Данил Корецкий - Спасти шпиона
– А кто предложил красить? – ухватился Сёмга. – Уж точно не я!
– И не я! – Мигунов с вызовом уставился на него. – Нас как салаг послали на бесплатные работы. А мы согласились.
Пауза.
– Был бы жив Дрозд… – задумчиво проговорил Катранов. – Он бы много интересного мог рассказать…
– Как раз поэтому Дрозд и мертв, – сказал Сёмга.
– Пусть земля ему будет пухом. – Мигунов без спроса взял Катранову стопку с текилой, покрутил в пальцах. – Не знаю почему, но странно так умер, согласитесь. Ни ветра, ни бури, провод болтался на метр от лестницы. И как его могло зацепить?
Семаго поднял руку.
– Давай ближе к делу. Раз нашли сканер, то это уже не подозрения. Это вещественное доказательство шпионажа. Кто заложил его? Кто-то из нас троих. Но не я!
– И не я, – спокойно сказал Мигунов. – И не Катран. Мы тогда все время друг у друга на виду были. И не Дрозд, конечно!
– А откуда тогда он взялся?
Катранов закусил губу, промолчал. Бросил быстрый взгляд на Семаго, на Мигунова, опять на Семаго. Сегодня бывший майор не был похож на обычного Сёмгу-аутсайдера, который оживлялся лишь за рюмкой в теплой компании; сегодня именно он был ведущим!
– Молчите? Что не Дрозд, это точно. Дрозд увидел эту шпионскую херню, и тогда шпион его убил.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Мигунов.
Семаго сжал зубы, выпятил вперед нижнюю челюсть и стал похож на готового к смертельной схватке бульдога.
– Кто-то из вас двоих – шпион и убийца!
Катранов вскочил.
– Ты что, охерел?!
– Спокойно, друзья, спокойно. – Мигунов похлопал ладонью по столу, опять-таки без спроса выпил Катранову текилу, съел оливку с лимоном.
– Определенная логика в твоих словах есть, Сёмга. Но если быть точным, то надо сказать по-другому: кто-то из нас троих шпион и убийца. А иначе каждый укажет на двух других и сам останется чистеньким.
– Я знаю, что этого не делал! – запальчиво выкрикнул Семаго.
– И я не делал. А ты делал, Катран? Это ты шпион? Нет? Ну вот, видишь…
В кабинет осторожно заглянул безликий официант. Он вполне мог быть агентом спецслужб. А может, и был им.
– Чего-нибудь желаете?
Мигунов вдруг рассмеялся.
– Текилы принеси грамм триста, да еще оливок.
– Сейчас сделаем!
– Понравилось мне это пойло, – пояснил Мигунов. – И потом, есть официальные выводы. С Дроздом – несчастный случай. А эта елда… Какой тут шпионаж? Тридцать лет прошло, другая эпоха на дворе, другое государство… Это как если бы в современной Германии судили какого-нибудь антифашиста за грехи перед Третьим рейхом. Смешно, ну?
– Лично мне не смешно, – буркнул Семаго.
– Да уж, какой тут смех, – сказал Катранов и снова взялся за сердце. – Может, к нам по другой причине прицепились? Или совпадение… Мы же секретоносители, вот они и смотрят за каждым несколько раз в год. А тут выпало на один период…
– Нет никаких других причин! – взорвался Семаго. – Хватит вам вилять жопами! Ты, я, Мигун – ну что у нас общего, скажи? Ничего нет! Один в штабе РВСН, один в правительственной связи, один в НПО «Циклон», не видимся по десять лет, не звоним! Одно только, единственное, нас связывает – мы когда-то вместе служили в Дичково! А в Дичково недавно шпионский прибор нашли! И нас сразу посадили под колпак! Вот вам и все совпадения…
Официант принес графинчик текилы и вазочку с оливками, разговор на минуту прервался.
Потом Мигунов выпил рюмку, закурил. В темном зеркале на стене вдруг обрисовалось его лицо, похожее в тусклом свете зажигалки на череп с роскошными усами.
– Ты и вправду считаешь, что один из нас – шпион? – произнес Мигунов. Он обращался к Сёмге, но смотрел на Катранова.
Сёмга засопел. Его лицо налилось кровью, потемнело.
– А что я должен считать? Тут больше ничего не придумаешь. Никакого другого объяснения.
Наступила тишина. Действительно, сканер-передатчик – это не выдумка, а факт. Заложил его в статую кто-то из тех, кто на ней работал. Работали четверо, один погиб, а трое сидят здесь. Среди них и шпион. Все привыкали к такой логике.
– Ясно, – сказал Мигунов. – Хорошо. Один из нас вставил в статую тот самый сканер. И что делать дальше? Кто хочет сделать признание?
Бывшие друзья-ракетчики переглянулись и как по команде отвели взгляды в разные стороны.
