Сергей Донской - Дай умереть другим
Так, теперь самое сложное. Ухватившись за шершавые доски обеими руками, Ленка оттолкнулась ногами от перекладины и подтянулась.
«Кра-а-к, – удовлетворенно пропели доски. – Э-эк».
Что-то неуловимо изменилось перед Ленкиными глазами. Она не сразу сообразила, что именно, а когда сообразила, то похолодела от кончиков пальцев рук до последнего ноготка на ногах. Леса кренились влево. Медленно. Неумолимо.
«Надо было взбираться точно посередине», – запоздало подумала Ленка. Она видела перед собой перепачканное личико дочери, которая, не понимая, что происходит, все тянула и тянула ей свою ручонку. Фигура девочки тоже постепенно смещалась на фоне бетонной стены.
– Давай же руку, мама. Не бойся, я тебя удержу, я сильная.
Ленка хотела ей ответить, но язык у нее отнялся. Крен деревянного сооружения не только усиливался, но и ускорялся.
– Мама!
– А… Анечка…
– Замрите там, обе! – заорал снизу невидимый Леха.
Ленка и без того не находила в себе сил пошевелиться. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в доски, а ноги болтались в воздухе. Теперь ей было совершенно наплевать, что там на ней надето. Все, кроме ужасной высоты, потеряло значение. Даже время вдруг перестало существовать. Осталась только сплошная пустота. Она заполняла Ленку и все, что ее окружало.
Потом леса качнулись в обратную сторону, и все встало на свои места. Вначале возвратилось леденящее ощущение миновавшей опасности, потом нахлынули все пережитые разом страхи, и самый первый среди них – страх за Анечку.
Бандит, в который уже раз, снова не позволил своим пленницам погибнуть. Заметив неладное, он по-тарзаньи повис на руках, восстанавливая равновесие лесов. Сквозь щели в досках Ленка видела его покрасневшее от натуги лицо и перекошенный рот. Парень вряд ли когда-нибудь занимался гимнастикой.
– Медленно перейди вправо, – прохрипел Леха. – Залазь наверх по центру… Курица безмозглая, – не удержался он, когда Ленка присоединилась к дочери.
Сопя и приглушенно матерясь, Леха добрался до перекладины, на которой недавно стояла Ленка, и растопырил руки, поудобнее хватаясь за помост.
Удар ногой в лицо, и он полетит вниз. Не хватит одного удара, можно добавить – по беззащитным пальцам. Но Ленка не смогла заставить себя действовать. Леса, на которых находились они втроем, казались ей самой ненадежной в мире конструкцией. Смотреть вниз было все равно что думать о неминуемой смерти. Стоящее на земле корыто, в котором когда-то замешивали раствор, было на вид не больше спичечного коробка, а ведь, проходя мимо него, Ленка подумала, что в таком бегемота искупать можно. Увидит ли она снова это корыто вблизи? Ощутит ли опять твердую почву под ногами?
– Так, теперь дружненько встали, – распорядился Леха. – Смелей.
– Ветер, – пожаловалась Ленка.
– Не сдует.
Неуверенно выпрямившись в полный рост, Ленка увидела, что деревянную платформу, на которой они стояли, отделяет от ближайшего железобетонного перекрытия расщелина шириной не менее полутора метров. Целая пропасть.
– Прыгайте, – велел Леха, вытаскивая из-за пояса пистолет. – Скок-поскок.
До того, как дочь показала ей пример, Ленка была абсолютно убеждена в том, что лучше умрет на этих проклятых лесах, чем перешагнет через головокружительную высоту. Оказалось, сделать это очень просто, когда в твою дочь целятся из пистолета. Переступаешь пропасть, как лужу – раз, и готово. И по перекинутой на следующее перекрытие доске тоже идешь довольно уверенно. Потому что первой опять прошла Анечка. Маленькая, проворная, легкая. Доска под ней даже не прогнулась, а под Ленкой пружинила так, что сердце замирало у нее в груди. Но все обошлось. Не будь вооруженного бандита за спиной, можно было бы сказать, что жизнь прекрасна и удивительна.
Балансируя растопыренными руками на манер канатоходца, Леха перебрался к пленницам и предупредил:
– Другой дороги сюда нет, отсюда – тоже. Так что о побеге даже не мечтайте. Я до утра не усну, дело привычное. Попытаетесь смыться, столкну вниз, и всех делов. – Схватив Ленку за воротник пальто, он заставил ее наклониться. – Смотри туда. До земли лететь секунд семь, я камешки бросал, засекал время. Несколько раз помереть можно, пока об землю хрястнешься.
– И зачем это? – мрачно полюбопытствовала Ленка.
– Как зачем? – удивился Леха. – Интересно же.
– Я спрашиваю, зачем ты затащил нас на эту верхотуру?
– А! Для надежности. Я стрелку твоему папику неподалеку забью, мне тут все ходы и выходы знакомы. Заберу передачку и направлю его сюда. – Лехин взгляд вильнул из стороны в сторону. – Доску после ухода сброшу, так что вам останется лишь сидеть и куковать, дожидаясь своего спасителя. Умеете куковать, леди-миледи?
