Франсин Мэтьюз - Клуб «Алиби»
Он достал ручку и чековую книжку из кармана. Поставил четкую подпись под суммой в тысячу долларов — этого достаточно для получения наличных в офисе «Американ Экспресс». При курсе примерно тридцать франков за доллар Мемфис этого хватило бы, чтобы уехать туда, куда она пожелает.
Он поднес чек к ее носу.
Ее глаза, красивые и теплые, как только что приготовленная карамель, на мгновение встретились с его взглядом; он почти потерял свою решительность и про себя умолял ее взять чек.
— Кого вы имеете в виду?
— Немца, — мягко ответил он, вкладывая чек ей в руку. — Того, кто ходит в ваш клуб. Он называет себя Спатц.
Глава пятая
— Итак, парень был геем, — размышлял Буллит, когда его длинная черная машина повернула на запад к Булонскому лесу, — а девушка не смогла этого принять? Дерьмо. Салли Кинг — одна из девушек Коко и должна понимать.
Посол достал золотой портсигар из кармана своего парадного пиджака; Джо Херст предложил зажигалку. Посольство уже закрывалось, Салли отправили на такси одну, последние гости медленно спускались по ступенькам, когда Буллит неожиданно положил руку на плечо Херста и приказал ему: «Поедешь со мной».
Это могло бы означать час верховой езды в Булонском лесу перед завтраком — одна из постоянных привычек Буллита — но сегодня вечером он предпочел машину с водителем и поездку на запад, в коттедж, который он арендовал в Шантильи. Буллит ненавидел одиночество. Даже в короткие минуты походов в туалет.
Под его подбородком сверкнуло желтое пламя и осветило его умное и суровое лицо. Он происходил из одной из лучших семей в Филадельфии, настоящая голубая кровь старого образца — и временами Буллит походил на гангстера. Эта смесь воспитания и суровости влекла к нему женщин, как мух.
— Она и не притворяется, что ничего не понимает, — спокойно ответил Херст. — Она не отрицает обстоятельств смерти. Ее беспокоит наличие третьего стакана в комнате, где всего два тела.
— Стакан был разбит, — сказал Буллит презрительно. — Что ты делаешь, Херст, когда разбиваешь стакан? Выбрасываешь осколки и достаешь новый.
— Но зачем вообще использовать стекло? Судя по всему, эта ночь больше подходила для вина из бутылок или кальяна. Я согласен с мисс Кинг: здесь что-то не сходится.
— Салли довольно симпатичная, — заключил Буллит, — хочешь задрать ей юбку?
— Я бы хотел отправить ее обратно в Штаты на первом же корабле, — ответил Херст. — С телом, если возможно.
— Я знаком с pere[8] Стилвелла. Судья с большой буквы, должен сказать. Такой стыд. Этот малый — гомик — работал на «Салливан и Кромвелл», я так понимаю?
— Да. И поэтому это чрезвычайно интересно, — сказал Херст равнодушно. — Братьям Даллс.
Братья Даллс.
Джон Фостер и Аллен: один — самый высокооплачиваемый юрист в мире и управляющий партнер в «Салливан и Кромвелл», а другой — новый партнер в той же самой компании. Оба имеют связи на разных континентах и учились в Принстоне.
Буллит окончил Йельский университет. Он презирал братьев Даллс.
— Бог мой! — фыркнул он обиженно. — Ты видел эту нескончаемую дрянь, которую печатает Фостер в «Нью-Йорк Таймс»?
— Да, сэр. Видел.
Газеты посылались дипломатической почтой и обычно приходили через неделю после выхода.
— Даллс назвал Рузвельта предателем своего класса! Он настаивает, что мы недопоняли нацистов — и должны были взамен выбрать его друга Линдберга. Он провозглашает свободный рынок и прощение долгов как основу мирного сосуществования. Мир катится в ад, а все, о чем думает Фостер — как заработать на этом денег. Он всегда был маленьким меркантильным дерьмом, этот Фостер.
— Я не знал, что вы знакомы, сэр, — безразличным голосом проговорил Херст.
— И не один год. Эта скотина появилась в Версале в 1918 году, не как делегат, не как член госдепартамента. Как юрист.
Буллит присутствовал на Версальской конференции, конечно, как официальный участник переговоров в свите президента Вудроу Уилсона.
— Его отправление из Нью-Йорка было настоящей аферой, и он сорвал самую важную дипломатическую конференцию со времен Ватерлоо, — посол выпустил колечко дыма, и у него во рту остался горький привкус. — В итоге мы все уехали домой и оставили Фостера одного. Он сделался незаменимым для Объединенных сил как инструмент компромисса. Знаешь, почему он мог идти на компромисс, Джо? Потому что в Фостере Даллсе нет ни намека на принципы. Теперь немцы платят ему за то, что он рассказывает, как мы давили на него в Версале. Даллс — самый главный нацист в Нью-Йорке — и самый богатый. Мы должны были бы пристрелить его за treason[9].
