Леонид Могилев - Век Зверева
— Нельзя ли в современной системе координат?
— Естественно, я всех названий не помню. То старое, германское, забуду, то новое, советское, перепутаю. Инстербург — это Черняховск, Гумбинен — Гусев.
В районе Гумбинена стали происходить странные вещи. В Гросс Ангелау кирха была приличная. Там находился долговременный укрепленный пункт. Война все спишет. Город уже очистили. Всех фаустпатронщиков препроводили — кого в тыл, кого к стене железнодорожного вокзала. Германия — страна богатая, как ты знаешь, независимо от того, какое время на дворе и что на этом самом дворе происходит, — а фронты наши наступали слишком быстро. Начался сбор трофеев. Группа лейтенанта Соковцева, простая пехота, из потрепанной при штурме Гумбинена роты, ждала то ли переформирования, то ли пополнения в Гумбинене и после обеда отправилась знакомиться с городком. Были бойцы, естественно, вооружены, и боезапаса хватило бы на хороший бой. Только ни в какой бой им не пришлось вступать, и лучше бы они напоролись на какого-нибудь фрица или отто, а не устраивали в этой красивой кирхе шмон. Попов там уже не было. Следы боя внутри, витражи рухнувшие, еще не вытащенные трупы. Но кое-что из ценного добра найти можно было. Соковцев с автоматчиком пошли в «подсобные помещения», а трое других решили разобраться с алтарем. Когда Соковцев не вышел из чрева кирхи через час, они отправились его искать и нашли мертвым. И его, и Сергеева, сержанта. Никаких следов насильственной смерти. Только губы синие, и глаза навыкате. Прочесав храм, эти бедолаги нашли другой выход. Дверь — открыта. Тут же притащили санинструктора. Признаков жизни никаких. Причиной смерти записали отравление неизвестным продуктом, предположительно — отравленным вином. Естественно, никакого вскрытия тогда не производилось, и мужиков прикопали в братской могиле немного позже. Но вечером того же дня при невыясненных обстоятельствах погибли еще четверо. Симптомы — те же. Прошла директива по подразделениям, приказ — быть осторожней с трофейной пайкой, и особенно со шнапсом. Дело обычное. Таких историй случалось в те дни множество. Тем бы дело и закончилось, но под утро слупилось уже серьезное ЧП.
В расположение временной комендатуры городка привели пленного. Я видел после его тело. Невысокий, плотного телосложения, по документам — рядовой, недавно призванный, вообще — белобилетник из местных. Книги регистрационные оказались в наших руках. Проверить было несложно. Можно было не проверять, а расстрелять. Но офицер наш оказался в благодушном расположении духа. По книгам такой не значился. В кабинете — майор Кашкин и переводчик Селезнев. Вызывает Кашкин двух автоматчиков и велит им проводить господина Лихенталя по указанному адресу и проверить на месте. Черт его знает, сколько предстоит еще тут торчать, а озлоблять местных жителей, которые вскоре вылезут из щелей и с которыми как-то нужно будет сосуществовать, не стоило. Был бы Лихенталь из какого-нибудь Гамбурга, отчего не прекратить его неудачную военную карьеру естественным способом. Кроме того, Кашкин надеялся какой-то актив собрать из местных. Ведь ни черта же не знали, что там и где, а это все хотя и маленькие, но города. И вот отправляются бойцы конвоя (а их фамилий я уже не помню, хотя вел это дело), и с ними переводчик. Селезнев Юра. Через некоторое время их находят мертвыми в одном из переулков, и никакого Лихенталя нет, естественно. Нашелся он несколько позже, застреленный случайно во время комендантского часа. Но Селезнев и автоматчики — неотвратимо мертвы. И признаки те же — отравление.
Я беседую с майором Кашкиным. Восстанавливаю все детали допроса, обыска. Спрашиваю, было ли что-то у него, кроме документов. Отвечает, что ничего. Автомат бросил и все добро свое военное, в рюкзачке — только паек, кружка, ложка. Осматриваю все, спрашиваю, брали ли что-то из рюкзачка, ну, мармелад там, мыло, консервы. Никто и ничего не успел. Вот он, рюкзачок, у стенки. Лежит, как лежал. Спрашиваю, что, кроме этого? Отвечает, что еще был портсигар и зажигалка. Зажигалку майор вертел в руках, щелкал. Портсигар — массивный, может быть, излишне массивный. Был соблазн реквизировать — посовестился. Немец открывал его. Внутри — папиросы в стальных стаканчиках. Нет. Папирос не пробовал. Этого добра хватает. Несколько коробок в соседней комнате.
У убитого патрулем Лихенталя портсигара, естественно, никакого не было. Патруль его и забрал. Ищу этот самый патруль, и представьте себе — он мертв. И находится наконец портсигар.
