Джон Ле Карре - Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски

Смайли, смотревший на Роуда сквозь стекла очков, на секунду отвлекся, моргнул и ненадолго отвел глаза.

— А в общественной жизни школы Карн она принимала какое-то участие? Быть может, жены сотрудников создали свой филиал Женского института? — спросил он с невинным видом.

— Да, принимала, но не слишком активно. Будучи баптисткой, она больше общалась с людьми из города… Вам лучше расспросить об этом мистера Кардью — их священника.

— Но все же могу я утверждать, что она участвовала и в школьных мероприятиях, мистер Роуд?

Роуд слегка замялся, но все же ответил:

— Да, можете.

— Спасибо.

Снова некоторое время продлилось молчание, а потом Смайли продолжил:

— Наши читатели, безусловно, запомнили миссис Роуд как победительницу конкурса «Хозяйке на заметку». Она действительно хорошо готовила, мистер Роуд?

— Очень хорошо. Но только самые простые блюда. Никаких особых изысков.

— Не могли бы вы привести еще какую-то деталь ее биографии, которую вам самому хотелось бы упомянуть? Что-то особенное? Что она сама рада была бы вспомнить?

Роуд растерянно посмотрел на него, а потом пожал плечами:

— Нет, ничего такого сразу не приходит в голову. Хотя… О, вы можете написать, что на севере ее отец был членом магистрата и судьей. Она очень этим гордилась.

Смайли допил кофе и поднялся.

— Вы были чрезвычайно терпеливы со мной, мистер Роуд. Мы вам крайне благодарны за это, уверяю вас. Я обязательно пришлю вам сигнальный экземпляр газеты, как только он выйдет из печати…

— Буду признателен. Понимаете, я был обязан сделать это ради нее. Она всегда обожала «Вестник». Можно сказать, воспитывалась на нем.

Они пожали друг другу руки.

— Между прочим, вы, случайно, не знаете, как мне разыскать старого мистера Гластона? Он остановился в Карне или сразу отправился обратно в Брэнксом?

— Он был здесь еще вчера. Уезжать собирался сегодня вечером. Кажется, полиция попросила его о встрече до отъезда.

— Вот как?

— Он остановился у «Солеев».

— За это отдельное спасибо. Попытаюсь найти его там до своего отъезда.

— А когда вы сами уезжаете?

— Уже скоро. Всего хорошего, мистер Роуд. И еще одно…

— Да?

— Если доведется приехать в Лондон и нечем будет себя занять. Или просто захочется с кем-нибудь поговорить, выпить чашечку чая, мы всегда будем рады видеть вас в редакции «Вестника». Всегда.

— Спасибо. Спасибо большое, мистер…

— Смайли.

— Я вам искренне признателен за это приглашение. Смотрите только, я могу поймать вас на слове! Но все равно спасибо.

— До свидания. — Они снова обменялись рукопожатиями. У Роуда была сухая и прохладная ладонь. Очень гладкая.

Смайли вернулся в «Герб Солеев», сел за столик в пустом фойе и написал записку мистеру Гластону:

Уважаемый мистер Гластон!

Я нахожусь здесь по поручению мисс Бримли из «Христианского вестника». У меня есть письма Стеллы, которые, как мне кажется, могут представлять для Вас интерес. Простите, если доставляю беспокойство в такое сложное для Вас время. Как я понял, этим вечером Вы уже покидаете Карн, а потому прошу разрешения встретиться с Вами до отъезда.

Он тщательно запечатал конверт и подошел к стойке службы размещения. Она пустовала, и Смайли позвонил. Портье снова заставил ждать себя долго — старый ключник с серым, заросшим щетиной лицом. После тщательного и весьма неодобрительного изучения конверта он чуть ли не за тройную плату согласился доставить письмо в номер мистера Гластона. Смайли остался ждать ответа у стойки.

Джордж Смайли относился к числу тех странных и уникальных людей, которые являются в наш мир словно ниоткуда, уже к восемнадцати годам полностью завершив образование. Скрытность была частью как его натуры, так и профессии. Жизнь настоящего разведчика отнюдь не изобилует яркими событиями и увлекательными приключениями, которые описывают в романах. Человек, который, подобно Смайли, годами жил и работал среди врагов своей страны, знал наизусть только одну молитву и именно с ней постоянно обращался к Всевышнему: сделай так, чтобы на меня никто и никогда не обращал внимания. Для него не было более высокой цели, чем полная ассимиляция и мимикрия. Он больше всего на свете любил людей толпы, которые потоком текли мимо него по улицам, не удостаивая даже мимолетным взглядом. И он сам охотно вливался в эти человеческие потоки, где ему были гарантированы полная анонимность и безопасность. А постоянное ощущение страха делало его на редкость уступчивым и сговорчивым. Он готов был бы расцеловать спешивших за покупками грубиянов, которые толкали его или заставляли уступать себе дорогу. Он обожал чиновников, полицейских и даже кондукторов в автобусах за полнейшее равнодушие к его персоне.

