Джон Ле Карре - Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски

Небольшая группа присутствовавших при погребении тоже постепенно рассеялась, пока рядом с могилой не остался один лишь Роуд — странно напряженная фигура, вытянутая в струнку и неестественно прямая, с широко открытыми, но, казалось, ничего не видевшими глазами и ртом с жестко сжатыми губами строгого педагога. А потом совершенно неожиданно для все еще наблюдавшего за ним Смайли Роуд словно очнулся ото сна; его тело расслабилось, и он тоже медленной, но вполне уверенной походкой отошел от могилы и присоединился к тем, кто собрался у ворот церковного двора. Заметивший его приближение Филдинг, который стоял с краю, к величайшему изумлению Смайли, вполне целенаправленно и очень поспешно отошел подальше от всех с откровенно неприязненным выражением на лице. Причем это не стало преднамеренным жестом одного мужчины, желавшего подчеркнуть презрение к другому, и потому не было замечено ни самим Роудом, как и никем из собравшейся у ворот группы. Теренс Филдинг совершил редкий для себя поступок — поддался искренним эмоциям, совершенно пренебрегая впечатлением, которое мог произвести на остальных присутствовавших.

Смайли пришлось буквально заставить себя приблизиться к группе у ворот. Ее теперь составляли Роуд, стоявший чуть поодаль, Д’Арси и еще трое или четверо преподавателей. Разговор явно не ладился.

— Мистер Роуд? — окликнул он.

— К вашим услугам. — Стэнли говорил медленно, чтобы тщательно скрыть следы провинциального выговора.

— Я представляю здесь мисс Бримли из «Христианского вестника».

— Ну да, конечно.

— Она высказала горячее пожелание, чтобы ее издание отдало вашей жене последние почести. Я подумал, что вы должны узнать об этом.

— Да, я заметил венок от вас. Вы очень добры. Спасибо.

— Ваша жена была одной из наших самых преданных подписчиц, — продолжал Смайли. — Мы считали ее почти членом нашей большой семьи.

— Да, ей очень нравился «Вестник». — Смайли оставалось пока лишь гадать, всегда Роуд был столь равнодушен или это горе сделало его невнимательным ко всему остальному. — Когда вы приехали? — совершенно неожиданно спросил тот.

— Вчера.

— Устроили себе поездку за город на выходные? Недурно.

Смайли эта реплика так поразила, что он не сразу нашелся что сказать. Роуд между тем продолжал смотреть на него в ожидании ответа.

— У меня здесь есть пара хороших знакомых… Мистер Филдинг…

— А, Теренс. — Смайли между тем был убежден, что Роуд никогда сам не обращался к Филдингу по имени.

— Мне бы хотелось написать для мисс Бримли небольшой некролог, — продолжал Смайли. — Надеюсь, вы не станете возражать?

— Стелле пришлась бы по душе такая идея.

— Тогда, если это не слишком нарушит ваш траур по ней, не мог бы я заглянуть к вам завтра, чтобы уточнить одну-две подробности?

— Сделайте одолжение.

— В одиннадцать часов будет нормально?

— Доставите мне огромное удовольствие, — ответил Роуд почти развязным тоном, и они вместе вышли из церковных ворот.

Глава 9

В трауре

К дешевому же трюку пришлось ему прибегать в общении с человеком, который только что так внезапно овдовел. Смайли ясно понимал это. Аккуратно открывая задвижку калитки и ступая на дорожку, где позапрошлой ночью у него произошел такой странный разговор с Джейн Лин, он отчетливо осознавал, что напрашиваться в гости к Роуду под любым предлогом в такое время — значило поступать не слишком чистоплотно. Впрочем, в этом заключалась особенность характера Смайли, который за долгие годы службы в секретном ведомстве так и не научился принципу, что цель оправдывает средства. Всегда готовый первым подвергнуть критическому анализу собственные поступки и их мотивы, он после долгих размышлений пришел к выводу, что представлял собой существо гораздо менее интеллектуальное, чем предполагали его вкусы и привычки. Как-то во время войны один из начальников охарактеризовал его как человека, наделенного изощренным коварством сатаны и в то же время совестливостью невинной девушки, и это определение он сам находил в достаточной степени справедливым.

Смайли нажал на кнопку звонка и стал ждать.

Дверь открыл Стэнли Роуд. Он был тщательно одет и даже несколько прилизан.

— О, привет! — сказал он, словно принимая старого друга. — Хотел спросить, нет ли у вас, случайно, машины?

— Есть, но, к сожалению, мне пришлось оставить ее в Лондоне.