Я осматривал его со всеми предосторожностями, ожидая, что вот-вот вылетят оттуда отравленные иголки. Папиросы как папиросы. Здесь уже подключилась лаборатория на Большой земле, а я с нетерпением ждал результата. Как и результата вскрытия Селезнева с товарищами. Их тоже отправили в тыл на самолете. А тем временем нашелся и стаканчик из портсигара. Лежал он в битом кирпиче недалеко от того места, где упокоились отведавшие папирос из этого портсигара патрульные. И вот стаканчик этот самый и оказался с секретом. Чего не пьешь, коллега?
Никаких игл оттуда не выскакивало. Исторгалась оттуда аэрозоль. Примерно такая, что из нынешних баллончиков. Да и сами эти баллончики придумали наци. Это — особый разговор. Ну яд так яд. Я приключений не искал, работал осторожно, патрончик этот отправил с другим самолетом в спецпакете. А потом мне и самому пришлось вылететь, и не куда-нибудь, а в Москву.
В баллончике этом оказалось боевое отравляющее вещество. И не простое. По всем признакам, люди наши гибли от отравления ядом бледной поганки. Никаких грибов никто не употреблял тогда в принципе, потому что был, во-первых, январь, во-вторых, немцы их принципиально не солят и не маринуют, разве только шампиньоны, несмотря на то что и время голодное. Но от бледной поганки нужно подыхать сутки. Пока яд войдет в организм на уровне неизгоняемом. А тут — практически мгновенные смерти. И далее помог случай. Баллончик-патрончик этот вскрывали два специалиста. Оба были в респираторах, но один респиратор снял, потому что закашлялся. В этот самый момент аэрозоль, ее остатки попали ему в верхние дыхательные пути. И все. Мгновенный летальный исход.
Никто тогда ничего не понял. Много позже, когда эти отчеты попали в один закрытый институт с невинным названием, в структуре как бы Министерства сельского хозяйства, ими заинтересовались. В это время такая наука, как генетика, уже вышла из опалы. Да. Это было то самое оружие. Боевое отравляющее вещество, на основе проникновения в гены. Концентрация, достаточная для мгновенной смерти. Потом отыскались у германца и другие типы отравы. Яд гадюки и прочие.
Германия, та, которой нет, которая проехала, дала такой прорыв в науке, в технологиях, какой никому тогда и не снился. Вся космонавтика на их разработках пошла, огромные достижения в медицине, в нейрохирургии, в фармакологии. Благо, бесплатного человеческого материала — с избытком.
— А дальше?
— А дальше, коллега, произошло то, что никто не понял природы этого оружия. Но для диверсий это было идеальное средство. В небольших масштабах. И тут в мозгах штабных аналитиков возникает безумная мысль. А не могут ли германцы с отчаяния применить его в другом варианте и в массовых масштабах?
— И что?
— А вот что. Лихенталь этот был идентифицирован позже как выпускник разведцентра под Раушеном, Ензен Карл. И действительно, после взятия Раушена ограниченное количество этих изделий было взято. Выяснено, что появились они у немецких разведчиков совсем недавно, использовались ограниченно, производились где-то в самой Германии. Но вот на территории Восточной Пруссии существует склад, небольшой, но достаточный для поражения большого количества противника, то есть нас. И я этот склад нашел.
— Это и было — «изделие»?
— Совершенно справедливо. Это и было — изделие.
— И теперь — главное. Где этот склад и что с ним?
— Искал я его, используя оперативные документы, попавшие к нам, причем оказалось, что при наступлении нашем он был разбит на три части, разделен и переводился поэтапно в различные места временного хранения. Одна часть ушла на дно вместе с транспортом, это совершенно точно, вторая сгорела в пятом форте. Там я едва не закончил свое участие в операции, по причине естественной убыли личного состава. Там действительно были «баллончики» помощней. Принципиально остановить наступление на форт они не могли, но навредить с их помощью было очень даже можно. Ситуация усугублялась тем, что само существование этих баллончиков стало уже государственной тайной и объявлять соответствующий приказ по пятьдесят четвертому корпусу было нельзя. Знал узкий круг лиц о примерном предназначении этого оружия, и имелись описания подробные. Мне-то нужно было добыть новые образцы, и потому шел я едва не в первых рядах, понятно, с толковым сопровождением. Вначале дела шли хорошо. Первые две линии траншей генерал Ксенофонтов прошел с ходу, а потом отряд капитана, кажется Токмакова, достиг самого форта и окружил его. Шарлоттенбург. А пятый форт — это вам не лобио кушать. Пришлось оставить его в тылу. Подошел со второй линии девятьсот шестой полк, саперы подошли, самоходки новейшие. И в момент моего нахождения возле генералов Баграмяна и Белобородова произошло накрытие КП. Во дворе стояли «джипы», совершенно открыто, и один из них, прикрепленный ко мне. Генералы получили контузии, а у меня осколок сбил пилотку с головы. Еще миллиметра три, и не говорили бы мы сейчас. А два офицера — погибли. Василевский, когда вернулся, орал на всех, не стесняясь.