– Как же мы выберемся отсюда, если мостика не будет? – встревожилась Анечка.
– Вот пусть твой дедушка и позаботится об этом, – сказал Леха, глаза которого по-прежнему оставались блудливыми. – Пусть внучку спасает, вместо того чтобы гоняться за мной по пересеченной местности.
«Врет, – окончательно поняла Ленка. – Он не только доску вниз сбросит, но и меня с дочкой. Или нет, пристрелит на рассвете спящих и оставит на месте. Здесь нас не скоро найдут. Во всяком случае, люди».
Запрокинув голову, она посмотрела на небо, в котором там и сям мельтешили черные точки. Вороны или галки. Говорят, они в первую очередь выклевывают мертвецам глаза…
2
Вечер сменился ночью, а смертельная тоска так и остался смертельной тоской. Избавиться от нее Ленке не удается никакими ухищрениями. Из-за этого тяжесть и холод в груди, как будто там пригрелась змея. Жутко. Тошно. Муторно.
После того как Леха переговорил с Ленкиным отцом, он положил телефонную трубку слева, а пистолет пристроил справа. Так и сидит до сих пор, невозмутимый, как истукан. Вид у него вполне умиротворенный. Посиживает себе на рулоне рубероида молодой парень со светлым пушком на щеках, отдыхает. В руках плоская бутылочка виски, он отхлебывает из нее время от времени, но понемногу, чтобы не опьянеть, а лишь поддерживать легкий бодрящий кайфец, как он выражается.
– Привет, Анюта, я тут как тута, – балагурит он, заметив, что девочка наблюдает за ним из-под вороха одеял.
Она закрывает глаза и моментально засыпает, чтобы его не видеть. Тогда Леха переключает внимание на Ленку:
– Ну что, согреемся, мать? – Он показывает ей издали бутылку, а сам похабно посмеивается. Значит, имеется в виду вовсе не спиртное.
– Давай, – легко соглашается Ленка. Это тоже звучит довольно двусмысленно, потому что в глазах у нее пляшут бесенята.
В действительности это просто отблески пламени, разведенного в железном бочонке, который служит здесь печкой. На растопку идут щепки, черенки лопат, куски застывшего битума. Тепло, и слава богу, думает Ленка. К вечеру Анечка начала чихать, покашливать. Значит, завтра проснется совсем больная…
…А потом прилетят вороны с острыми-преострыми клювами. Когда отметут метели и грянут оттепели, они будут важно расхаживать по черным полям. Никто не узнает, чем они питались минувшей зимой.
– Открой картонный ящик, он у тебя за спиной, – говорит Леха, азартно жуя сигаретный фильтр. – Выбирай, что душе угодно.
На самом деле он не верит в существование души, это просто выражение такое. И Ленка не верит тоже. О бессмертии и реинкарнации хорошо рассуждать у себя дома, когда все плотно поужинали и ждут начала любимого сериала. А когда до смерти четыре шага, то хочется не философствовать, а просто жить.
Где она, душа? Ее кто-нибудь видел? Трогал? Вот полдюжины разнокалиберных бутылок в ящике, каждую можно подержать в руке, повертеть перед глазами. Если бутылку опорожнить до дна, то в ней не останется ничего, кроме пустоты. Откуда же у некоторых людей уверенность в том, что они носят в себе искру божью? Пистолеты они носят, это да, это факт. А вот божьих искр вокруг не наблюдается.
– Что лучше – джин или бурбон? – спрашивает Ленка, покончив с изучением бутылочных этикеток.
– Джин хвоей отдает, – поясняет Леха, – а у бурбона вообще ни вкуса, ни запаха. Это водка кукурузная. Крепкая. Так продерет, что мало не покажется.
– Продерет, значит, – повторяет Ленка, делая вид, что на ее губы просится двусмысленная улыбочка.
Лехе это нравится. Выплюнув изжеванную сигарету, он заменяет ее новой, фильтр которой оказывается совершенно излохмаченным уже на первой минуте. Но если внезапно броситься на него, то он все равно успеет выстрелить. Не выпуская дымящуюся сигарету из зубов.
Помещение, где они разместились, длинное. Оно окружено четырьмя голыми стенами, из которых торчат пучки проводов, а сверху накрыто бетонными плитами. Окон нет, двери тоже. Может быть, здесь планировалась щитовая или склад. Если однажды здание цеха будет выкуплено каким-нибудь предпринимателем, то возвратившихся строителей ждет большой сюрприз. Два обглоданных трупа, взрослый и детский, это не шуточки. Весь дневной график работ пойдет псу под хвост – сначала милицейские протоколы, потом коллективная пьянка. Станут хлестать не джин и не бурбон, а обычную дешевую водку. И никто не выпьет за упокой души Ленки и Анечки, потому что опознать их вряд ли когда-нибудь удастся.
