Дэниел Сильва - Мастер убийств
— Алло?
— Ланкастер-Гейт, два часа дня.
Отбой.
— Кто звонил? — спросила Жаклин.
— Неправильно набрали номер. Спи, пожалуйста.
* * *Утро. Квартал Мейда-Вейл. На углу несколько великовозрастных школяров приставали к хорошенькой девушке. Жаклин показалось, что это фалангисты, вооруженные ножами и топорами. Мимо с ревом пронесся грузовик, извергавший клубы голубоватого дизельного выхлопа. Жаклин привиделось, что за ним на веревке волочится извивающееся человеческое тело. Когда над ней навис многоквартирный дом, она подняла глаза и представила стоявших на крыше израильских солдат, которые наблюдали в бинокли за резней и пускали время от времени осветительные ракеты, чтоб убийцам было легче отыскивать свои жертвы.
Жаклин вошла в здание, поднялась по лестнице и проскользнула в квартиру. Габриель сидел на диване в гостиной.
— Почему ты не сказал мне об этом?
— О чем именно?
— О том, что он пережил резню в Шатиле. Почему ты не сказал, что его семью убили во время этого кровавого действа?
— Ну а если бы сказал? Что бы это изменило?
— Я должна была об этом знать! — Она прикурила сигарету и глубоко затянулась. — Но скажи — это правда? То, о чем он рассказывал?
— Ты какую часть его рассказа имеешь в виду?
— Я весь его рассказ имею в виду, Габриель. И хватит играть со мной в эти глупые словесные игры!
— Да, правда! Вся его семья погибла в Шатиле. Он много страдал. И что с того? Мы все страдали. Тот факт, что история пошла другим путем, нежели ему хотелось, не дает ему права убивать невинных людей.
— Он был тогда невинным существом, Габриель! Маленьким мальчиком!
— Операция переходит в решающую стадию, Жаклин. И дебаты на тему моральных принципов и этики контртеррористической деятельности сейчас не ко времени.
— Прошу меня простить, что я позволила себе поднять вопрос о моральной стороне дела. Я совсем забыла, что вы с Шамроном никогда не утруждаете себя столь тривиальными мыслями.
— Не смей сравнивать меня с Шамроном!
— Это почему же? Потому что он отдает приказы, а ты их только выполняешь?
— А что ты скажешь относительно Туниса? — воскликнул Габриель. — Ты ведь знала, что работа в Тунисе напрямую связана с карательной акцией, тем не менее согласилась принять участие в деле. Более того, ты даже вызвалась помогать нам в ночь убийства.
— Да, вызвалась. Потому что объектом был Абу-Джихад, у которого на руках кровь сотен евреев.
— У этого парня тоже руки в крови. Не забывай об этом.
— Он просто мальчишка, у которого при попустительстве израильской армии враги вырезали всю семью.
— Никакой он не мальчишка. Это двадцатипятилетний мужчина, который помогает Тарику убивать людей.
— А ты собираешься с его помощью добраться до Тарика и отомстить ему за то, что он тебе сделал? Когда же все это кончится, хотела бы я знать? Когда уже и убивать станет некого? Скажи, Габриель, когда?
Габриель поднялся с места и натянул куртку.
Жаклин сказала:
— Я хочу выйти из дела.
— Ты не можешь сейчас уйти.
— Нет, могу. Я не хочу больше спать с Юсефом.
— Это почему же?
— Почему? И ты еще смеешь меня об этом спрашивать?
— Прости меня, Жаклин. Это как-то само вырвалось...
— Ты ведь считаешь меня шлюхой, не так ли, Габриель? Ты думаешь, что мне все равно, с кем спать, верно?
— Это не так.
— Там, в Тунисе, я тоже была для тебя только шлюхой, да?
— Ты же знаешь, что это неправда!
— В таком случае скажи, кем я для тебя была?
— Нет, это ты мне скажи — что теперь будешь делать? Вернешься во Францию? На свою виллу рядом с Вальбоном? Снова будешь посещать парижские вечеринки и участвовать в фотосессиях, где самая сложная проблема, которую тебе придется разрешить, будет заключаться в том, какой оттенок помады выбрать?
Она размахнулась и влепила ему пощечину. Он посмотрел на нее в упор. Его глаза были холодны, как лед, а на щеке, по которой она его ударила, начало расплываться красное пятно. Она снова размахнулась, чтобы его ударить, но на этот раз он с легкостью отразил ее удар, небрежным жестом вскинув вверх руку.
— Неужели ты не понимаешь, что происходит? — спросил Габриель. — Он ведь не просто так рассказал тебе о том, что с ним случилось в Шатиле. У него для этого была особая причина. Он тебя проверял. Ты ему для чего-то нужна.