– Что и требовалось доказать, – сказал Мигунов. – Я предлагаю закончить эти пионерские игры. Даже если кто-то из нас и вправду имеет отношение к сканеру, он все равно ничего не скажет… Расстрел вроде отменили, но за шпионаж пристрелят в сыром подвале, как собаку. Или сожгут заживо, говорят, особистам документальную съемку показывали…
– Какая-то у тебя странная логика, – недобро усмехнулся Сёмга. – Дескать, выпьем, разойдемся по домам – и будем жить, как жили? Да? Как ни в чем не бывало?
– А что еще делать? Доказать все равно ничего нельзя…
– Можно! – неожиданно сказал Катранов.
– Что? – спросил Семаго.
– Каким образом? – спросил Мигунов.
Катранов прищурился.
– Когда Дрозд погиб, на лесах нашли пустую сумку. Черную такую, легкую, из синтетики, на змейке – помните? На нее тогда никто внимания не обратил…
Мигунов пожал плечами.
– Не помню никакой сумки.
Семаго пожевал губами.
– Да, что-то такое было… Ну, и что?
– Откуда она взялась, пустая? Что в ней принесли? И куда делось содержимое?
– И что дальше? – спросил Мигунов. – Откуда? Что? Куда? Ты загадки не загадывай. Ты отгадки давай!
– Так вот, в этой сумке шпион принес свою штуковину. А когда заложил ее в статую, сумка опустела. Надо вспомнить, чья эта сумка. Ее хозяин и есть шпион!
– Уж точно не моя, – быстро ответил Семаго.
– И не моя, – сказал Мигунов.
– И не моя, естественно, – покачал головой Катранов. – А чья?
Тяжелое молчание стало ему ответом.
– Давайте лучше выпьем! – предложил Мигунов. – Катран, я у тебя рюмку текилы одолжил. Вот, наливаю обратно.
– А за что пьем-то? – спросил Катранов, поднимая стопку.
– За честность между старыми друзьями! – сказал Мигунов, внимательно глядя ему в глаза. – Ну, и за порядочность отношений, конечно!
Уши Катранова порозовели.
– Прекрасный тост, – кивнул он.
Семаго поморщился. Против обыкновения, он пил мало. Но сейчас наполнил коньяком фужер для воды. До краев.
– А я пью за чудо. Пусть шпион умрет. И унесет свою тайну в могилу. Чтобы ни следствия, ни суда, ни позора…
Мигунов покачал головой.
– Нет, я за смерть пить не буду. Мы со старым другом за порядочность выпьем. На брудершафт. Не против, Катран?
Тот пожал плечами. У них такого заведено не было, но момент для отказа явно неподходящий. Встали, переплели руки, выпили, троекратно расцеловались.
– Ура! – сказал Сёмга. – А я – за свое!
Он залпом опустошил фужер, со стуком поставил на стол, будто печать оттиснул. Но перестарался: ножка треснула, фужер упал на пол, брызнули осколки.
– Кончай, Сёмга. Нормально вести себя не можешь? – раздраженно сказал Катранов. – Как боров упившийся, честное слово…
– И закусывай, а то еще под стол свалишься, – добавил Мигунов.
– А-а!… Вот как, значит!… – Семаго саркастически улыбнулся. – Полковнички объединились!… Братья-ракетчики!
– Просто ты всегда напиваешься и скандалишь…
Саркастическая улыбка превратилась в оскал.
– Точно. Есть такое дело. Где Сёмга, там бьют морду и блюют на пол. Потому что всегда вам, полковникам, завидовал. И Дрозду завидовал. Вы могли, а я не мог. Ржали, как кони, в курилке, вспоминая вчерашнее дежурство, а у меня колени тряслись…
– Ты о чем? – не понял Катран. Посмотрел вопросительно на Мигунова. Тот не прореагировал.
Сёмга опять зашевелился, собираясь что-то сказать, кулаком правой руки бессознательно постучал по столу, но выдавил лишь:
– Неважно.
Еще подумал и сказал:
– Я Дрозду тайну свою доверил. Как другу. А он меня на смех поднял. Вот и все… А остальное вас не касается.
Он встал, обошел стол и направился к выходу.
– Ты куда? – крикнул вслед Катранов.
Сёмга обернулся.
– Думать. Кто же из нас шпион?
– Да подожди! Что ты сорвался, как укушенный?
Сёмга вышел. Громко хлопнула полированная дверь.
– Пусть идет, – сказал Мигунов. – Оставь. Он же больной на голову, не знаешь разве?
– Чем он болен?
– Алкоголизмом. Пропил мозги. Мания преследования, немотивированная агрессия. Хорошо, хоть в этот раз пистолетом не угрожал… Зато записал нас в шпионы.
– Одного из нас, – уточнил Катранов.
– Ну, если тебе от этого легче, то одного. Только кого?
Катранов задумчиво молчал. Его ладони лежали на голубоватой от освещения скатерти. Этими пальцами он ласкал Свету. Этой смазливой харей елозил по ее телу. Сволочь!
