Себастьян Фолкс - Дьявол не любит ждать
«Ну хорошо, — подумал он, шагая по устланному толстым мягким ковром коридору в направлении номера пятьсот восемьдесят шесть, — первые месяцы на службе — нелегкое испытание для любого, даже самого закаленного человека. Нужно будет постараться вести себя как можно более корректно и вежливо». Он постучал в дверь. Ответа не последовало.
Он нажал на ручку, и незапертая дверь беззвучно приоткрылась, словно приглашая его войти в почти не освещенную комнату. Все было именно так, как когда-то учили и самого Бонда. Единственный включенный в комнате источник света был направлен в глаза входящему, а остальная часть помещения оставалась в тени. Впрочем, закрывая за собой дверь, он уже точно знал, что увидит. Не поворачиваясь, он сказал:
— Привет, Скарлетт.
— Привет, Джеймс. Мы вроде бы договаривались встретиться завтра.
Она поднялась с кресла, стоящего в самом темном углу комнаты, и отвернула настольную лампу, светившую Бонду прямо в лицо. Потом она дотянулась до стенного выключателя, и комнату залил привычный, слегка приглушенный ровный свет.
На ней было черное платье без рукавов, черные чулки и скромное серебряное колье. Губы она подкрасила той самой красной помадой, которой пользовалась в образе миссис Ларисы Росси, когда Бонд впервые увидел ее в Риме. Ее блестящие темные волосы свободно спадали на обнаженные плечи.
И все же в ее облике было что-то новое, чего он еще ни разу не видел с тех пор, как они познакомились. Она выглядела испуганной.
— Мне так жаль, Джеймс. Я прошу прощения. — Она сделала нерешительный шаг в его сторону. — Я вовсе не собиралась влюбляться в тебя.
Бонд улыбнулся:
— Да я, в общем-то, ничего против не имею.
— Когда ты догадался?
Ее голос звучал напряженно — так говорят люди, которые боятся потерять свою любовь.
Бонд тяжело вздохнул:
— Когда вошел в этот номер. Хотя, с другой стороны, кое-что я заподозрил с самого начала. Выбирай, какой ответ тебе больше нравится.
— А какой из них правдивый?
— Оба.
Бонд вдруг рассмеялся и долго не мог остановиться. Похоже, что напряжение всех предыдущих дней наконец-то спало и он смог вдохнуть полной грудью.
Наконец, применив технику глубокого дыхания, он взял себя в руки.
— Если честно, это было в тот момент, когда ты так лихо прострелила электрокабель в ангаре — там, в Ноушехре… Тогда я впервые что-то заподозрил.
Скарлетт надула губы:
— Да я стреляла практически в упор.
— Ну, не совсем уж в упор.
— Все-то ты замечаешь, дорогой. Ну ладно, еще раз приношу свои извинения. Я целую неделю перед этим занималась в тире: в оружейном отделе на мое имя выписали два новых вальтера, основной и резервный, которые я и пристреливала. Так что в отношении стрельбы глаз у меня был наметан. Ты меня простишь?
— Даже и не знаю, Скарлетт. — Бонд сел на обитый бархатом диванчик и закурил сигарету. Сделав первую затяжку, он положил ноги на журнальный столик. — Наверное, сначала я должен попросить прощения сам у себя. Ты дала мне достаточно зацепок. Когда, например, ты заняла тактически выгодную позицию и встала так, чтобы не отбрасывать тени. Помнишь, как ты пряталась за грузовиком у забора верфи? И потом, тот аромат свежих ландышей, который исходил от тебя, когда мы целовались в гостинице в Ноушехре, — какие там ландыши, если, по твоим словам, ты только что приехала из Тегерана в раскаленной машине без кондиционера.
Скарлетт потупила взгляд:
— Я просто хотела понравиться тебе. На самом деле я тогда провела в Ноушехре уже целые сутки. О боже мой, Джеймс, я чувствую себя ужасно. И зачем я только тебя обманывала. Я просто…
— Почему М. послал тебя туда?
— Это было мое первое задание после присвоения номера с двумя нулями. Он решил, что мне потребуется помощь. Он хотел постепенно вводить меня в настоящую тяжелую работу.
— Я так понимаю, что, с его точки зрения, мне тоже могла потребоваться помощь, — обескураженно сказал Бонд.
— Наверное, это потому, что там было слишком много работы для одного человека. И потом… тебе ведь перед этим нелегко пришлось. Токио и…
Скарлетт сделала еще шаг по направлению к Бонду. Он почувствовал легкое прикосновение ее руки к своей.
— И в конце концов, Джеймс, — сказала она, — мы ведь все-таки выполнили задание. И по-моему, неплохо сработались. Разве я не права?
