Леонид Могилев - Век Зверева
Он растопил печь и, пока она радовалась приходу хозяина, бурчала что-то, а потом загудела ровно и приветственно, подметал пол, выносил осколки стекол, расставлял вещи по местам. Баня на хуторе в свое время сгорела. У него были планы строить новую, а пока он мылся на кухне, грея воду в ведрах. Так уж получалось, что все важные решения он принимал здесь под вечер. Еще можно было уйти по одной из троп. Ночью он смог бы сделать это запросто. Вряд ли он в данную минуту такая важная персона, что его будут стеречь на этой болотине. Есть люди и поважнее. Справедливость, конечно, восстановить попробуют, но это — немного позже. Можно и в Балтийске спрятаться так, что отцы-командиры не найдут. Но Иван Пирогов вернулся домой.
Он попил чаю с сухариками, больше у него ничего в горло не полезло, стал стелиться. Чистую простыню взял, наволочку, пододеяльник. Свечу зажег и полежал так еще некоторое время. Потом уснул, спокойно, ни о чем не волнуясь. Если кто-то попробует потревожить его покой, то просто взлетит на воздух. Двух ментов отпустил сегодня, а кого-то неизвестного и совершенно невиноватого в происходящем — приговорил. Иван всего лишь хотел покоя. Он никого не желал видеть на своем хуторе.
Звезды Восточной Пруссии заглядывали в разбитые окна, душа болот витала где-то рядом, и души многих убитых и утопленных. У них на Ивана зла не должно было быть вовсе. Они приходили его убить. Но некто, назвавшийся Зворыкиным, убил их и унес какие-то чертежи из германского сейфа. Душам этим литовским было на болотах нехорошо. Их наверняка не взяли на небо, и они слонялись подле, еще не ставшие частью совокупной души болот, еще не утратившие злобу и корысть.
Печь наконец прогорела. Стало холодновато. Тогда Иван поднялся, нашел мелкие гвозди и с помощью картона и других подручных средств заделал окна. Потом запер дверь, посмотрел, каковы на цвет угли, и закрыл заслонку. Вернулся на историческую кровать и уснул прочно и сладостно.
Возмездие не заставило себя долго ждать. Утром, когда Пирогов мирно занимался отвешиванием нового поплавка на удочке, дорогого, тяжелого, но чуткого, купленного еще с зарплаты, но за всеми заботами оставленного и уцелевшего в мельтешенье буден и разгромов, — над поляной завис вертолет. Иван и ухом не повел. Продолжал грузила цеплять на леску, плющить зубами и опускать поплавок в кадушку с водой возле дома. Вертолет как бы выразил свое недоумение, повисел немного, снизился и, будто опасаясь какой-нибудь подлости со стороны Ивана, решил вовсе не касаться земли. Открылась дверь, и на поляну вывалились аж четверо. Уже хорошо знакомые ему Квасов и Шатров, сыскарь собственной персоной и новый персонаж, в цивильном костюме, но с «Калашниковым» устарелого образца на шее.
Ни слова не говоря, они окружили Ивана, который наконец закончил работу и, удовлетворенный, любовался гроздью свинцовых бляшек на леске. Наконец Шатров ударил его ногой в живот.
— Я ведь утопить тебя мог, дядя, — обиделся Иван.
Квасов добавил ему носком ботинка в бок. Больно стало Ивану и обидно.
— Ну все. Хватит. Бегун — беглец. Соображает быстро и на местности ориентируется.
— Полетим, что ли? — спросил Иван, лежа на земле и прикрывая лицо руками.
— Лететь подождем. И машину отпустим.
Иван вздохнул с облегчением.
— Ну, веди в дом. Оружие там?
— А где ему еще быть?
— Пошли. — В доме он показал, где лежат стволы. Обрадованные милиционеры бегло осмотрели свою пропажу, убедились, что все на месте, патроны пересчитали.
Вертолет улетел. Недосуг ему тут прохлаждаться. В другом месте нужен. Если каждого беглого офицера вертолетами отлавливать, техники не напасешься.
Искали свежие раскопы, еще раз обошли все постройки и помещения. Домик перетряхнули весь. Видимо, возникла в головах сыскных мысль, что если Иван с риском для жизни бросился на хутор, то это не просто из озорства. Значит, что-то поспешил доставать или прятать. Лопатку, которой он оборону свою строил, долго осматривали, но Иван ее вчера в озере отмыл, когда воду для бани своей набирал. Потом пошли в схрон. Теперь Иван припомнил, что тот новый, с автоматом, был при первой его депортации. Точно. Осмотрели бункерок, вокруг все, снова в дом вернулись, подивились чистоте и временному порядку.
— Ты тут жить, что ли, собрался, Ваня? — спросил сыскарь.
— Собрался.
— Ты тут жить не должен и не будешь. Тут Отто Генрихович Лемке жить должен. Он пусть и прибирается. Скажи, зачем бежал?
— Я домой хотел.
— Да не дом тут тебе!