Но одновременно постоянный страх, настороженность, зависимость от окружения выработали у Смайли умение разбираться в окраске натуры человека: мгновенную, почти по-женски тонкую восприимчивость к особенностям характеров и поведенческим мотивам людей. Он ориентировался в них, как охотник ориентируется в своих угодьях, как лиса ориентируется в лесной чаще. Потому что шпион, на которого ведется охота, сам тоже должен охотиться, и тогда толпа превращается в его засаду на зверя. Замаскировавшись в толпе, он должен вчитываться в отдельные жесты, вслушиваться в слова, уметь фиксировать и интерпретировать случайный обмен взглядами или непроизвольное движение, как охотник обязан замечать след в траве или недавно сломанную ветку, — лисе не выжить, если она не чует опасности за милю.

И сейчас, терпеливо дожидаясь ответа Гластона, он вспоминал предельно насыщенные событиями последние сорок восемь часов, пытался упорядочить их и оценить со стороны. Что связывало Д’Арси с Филдингом, отношения которых выдавали наличие какой-то, возможно, мелочной, но общей для обоих тайны? Глядя поверх запущенного сада перед отелем в сторону аббатства, он мог видеть за его величественной крышей знакомые теперь бастионы школы, служившие для обороны от наступления нового мира и для защиты устоев старого. Он мог представить себе большой двор, на который высыпали сейчас большие группы мальчиков в черных одеждах, в точности напоминая своих сверстников Англии восемнадцатого столетия. И ему вспомнилась другая школа. Та, что располагалась рядом с полицейским участком: общественная школа города Карн. Тесное и убогое здание с крышей из жести, размерами чуть больше дома сторожа при городском кладбище, также разнившееся с блеском Карна, как грубый камень, из которого были сложены его стены, отличался от шафранного цвета бастионов частного учебного заведения.

Да, отметил он мысленно, Стэнли Роуд проделал очень долгий и тяжкий путь, начав его в публичной школе Брэнксома. И если это он убил жену, то мотив, как был убежден Смайли, следовало искать где-то на том тернистом пути, который привел его в стены Карна.

— Вы оказали нам большую любезность, приехав сюда, — сказал Гластон. — Я очень благодарен мисс Бримли за то, что прислала вас. Хорошие люди работают в «Вестнике», добрые люди, которые всегда тепло относились к нам.

Он произнес определение «хорошие» так, словно для него не существовало более высокой степени похвалы, как будто оно заключало в себе всеобъемлющую и абсолютную оценку позитивных качеств личности.

— Вам следует прочитать письма, мистер Гластон. Второе, возможно, шокирует вас, но, уверен, в итоге вы согласитесь, что с моей стороны было бы неправильно не ознакомить вас с ними.

Они сидели в кофейне в окружении нелепых тропических растений, стоявших по углам, как охранники.

Смайли передал Гластону оба письма. Старик взял их недрогнувшей рукой и начал читать. Для удобства чтения ему приходилось держать листки далеко от глаз, даже слегка откинув назад голову и прищурившись. Уголки его губ постепенно опускались, ломая прямую линию рта. Потом он спросил:

— Вы ведь познакомились с мисс Бримли во время войны, верно?

— Да, мы тогда работали с Джоном Лэндсбери.

— Именно поэтому она и обратилась к вам?

— Да.

Вы из нашей церкви?

— Нет.

Гластон какое-то время молчал, положив письма на стол и опустив руки на колени.

— Стэнли был нашим, когда они поженились. А потом переметнулся. Вы знаете об этом?

— Да.

— На севере, откуда я родом, люди так никогда не поступают. Наша вера — это то, за что мы сражались и победили. Почти как за право голоса.

— Мне это известно.

У Гластона была прямая спина старого солдата. Он выглядел скорее угрюмым, нежели опечаленным. Потом он внезапно поднял взгляд на Смайли и долго и пристально вглядывался в него.

— Вы сами, случайно, не учитель? — спросил он, и Смайли невольно вспомнил, что в свое время Сэмюэл Гластон успешно и умно руководил крупной фирмой.