Паранойя - Файндер Джозеф

— Адам! — воскликнула она. — Как хорошо, что ты здесь! Замечательное место, правда?!

Я кивнул, вежливо улыбаясь.

— Ваша дочь тоже приехала?

Нора неожиданно смутилась.

— У Меган сейчас сложный период. Она не хочет проводить время со мной. — Странно: и я тоже не хочу. — Предпочла скакать на лошадях с отцом, вместо того чтобы скучать с матерью и ее сослуживцами.

Я кивнул.

— Простите...

— Ты уже видел коллекцию автомобилей Годдарда? Все вон там, в гараже. — Она указала в сторону похожего на сарай строения. — Обязательно сходи. Машины великолепные!

— Схожу, спасибо, — сказал я и сделал шаг в сторону Годдарда.

Нора крепче сжала мою руку.

— Адам, я хотела сказать тебе, что очень рада твоему успеху. Какой все-таки Джок молодец: рискнул, доверился тебе. Я так за тебя рада!

Я тепло ее поблагодарил и высвободил руку из тисков.

Наконец я добрался до Годдарда и вежливо стал в сторонке, пока тот меня не заметил и не подозвал поближе. Он представил меня Стюарту Лури, начальнику отдела корпоративного развития. Тот поздоровался, пожав мне руку. Стюарт был очень красивым мужчиной лет сорока, с преждевременной лысиной и чисто выбритыми остатками волос, которые смотрелись очень даже круто.

— Адам — будущее «Триона»! — представил меня Годдард.

— Что ж, приятно познакомиться с будущим, — сказал Лури с еле уловимым сарказмом. — Ты не будешь вытаскивать монетку у него из уха, Джок?

— В этом нет нужды, — сказал Джок. — Адам сам достает кроликов из шляпы. Правда, Адам? — Годдард приобнял меня за плечи, что у него получилось неуклюже, потому что я гораздо выше его. — Пошли со мной, — тихо добавил он.

Годдард провел меня к веранде.

— Скоро будет моя традиционная маленькая церемония, — объяснил он, пока мы поднимались по деревянной лестнице. Я придержал дверь веранды, пропуская его. — Раздаю маленькие подарки, всякие глупости. — Я улыбнулся: зачем он мне все это говорит?

Он провел меня через веранду со старой плетеной мебелью и через прихожую, пока мы не оказались в основной части дома. Под ногами скрипели старые сосновые доски. Стены были выкрашены в веселый кремово-белый цвет. В воздухе стоял запах старого дома. Все казалось уютным, жилым, настоящим. Вот дом богатого человека без претензий, подумал я. Мы прошли мимо зала с большим камином, завернули за угол в узкий коридор с плиточным полом. По обе стороны были полки с призами и наградами. Годдард остановился в маленькой комнате с книжными шкафами вдоль стен. Посреди ее находился длинный библиотечный стол с компьютером, принтером и несколькими большими картонными коробками. Очевидно, кабинет Годдарда.

— Опять бурсит замучил, — пожаловался он и указал на коробки, доверху наполненные завернутыми в бумагу подарками. — Ты помоложе. Не мог бы отнести их туда, где устроили подиум, возле стойки?..

— Конечно, — сказал я, стараясь не показывать разочарования. Поднял одну из огромных коробок, которая оказалась не только тяжелей, а еще и неудобной: вес был распределен неравномерно, и габариты такие, что я почти не видел, куда ступаю.

— Иди за мной, — сказал Годдард. Я пошел за ним по узкому коридору. Коробка задевала за полки по обе стороны, и мне пришлось повернуть ее набок и вверх, чтобы как-то пробраться. Вдруг коробка что-то столкнула. Раздался громкий грохот, звуки разбивающегося стекла.

— О, черт! — вырвалось у меня.

Я приподнял коробку, чтобы увидеть, что произошло, и застыл: я, наверное, сшиб один из призов с полки. На выложенном плитками полу лежала горсть золотых осколков. Позолоченная керамика, что ли.

— Господи! Простите! — сказал я. Поставил коробку на пол и сел на корточки, чтобы собрать осколки. Я так старался — как же я сбил эту штуку?

Годдард обернулся и побелел.

— Не обращай внимания, — сказал он напряженным голосом.

Я собрал почти все осколки. Это была — до того как я ее разбил — золотая статуэтка бегущего игрока в футбол. Остались кусочек шлема, кулак и маленький футбольный мяч. Основание было из дерева, с латунной пластинкой и гравировкой: «Чемпионы 1995 г. Лейквудская школа. Защитник».