— Но его брат…
— О, Аллен в порядке, — кончик сигареты описал в темноте яркую дугу. — Конечно, изменяет своей жене направо и налево. Мне нравятся парни, которые знают, как жить. Очень плохо, что он оставил госдепартамент ради «С. и К.», но, говорят, ему нужны были деньги. Он покупает своей жене украшения всякий раз, когда испытывает угрызения совести. Сомневаюсь, что нынешняя зарплата государственного служащего позволяет покупать Тиффани.
Или Баленсиага, или Картье, Херст подумал, что это камень в огород и его собственной бывшей жены. Буллит был богат; он никогда не думал о таких мелочах, как зарплата.
— Аллен знает, что Франция скоро развалится, как карточный домик, теперь, когда немцы перешли границу, — холодно добавил посол.
Это было совсем не то, что он говорил буквально час назад на собрании министров французского правительства; для них посол Буллит был слишком оптимистичен. Большинство сегодняшних гостей казались расстроенными, словно кучка биржевых маклеров в «черный вторник». Буллит постарался воодушевить их громкими фразами о сильном духе французов. Наполнял их бокалы шампанским. Осыпал комплиментами женщин. Рейно и Даладье, а также министр обороны Рауль Дотри без надежды говорили об уличных боях за сердце Парижа. Делал предположения, что Уинстон Черчилль, который был назначен премьер-министром Великобритании всего за три дня до этого, пришлет еще войска. Они планировали официальную делегацию в Нотр-Дам де Пари: ради защиты страны они дошли и до молитв Богу, который определенно должен был оказаться французом, и отправил бы немцев восвояси.
— Если Франция падет, Англия потонет через несколько недель, — продолжил Буллит. — И у нас будет Освальд Мозли в доме номер 10 по Даунинг Стрит и королевская семья, ищущая защиты. Самое главное — это доставить британский флот в Канаду, как я уже говорил Рузвельту, конечно, только для его ушей. Не дай Бог произнести какой-нибудь ценный совет на публике! Нам придется сохранять нейтралитет, спаси нас Господи, из-за таких людей, как Фостер Даллс.
В свою очередь Джо Херст встречался с Фостером только однажды, во время безмятежного лета на Лонг-Айленде в начале тридцатых годов: он курил трубку, был сдержан до антипатии и эмоционален, как мертвая рыба. Херста наняли, чтобы учить детей Аллена Даллса играть в теннис — и этот парень действительно гулял направо и налево: он соблазнил красивую русскую теннисистку, жену его хорошего друга. Фостера уважали больше всех в Нью-Йорке, а страдалец Кловер Даллс был, по общему мнению, признан святым, но Херсту действительно нравился Аллен, который был так же жесток, как и его брат, но он прятал свою беспощадность под маской очарования, покоряя детей и взрослых одним только движением брови. Херст поддерживал отношения с Алленом все эти годы, потому что благодаря письму от этого человека он чувствовал себя частью аристократической элиты: «Мой друг Херст. Он не последний человек в посольстве». В последние месяцы письма из Нью-Йорка приходили очень быстро, и Херст понимал, что Аллен беспокоится. О положении дел в Европе. О положении дел в «Салливан и Кромвелл». О душевном состоянии его брата…
— Как бы я хотел вставить этому Фостеру, — мечтательно размышлял Буллит. — Опозорить его фирму во всех мировых газетах. «Мертвый юрист из «Салливана» в сексуальном вертепе» или что-нибудь еще в этом роде. Но, конечно, этого делать нельзя. Нужно думать о семье молодого человека.
Билл Буллит мог представить Филиппа Стилвелла как гомосексуалиста, но у Филиппа Стилвелла были хорошие деньги и хорошие связи, а в мире Буллита приоритет подобных вещей был абсолютным.
— Мисс Кинг уверена, что Стилвелла убили, — заключил Херст.
— Вот дерьмо, — повторил посол.
— Она показала мне записку, которую он прислал ей этим вечером. Она была у нее в противогазной сумке.
— Клятва в вечной страсти? Неумирающая любовь? Да брось ты, Джо. Мужчины врут женщинам с самых первых минут, начиная с райского сада. Особенно если он гомик.
«Салли, дорогая, сегодня вечером я, возможно, немного опоздаю на ужин, у меня встреча с сотрудником компании… — прочитал Херст вслух. — Нельзя позволить делу Ламона продолжиться; это аморально, это нелегально и это потопит всех нас».