— Я живу здесь.
— Ты в городе Тильзите, на временно оккупированной русскими территории живешь. До поры до времени. Там твой порт приписки, там твоя несуразная воинская часть.
— Дом мой здесь.
— Ну, хватит. Ты придурок, похоже. Пошли.
— Куда?
— В Большаково. Потом — в Калининград.
— На автомобиле?
— На нем.
— А по малой нужде будете выпускать?
— Дать ему по почкам? — хмуро спросил Шатров.
— Не стоит, — грустно ответил сыскарь.
Чтобы он не сбежал ни на какую поляну, его привязали шнуром за стянутые за спиной руки.
— Веревка коротковата, — объявил он.
— Это почему? — поинтересовался Квасов.
— Мы же по болоту пойдем. А болото — дело хитрое. Я и сам не помню толком, куда ступать там. Провалюсь, и ты за мной. Давай подлиннее. И руки спереди.
— Делать?
— Делай, — разрешил не подозревавший подвоха сыскарь.
— Метров двадцать делай, — потребовал Иван.
— Хватит и пятнадцати, — объявил Квасов. — Вот так. Пойдешь первым. Теперь тебе деваться некуда. Забастуешь, пристрелим. Дай-ка, через ремень пропущу.
— Не верю. Кто же Бухтоярова вам опознает?
— Найдутся люди.
— Ну-ну.
Шнур на руку намотал Квасов. Шатров шел рядом, чуть подальше — сыскарь, и замыкал тот, что в костюме и с автоматом.
Пистолет у Квасова в кобуре под мышкой слева. Хорошо.
Зрением Ивана Бог не обидел. Но леску тонкую в траве заметить мудрено. Натянута она низко. Можно наступить сверху, можно сбоку поддеть. Результат будет однозначным.
Ориентиром служила ветка поломанная, что справа. Иван шаги укоротил, осторожно приблизился к полосе препятствий, остановился, будто шнурок на ботинке подвязывая, а Квасов тем временем тоже приостановился. Не хотел сокращать дистанцию, но шнур чуть подтянул. Вот она — леска. Сантиметрах в двадцати. Иван встал и аккуратно переступил ее, а потом вдруг пошел пятясь, шнур на себя подтягивая, чтобы он на леску не упал.
— Ты, клоун, что там вертишься?
— Иди, иди, не сомневайся.
Когда до ветки осталось с полметра, Иван упал вбок, сворачиваясь, на ходу закрывая лицо, колени в него вдавливая и одновременно дергая шнур. Квасов полетел на землю, разрывая тонкую нить между прошлым и будущим и прерывая связь времен.
Взрыв получился настолько сильным, что Иван уже попрощался с жизнью. Он оглох и, сев на землю, дико вращал глазами. Но тем, кто шел во весь рост, пришлось гораздо хуже: их отбросило накатившей взрывной волной, и недоуменная ярость парализовала конвоиров на несколько мгновений. Теперь все зависело от того, кто быстрей придет в себя. Если было кому приходить. Иван осмотрел себя, опробовал и убедился, что ноги и руки целы, а глаза видят, вот только легкая дымка вокруг. И пригибаясь, меняя направление и раскачиваясь, он бросился к тому, что осталось от Квасова. Тому разворотило живот, повалило навзничь, и лежал он от воронки метрах в пяти, а чуть подале, подвывая и силясь подняться, копошились остальные. Иван видел кровавые кишки и тряпочки какие-то, бывшие одеждой, а теперь смешавшиеся с разорванной у него плотью; у него не было времени для отвращения и раскаяния. Кобура — вот она. На ремне, на руке откинутой. Иван вырвал ствол из кожаной западни, схватил связанными руками и качнулся вправо. Уже пришли в себя сыскарь и штатский с автоматом. Только Шатров продолжал лежать и корчиться. Квасов принял убийственный напор взрыва на себя, и Шатров пострадал меньше.
Иван стал стрелять метров с десяти, а когда подбежал вплотную, увидел, что примерно половина пуль попала в цель. Но уже пуста была обойма, а страх, панический, животный, подхватил его. И только вырвав автомат из полумертвых рук неудачливого конвоира, он успокоился. Потом сделал неизбежное и единственно правильное. Приладился и добил всех одиночными выстрелами в затылок.
Иван Пирогов хоронит врагов и готовится к обороне
Братскую могилу он отрыл тут же, рядом с воронкой от взрыва. Было бы, наверное, проще сбросить тела в эту самую воронку, засыпать землей, уложить дерн. Но тогда каждый раз приходилось бы ступать на могилу, а это нехорошо. Иван вовсе не задумывался о том, сколько еще раз ему придется пройти по тропе на Большаково и обратно. Может быть, и вовсе ни разу. Но потом-то здесь пойдут люди. О том, что господин Лемке, не могло быть и речи. Но кто-то же должен быть на хуторе? Дома не могут быть без хозяина. И этот не будет. Хозяйственные постройки, пруд, озеро. И рыба линь в глубине.