— А мне плевать!
— Вот как? А я-то думал, что ты человек, на которого я всегда могу положиться. Не ожидал, что ты дашь слабину посреди игры.
— Заткнись, Габриель!
— Я свяжусь с Шамроном и скажу, что мы выходим из дела.
Он повернулся к двери, чтобы идти. Она схватила его за руку.
— Смерть Тарика никого не воскресит и ничего не изменит. Это иллюзия. Или ты полагаешь, это все равно что восстанавливать картины? Увидел повреждение, замазал его краской, и все снова стало хорошо — так, что ли? Э нет, с людьми это не проходит. Если разобраться, это даже с картинами не проходит. Стоит только присмотреться, и ты всегда найдешь место, где полотно реставрировали. Шрамы не исчезают. И реставратор не в состоянии исцелить картину. Он может только замаскировать нанесенные ей раны.
— Мне хотелось бы знать: ты закончила — или собираешься продолжать?
— А мне хотелось бы знать, кем я была для тебя в Тунисе.
Габриель протянул руку и коснулся ее щеки.
— В Тунисе ты была моей возлюбленной. — Его рука упала и плетью повисла вдоль тела. — И из-за этого погибла моя семья.
— Я не в состоянии изменить прошлого.
— Я знаю.
— Ты испытывал тогда ко мне теплые чувства?
Он секунду поколебался, потом сказал:
— Испытывал...
— А теперь?
Он прикрыл глаза.
— Теперь мне хотелось бы знать, в состоянии ли ты продолжать работу.
Глава 30
Гайд-парк. Лондон
— Твой приятель выбрал для встречи крайне неудобное для нас место, — сказал Карп.
Они расположились в задней части белого микроавтобуса «форд», стоявшего на Бейсуотер-роуд в нескольких ярдах от Ланкастер-Гейт. Карп, щелкая тумблерами и подкручивая ручки, настраивал свою подслушивающую аппаратуру. В салоне микроавтобуса стоял неумолчный шум городского транспорта. Доносившиеся из динамиков звуки проезжавших мимо автомобилей, грузовиков и двухэтажных автобусов мешали Габриелю сосредоточиться. Над кронами деревьев в северной части парка шелестел ветер, и этот шелест, многократно усиленный микрофонами Карпа, напоминал шум пенного морского прибоя. За Ланкастер-Гейт открывался вид на Италиен-Гарденс с его бившими вверх под разными углами фонтанами; усиленный микрофонами плеск их струй можно было сравнить разве что с рокотом водопада.
— Сколько у тебя людей с микрофонами вокруг этого места? — спросил Габриель.
— Трое, — ответил Карп. — Парень, похожий на банкира, который сидит на лавочке, девушка, бросающая крошки уткам, и парнишка с тележкой, торгующий за воротами мороженым.
— Не так уж плохо, — сказал Габриель.
— Плохо или хорошо, но при таких неблагоприятных условиях чудес от меня не жди.
Габриель глянул на часы. Стрелки показывали две минуты третьего.
Он уже не придет, подумал Габриель. Вполне возможно, он засек кого-то из команды Карпа.
— Куда он, к черту, запропастился? — озвучил Габриель свои сомнения.
— Имей же терпение, Гейб, — откликнулся Карп.
Секундой позже Габриель увидел Юсефа, который, появившись со стороны Вестберн-стрит, перебежал дорогу прямо перед капотом фургона по доставке товаров. Пока он перебегал дорогу и входил в ворота, Карп успел несколько раз нажать на затвор фотоаппарата. Проскользнув на территорию парка, Юсеф стал прогуливаться вокруг фонтанов. Когда он огибал фонтаны во второй раз, к нему присоединился одетый в серое пальто человек, скрывавший свое лицо под темными очками и широкими полями фетровой шляпы. Карп, прикрутив к фотоаппарату увеличивающий объектив, сделал еще несколько снимков.
Юсеф и подошедший к нему человек возобновили прогулку. Сначала они хранили молчание, но на втором круге завели неспешный разговор, обмениваясь негромкими репликами на английском языке. Из-за шума ветра и плеска фонтанов Габриель улавливал из этой беседы только каждое третье или четвертое слово.
Карп тихонько бормотал себе под нос ругательства.
Юсеф и его приятель кружили вокруг фонтанов еще несколько минут, после чего направились в сторону детской игровой площадки. Кормившая уток девушка швырнула в воду последнюю пригоршню хлебных крошек и медленным шагом двинулась за ними. Через минуту тесное пространство микроавтобуса наполнилось веселыми детскими криками.
Карп прижал к глазам кулаки и покачал головой.