— Что ж, не беда. — В голосе Роуда прозвучало некоторое разочарование. — Просто подумал, что мы могли бы совершить автомобильную прогулку, а дорогой побеседовать. Мне уже изрядно осточертело торчать в этом доме одному. Миссис Д’Арси предложила какое-то время пожить у них. Милые они люди, очень хорошие люди, но я оказался к этому не готов. По крайней мере сейчас.

— Я вас прекрасно понимаю.

— В самом деле? — Они уже стояли в прихожей, Смайли снимал пальто, а Роуд готовился взять его. — Мне казалось, это понимают не многие. Я имею в виду одиночество. Знаете, как со мной поступили директор и мистер Д’Арси? Причем, уверен, они делают это из самых лучших побуждений. Они взялись перепроверять за мной и исправлять результаты экзаменов, которые я принимаю. Это вам тоже понятно? И что же я должен в таком случае делать в этой школе, совершенно лишенный самостоятельности? Я не могу сам планировать уроки. Они вмешиваются во все. Иногда мне приходит в голову, что это их способ постепенно избавиться от меня.

Смайли лишь неопределенно кивнул. Они направились в сторону гостиной, куда Роуд решил проводить гостя.

— Нет, я, конечно, считаю, что у них самые благородные намерения, как уже подчеркнул. Но, в конце-то концов, должно быть и у меня хоть какое-то занятие. Работы некоторых моих учеников проверяет Саймон Сноу. Вы с ним уже знакомы? Он поставил одному мальчику шестьдесят один балл — шестьдесят один! А ведь парень — круглый дурак, в начале семестра я сказал Филдингу, что его ни в коем случае нельзя переводить в следующий класс. Его фамилия Перкинс. Славный в общем-то паренек, староста в корпусе Филдинга. Ему очень везет, если он получает тридцать баллов… А Сноу ставит ему шестьдесят один!

Я, конечно, еще не видел самой его работы, но это невозможно, совершенно невозможно.

Они присели.

— Только не подумайте, что я принципиально хочу оставить его на второй год. Он хороший мальчишка. Ничего особенного, но вежливый, культурный. Мы с миссис Роуд хотели в этом семестре пригласить его на чай. И пригласили бы, не случись…

Ненадолго воцарилось молчание. Смайли собирался сам прервать его, но Роуд поднялся и сказал:

— У меня чайник вскипел на плите, мистер…

— Смайли.

— У меня вскипел чайник, мистер Смайли. Могу я предложить вам чашечку кофе? — Он произнес это с тщательной артикуляцией, но она, по мнению Смайли, шла ему, как костюм с чужого плеча.

Через несколько минут Роуд вернулся с подносом и разлил кофе по чашкам, в точности стараясь соблюсти этикет.

Смайли поймал себя на том, что его несказанно раздражают поверхностные светские замашки Роуда и постоянное стремление скрыть свои истинные манеры, а значит — и корни. Потому что все равно мелочи выдавали его с головой — каждое слово, каждый жест. То, как он держал локоть, пока пил кофе, как быстро подтягивал штанину брюк, когда садился.

— Не мог бы я теперь перейти к делу? — спросил Смайли.

— Разумеется, приступайте.

— Мы, конечно же, в первую очередь интересуемся отношением миссис Роуд к… нашей церкви.

— Это естественно.

— Вы поженились в Брэнксоме, насколько мне известно?

— Да, в молельном доме Брэнксом-Хилл. Прекрасная церковь. — Д’Арси определенно не понравилась бы интонация, с которой это было сказано — голосом простецкого парня, привыкшего водить мотоцикл. С авторучкой в нагрудном кармане.

— Когда это было?

— В сентябре сорок первого.

— В Брэнксоме миссис Роуд тоже уделяла много времени благотворительности? Мне сказали, что здесь она была очень активна в этой деятельности.

— Нет. В Брэнксоме она ничем подобным не занималась. Здесь — другое дело. Понимаете, в Брэнксоме ей приходилось ухаживать за отцом. А здесь ее заинтересовала помощь беженцам. Но и то лишь после пятьдесят шестого года — когда все началось с венгров, а потом еще эти прошлогодние события…

Смайли, смотревший на Роуда сквозь стекла очков, на секунду отвлекся, моргнул и ненадолго отвел глаза.

— А в общественной жизни школы Карн она принимала какое-то участие? Быть может, жены сотрудников создали свой филиал Женского института? — спросил он с невинным видом.

— Да, принимала, но не слишком активно. Будучи баптисткой, она больше общалась с людьми из города… Вам лучше расспросить об этом мистера Кардью — их священника.