к выходу, Юрий огляделся вокруг и увидел, что с того места, где стоял Кузьмин, хорошо был виден сторожевой пограничный пост, расположенный у лодочной пристани на берегу озера…
8. КОНЕЦ КАРЬЕРЫ МИСТЕРА БЛЭКА
Проворный «виллис» мчался на предельной скорости по дрезденской автостраде. Ветер с дождем хлестал навстречу, заставляя двух седоков плотнее кутаться в свои дождевики. Но вот впереди замелькали желтые огоньки, и машина, сбавив ход, нырнула в одну из улочек городка. У ярко освещенных окон кафе шофер на минуту остановился, чтобы спросить у выходившего на улицу горожанина, где находится гостиница.