— А как ловко ты разобралась с креплением парашюта, — вспомнил вдруг Бонд. — Да без тренировки с этим никто не справится. Новички обычно просто стоят как колоды и ждут, пока на них застегнут всю эту сбрую.
— Мне в самом деле очень жаль, Джеймс. Но так, наверное, было нужно. Я получила такие распоряжения. М. ведь прекрасно понимал, что ты ни за что не согласишься действовать со мной в паре, если будешь все знать. Но он так хотел, чтобы ты вернулся. Ты ему очень нужен.
— Да уж, не приходится удивляться, что старик выглядел как побитая собака, когда отправлял меня на это задание. Знал ведь, что впервые хитрит со мной. Да, а что там насчет Поппи?
Скарлетт покачала головой:
— У каждого человека есть свои фантазии, Джеймс. Вот я и придумала себе двойняшку.
— А родинку чем нарисовала?
— Ну, это просто: крепкий чай и сок граната.
— А разный цвет глаз?
— Ты заметил! Я не думала, что мужчины обращают внимание на такие мелочи. Это цветные контактные линзы.
— Я даже не знал, что такие штуки уже продаются.
— Они и не продаются. Мне специально их сделали у Кью в отделе. Но здесь я немного перемудрила: обычно у близнецов бывает одинаковый цвет глаз. Хорошо еще, что у вас с Поппи не было времени особо присматриваться друг к другу.
— А что, скажи на милость, ты делала тогда в Москве, когда я считал, что ты отправилась в посольство?
— Я просто пошла в другой парк. Мне нужно было доиграть свою роль до конца.
Бонд улыбнулся:
— Ты чертовски хорошая актриса. Ты все время была такой естественной… А впрочем, иногда мне казалось, что это не совсем ты. И миссис Лариса Росси тоже. Лариса.
— Я знаю. Я два года училась в театральной школе. Эти навыки мне очень пригодились, когда меня принимали сюда на работу. И знание русского тоже.
— Я помню, как ты отвернулась от меня там, в камере, когда я сказал, что нам придется оставить Поппи. Тебе просто было легче притворно рыдать, когда я не видел твоего лица.
Скарлетт была уже так близко, что он чувствовал запах ее кожи, тонкий аромат духов «Герлен». Ее глаза, полные слез, умоляюще смотрели на него.
Борясь с накатившим на него приступом слабости, Бонд встал с дивана, потушил сигарету в пепельнице и посмотрел в окно.
— А что же за хрень такую задумал старик М.? — спросил он, словно обращаясь к самому себе.
— Я тебе ведь уже сказала, — отчаянным голосом повторила Скарлетт. — Он хотел, чтобы ты вернулся. Мой предшественник погиб. Ноль-Ноль-Девять совершил ошибку — и был близок к провалу в разгар операции, как они думали. М. нужен был твой опыт и твоя сила. Но он не был уверен, что у тебя по-прежнему сохранились та же стальная воля и желание не сидеть в кабинете, а участвовать в активной работе.
— Но ведь это против обычной практики, — сказал Бонд. — Раньше мы никогда не работали парами. Ты лучше скажи, сколько времени он тебя инструктировал? Мне кажется, ты знала о Горнере гораздо больше, чем я.
— Большую часть своего рассказа я просто придумала, — призналась Скарлетт. — М. предоставил мне карт-бланш на сочинение любой легенды. Он даже сказал, что знать не хочет о том, как я буду тебе врать. Ему был важен результат — твое участие в операции. Он сказал, что когда я с тобой познакомлюсь, то пойму — ты просто… незаменим. И я это поняла.
— И он выдал тебе мое слабое место, мою ахиллесову пяту.
— Это ты про женщин? Дорогой, да это-то всем известно. Это было первое, что сказал мне Феликс. «Подманивай вонючку на красивые глазки. Ресничками хлоп-хлоп — и он твой». А ты не объяснишь мне, что это за прибаутка?
— Ну, вонючка — это, наверное, скунс. Это один из приколов Дейви Крокетта.[43]
— Что касается твоей слабости к женщинам, то об этом наверняка написано даже в досье, которое ведет на тебя СМЕРШ. Именно в графе «Слабости».
Бонд посмотрел на раскрасневшееся лицо Скарлетт:
— В том, что ты мне рассказывала про Горнера и твоего отца, есть хоть какая-то часть правды?
— Кое-что. Пожалуйста, Джеймс…
— Что именно?
— Мой отец действительно преподавал в Оксфорде в те годы, но Горнера он никогда не знал. Отец преподавал музыку. Как ты понимаешь, это не специальность Горнера.
— А его ненависть ко всему британскому?
— С чего это началось на самом деле — я не знаю. Но я, конечно, порадовалась про себя, когда он начал нести всю эту антибританскую чушь там, у себя на базе. Я поняла, что сумела просчитать его.