Джудит Болтон говорила мне, что Элайджа Годдард — погибший сын Годдарда.

— Джок, — сказал я, — мне так жаль! — Острый осколок больно врезался в ладонь.

— Я же сказал, не обращай внимания, — отрезал Годдард. — Ничего страшного. А теперь пошли.

Я не знал, что делать. Мне было ужасно стыдно оттого, что я разбил статуэтку. Я хотел все убрать, но злить Джока еще больше не стоило. Плакали наши хорошие отношения... Из пореза на руке сочилась кровь.

— Миссис Уолш все уберет, — сказал Годдард жестким голосом. — Пошли, давай вынесем это наружу. — Он исчез в глубине коридора. Я поднял коробку, очень осторожно понес дальше и выбрался из дома. На картоне остался отпечаток окровавленной ладони.

Когда я вернулся за второй коробкой, Годдард сидел в темном углу кабинета. В руках он сжимал деревянное основание приза. Я замешкался: уйти, оставив его одного, или продолжать носить коробки, будто не замечаю?

— Он был замечательным мальчиком, — неожиданно произнес Годдард. Так тихо, что сначала я даже решил, будто мне послышалось. Я застыл. Он продолжал хриплым шепотом: — Спортивный, высокий, грудь колесом, как у тебя. А еще у него был особый дар... Он делал людей счастливее. Когда он заходил в комнату, у всех поднималось настроение. Людям становилось лучше. Он был красивый, добрый, и глаза у него сияли. — Годдард медленно поднял голову и устремил глаза куда-то перед собой. — Даже когда был совсем маленький, он почти не плакал, не капризничал, не...

Голос Годдарда утих, а я стоял посреди комнаты, не смея шелохнуться. Я прикрыл ранку салфеткой, чтобы унять кровь, и та медленно намокала.

— Тебе он понравился бы, — сказал Годдард. Он смотрел в мою сторону так, словно на моем месте видел сына. — Да. Вы могли бы стать друзьями.

— Жаль, что я с ним не познакомился.

— Все его любили. Бог прислал его на землю, чтобы принести людям счастье. Он весь светился, у него была самая лучшая у... — Его голос сорвался. — Лучшая улыбка... — Годдард опустил голову, его плечи затряслись. Через минуту он сказал: — Однажды Маргарет позвонила мне в офис. Она рыдала... Она нашла его в спальне. Я приехал домой, ничего не соображая... Конечно, не забуду, когда это случилось — двадцать восьмого августа тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Элайджа ушел из Хаверфордского колледжа со второго курса. Вообще-то его исключили, потому что оценки были ни к черту, он перестал ходить на занятия. Но я не мог вызвать его на разговор. Я, конечно, подозревал, что он пристрастился к наркотикам, и пытался с ним поговорить, однако он совсем замкнулся. Когда он приехал, то почти все время сидел у себя в комнате или гулял с ребятами, которых я не знал. Потом один его приятель сказал мне, что он перешел на героин в начале второго курса. А он ведь не былкаким-нибудь малолетним преступником, он был талантливым, милым парнем, хорошим... Но в какой-то момент он... так это называется... подсел на иглу? И это его изменило. В его глазах потух свет. Он начал врать. Он будто пытался себя уничтожить. Понимаешь, о чем я? — Годдард снова поднял глаза. По его лицу текли слезы.

Я кивнул.

Через несколько длинных-предлинных секунд он продолжил:

— Он, наверное, что-то искал. Ему чего-то в этом мире не хватало. Или он слишком любил людей и устал. — Его голос снова охрип. — Устал и убил себя.

— Джок, — проговорил я, надеясь, что он замолчит.

— Вскрытие показало, что он умер от передозировки. Мне сказали — Элайджа знал, что делает. — Годдард прикрыл глаза одутловатой рукой. — А я постоянно себя спрашиваю: в чем я ошибся? Почему подвел его? Я ведь даже грозился вызвать полицию. Мы хотели, чтобы он поехал в реабилитационную клинику. Я собирался отправить его насильно, но так и не успел. Я снова и снова задаю себе одни и те же вопросы: может, я был с ним слишком строг, слишком суров? Или недостаточно строг? Или слишком поглощен своей работой? Наверное, да. Я в то время очень много работал. Я так увлекся созданием «Триона», что стал плохим отцом.