Р. Шулиг - "Белые линии"
Земан, поняв, что с его дальнейшей работой над материалом ничего не получится, неторопливо собрал бумаги и положил их в портфель.
Второй пассажир, помоложе, сдержанно добавил:
— Эти парни с досмотром действительно немного перегибают.
— Что?! Немного? Ну и ну! — бушевал франт. — Начитаются в караулке детективов и видят в каждом человеке контрабандиста или шпиона. Я вам так скажу, я езжу часто, но никак к этому не могу привыкнуть. Вот где они у меня! — Он обратился к Земану: — А вы как думаете?
Земану не понравился этот разговор, поэтому вместо ответа он сухо спросил:
— Как часто?
Франт удивился:
— Что?
— Выезжаете за границу...
— Дважды в месяц, мой дорогой. И всегда Прага — Берлин, Берлин — Прага. Я на этой железной дороге знаю каждый поворот, каждую неровность. Я вам так скажу, хлопотное это дело. — Он представился: — Доктор Салаба. Из «Текстиланы». Коммивояжер.
Другой мужчина последовал его примеру:
— Иво Голан. Редактор.
А Земану ничего не оставалось, как назвать себя.
— Тоже по торговой части? — поинтересовался Салаба.
— Нет. На конференцию.
— Держите меня! — загоготал Салаба. — Мы уже вывозим людей на конференции! Когда-нибудь мы из-за этих вечных собраний, советов и совещаний найдем свою погибель, панове, я вам гарантирую.
— Вам это не грозит, пан доктор, — заметил Земан. — Вы, как я заметил, на здоровье не жалуетесь.
Салаба, не поняв его иронии, продолжал балагурить:
— Что есть, то есть. А знаете почему? — Он наклонился к Земану и доверительно предложил: — Не желаете ли тоже немножко укрепить здоровье? Я бы вас в Берлине куда-нибудь сводил.
Второй пассажир несмело спросил:
— Вы хорошо знаете Берлин, пан Салаба?
— Восток и Запад, здесь и там — как свои пять пальцев... Но в том, другом, есть несколько ресторанчиков с такими хорошенькими бабенками, что вы об этой конференции до самой смерти не забудете, коллега. Честное слово, туда следует заглянуть!
Земана это начинало забавлять. «Боже мой, как люди в поездках болтливы, — подумал он. — Болтают что попало, не представляя, с кем имеют дело». Однако вслух, как бы мимоходом, спросил:
— На каком предприятии, вы говорили, работаете?
— «Текстилана Либерец». Вообще-то я должен ездить в Либерец, однако мотаюсь до самого Берлина.
— Как это «вообще»? Мне непонятно, — вмешался в их разговор Голан.
Салаба закурил сигарету, поудобнее развалился на сиденье и подробно разъяснил:
— Да, мой милый, в этой неразберихе не так-то легко понять, что к чему. А дело обстоит так: в Либерце с незапамятных времен существовала известная текстильная фабрика «Бейвал и Гадек». В сорок восьмом мы у них фабрику конфисковали, а сам Гадек драпанул за границу, в Англию. В Ирландии он основал такую же фирму, как дома, но под названием «Бенсон и Бенсон», потому что «Бейвал и Гадек» там не звучало бы. Теперь я езжу продавать его бывшие высококачественные либерецкие ткани его же людям в Берлине, они на них вешают английский ярлык и продают нам частично за доллары. В валютном магазине такие ткани идут нарасхват. Валюты за это можно столько получить... — Он с превосходством взглянул на Земана, чтобы убедиться, что произвел впечатление своим опытом в области внешней торговли. — Ну, как, хорошо?
Земан саркастически заметил:
— Дальше некуда!
Салаба был так поглощен самим собой, что вовсе не заметил иронии в тоне Земана.
— Это одна из тех фирм, которую вам, панове, следовало бы увидеть в Западном Берлине, — продолжал он. — Этот Гадек зарабатывает фантастические деньги. Он придумал такую штуку, какую способен выдумать только чех. Во всех магазинах манекенщицы демонстрируют ткани, одеваясь в одежду из них. В берлинском филиале фирмы Гадека манекенщицы, наоборот, одежду снимают с себя. И видели бы вы, сколько туда набивается народу и как расхватывают эти ткани! Такое надо видеть, панове! Если пожелаете, я возьму вас с собой.
Предложение Салабы, видимо, заинтересовало Голана, и он с искренним сожалением проговорил:
— Я аккредитован только в ГДР, пан Салаба, к моему огромному сожалению. Для посещения Западного Берлина вкладыш мне не дали.
Салаба махнул рукой, давая понять, что это сущий пустяк.
— А зачем вам вкладыш, пан редактор? Перейдете на другую сторону улицы или сядете в метро — и вы на Западе. Уверяю, вас никто даже не заметит. Было бы глупо не побывать там, коль скоро вы уже будете в Берлине. Между прочим, это имеет отношение к вашей журналистской профессии... Чтобы вы могли у нас убедительно рассказывать, как поживает этот загнивающий Запад, надо его сначала самому немного попробовать, не так ли? — Он опрокинул рюмку водки и запил пивом. — Вот видите, я же говорил, — заметил он беззлобно, — «Радебергер», а не пльзенское. Он скорее полицейский, нежели официант, они везде одинаковы. Да, чуть, не забыл! Сейчас ходит много хороших анекдотов о полицейских, вы не слыхали? А про наших работников КНБ не знаете?
Здесь Земан уже не выдержал и довольно резко ответил:
— Нет. Меня больше интересуют истории про коммивояжеров!
Жизнерадостный пан Салаба, однако, не обиделся и весело воскликнул:
— Тоже недурно! Послушайте, а вы, оказывается, большой шутник! Давайте начинайте!..
3Компания попутчиков прибыла в Берлин. Выйдя на перрон в огромном зале Восточного вокзала, они моментально забыли друг о друге, занятые своими делами и заботами о багаже. Интересно, что всякий раз такая, завязавшаяся в поезде дружба, очень сердечная, откровенная и искренняя, скрепленная обещаниями встретиться вновь и вместе повеселиться, прекращается в тот момент, когда локомотив допыхтит свою песенку. Не помню случая, чтобы тесный союз, объединяющий двух или больше людей на час-два одной целью или одним купе, просуществовал на секунду больше, чем этот последний гудок локомотива. Иногда даже на поспешное прощание не хватает времени.
Пан Салаба, однако, был другим типом человека, поэтому, вероятно, его хватило на целую, поспешно произнесенную фразу:
— Если вам будет что-либо нужно из текстиля для дамы к рождеству, не забудьте: доктор Салаба, «Текстилана».
Земан заверил его, многозначительно пошутив:
— Не забуду. Будьте спокойны.
И они расстались.
Земан вышел на улицу из здания вокзала и сразу ощутил некоторую стесненность и неуверенность от раздававшейся вокруг него чужой речи и потоков незнакомых людей, спешащих на работу и по другим делам, как и в Праге. Он проходил мимо палаток с вывеской «Митропа», в которых было все, начиная с конфет и кончая коньяком. Земан был сбит с толку пока еще для него загадочными указателями «К городской дороге», «К метро», «К Александерплац», а также обширными пространствами этой столицы, так не похожими на узкие уютные улочки, перекрестки и маленькие площади Праги.
Немного нервничая, он прошел вдоль стоящих в ряд такси, пока не обнаружил номер, который ему в Праге сообщил Калина. Земан наклонился к шоферу старого «мерседеса», на вид вполне заурядному, неприметному мужчине средних лет, в кожаной куртке и приплюснутой, слегка потертой фуражке, и произнес условленную фразу:
— Я почему-то уверен, что вы свободны...
— Вы абсолютно правы. Пожалуйста, садитесь, — спокойно ответил шофер с профессиональной безучастностью и направил машину в сторону широких берлинских бульваров, заполненных автомашинами и людьми, возвращавшимися с работы. Это был несколько необычный город, и постепенно Земан понял, в чем дело: его исторические здания и старые жилые дома, мрачноватые из-за красного и черного цвета кирпича и штукатурки, казались зажатыми и затерянными среди современных построек, а улицы были столь широки, что от них словно веяло холодом. Казалось, этот простор мешает людям стать ближе друг к другу. Город по-прежнему разделен, стоит только перейти улицу — и, как говорил этот болтун Салаба в поезде, вы уже на Западе. Кстати, Земан даже не знает, куда шофер везет его, ведь он не сказал, куда ехать. Что, если он попал в ловушку и угодит на ту сторону? Земану стало не по себе от этих мыслей, и он решил уточнить:
— Пожалуйста, отель «Адлерсдорф»!
Мужчина в кожаной куртке обернулся и с улыбкой сказал по-чешски:
— Я знаю, товарищ капитан. Только я отвезу вас сначала туда, где вы будете иметь возможность спокойно и в безопасности поговорить со своим другом.
Квартира, куда Земана привез шофер, находилась на самом верхнем этаже современного дома-башни, неподалеку от Александерплац. Капитан Градец, ожидая Земана, снял пиджак, уселся в мягкое кожаное кресло и рылся в куче журналов. Они крепко обнялись с Земаном, по-мужски тронутые встречей, тем не менее Земан сразу почувствовал, что мужчина, обнявший его, уже давно не тот простодушный Ирка Градец, с которым можно было, хлопнув его по спине, поговорить о всяких глупостях. И дело было не только в том, что одет Градец был в модный элегантный костюм из немнущейся ткани, что держался Ирка уверенно и естественно, но прежде всего в тем, что взгляд его стал иным. Теперь в нем появилась серьезность. Чувствовалось, что на долю этого человека выпала судьба, полная огромного напряжения и риска. Земан вдруг почувствовал себя неотесанным деревенским парнем. Ему показалось, что Градец во всем его превосходит. Наверное, поэтому Земан отчужденно проговорил:
