Василий Ардаматский - Сатурн почти не виден
Тихомиров отвел его автомат в сторону: дескать, спокойно, сам вижу.
На фоне предрассветного неба еле виднелась неподвижная фигура человека.
Гуреев не торопился. Так, не шевелясь, он простоял очень долго, целых десять минут. С немецкой стороны послышался звук тяжелых пулеметов. Они били примерно по середине переднего края тихомировского батальона. Гуреев знал: этот огонь должен отвлечь от него внимание русских.
Сняв со спины вещевой мешок — в случае чего он его отбросит, — Гуреев, пригнувшись, быстро побежал к черневшему вдали кустарнику, туда, где находились сотрудники госбезопасности. Забежав в кусты, он перевел дух и снова долго прислушивался. Но ни одного, тревожного звука не услышал. Из кустов он долго смотрел на пролегавшую неподалеку дорогу, которая — он знал — вела к железнодорожной станции. На дороге не было никаких признаков жизни. Он отвязал тряпки, мокрыми листьями ольшаника вытер перепачканные руки, внимательно осмотрел себя и спокойно, неторопливой походкой вышел на дорогу.
Спустя несколько минут из скрытой в глубине кустов машины в Москву полетела радиограмма: «Первый пост закрывается». И тотчас из деревни Глушково, находившейся в трех километрах севернее, выехала пустая полуторка, за рулем которой сидел старший лейтенант госбезопасности Силин, имевший вид бывалого фронтового шофера. Вскоре полуторка с проселочной свернула на грейдерную дорогу, по которой шел к станции Гуреев.
Поравнявшись с Гуреевым, Силин притормозил и крикнул:
— Если к станции, садись! Нет ли случайно спичек?
Гуреев подошел к полуторке и молча протянул Силину коробку спичек.
— Угораздило выехать без огонька, — смеялся, закуривая, Силин. — А в нашем деле без курева лучше не жить. Садитесь, старший лейтенант. Если на станцию, почти до места доставлю. — Силин распахнул дверцу кабины. — Садитесь. Тороплюсь.
Гуреев сел рядом с Силиным, вещевой мешок положил себе в ноги.
— Нашему брату-шоферу нет жизни ни днем ни ночью, — жаловался Силин. — Только пригрелся у артиллеристов — подъем, и все полетело к чертям собачьим. Так вам на станцию?
— Много будешь знать — состаришься, — усмехнулся Гуреев, и когда Силин обиженно замолчал, добродушно добавил: — На станцию, на станцию.
— К самой станции не могу. Мне сворачивать не доезжая.
— Ладно, дареному коню в зубы не смотрят, — рассмеялся Гуреев.
Не доехав до станции полкилометра, Силин остановил машину, молча распахнул дверцу и протянул Гурееву спички.
— Прошу, товарищ старший лейтенант.
— Возьми себе, — сказал Гуреев и неторопливо вылез из машины. — Спасибо…
Силин захлопнул дверцу, рывком тронулся с места и тут же с грейдера свернул на проселок. Сделав круг километров пять, он подъехал к станции уже с другой стороны и остановился возле маленького домика. Не прошло и получаса, как сюда подъехала и другая машина — с Беспаловым и Весениным.
— Все как по писаному, — весело рассказал Силин. — У него рюкзачок, насколько я мог подметить, килограммов на пятнадцать-двадцать. Куртка у него из таких, что выдавали офицерам-саперам до войны. Знаете? Она ему почти до колен. Надо сказать, видик у него вполне естественный и держится уверенно. Единственный промах, который я заметил, — слишком чистый у него подворотничок на гимнастерке. Хотя, с другой стороны, он ведь в Москву едет, приоделся, так сказать.
Беспалов посмотрел на часы.
— Поезд уйдет через тридцать минут. Мне пора.
После отхода поезда ждите двадцать минут: если я не приду, значит, все в порядке — я поехал с ним в Москву. Тотчас радируйте об этом в центр…
На вокзале, погруженном в полную темноту, царило то нервное оживление, которое было свойственно прифронтовым станциям. В основном здесь были люди военные, но попадались среди них и штатские. Непрерывно хлопала дверь, ведущая в комнату военного коменданта. Только там и горел свет. Когда дверь открывалась, свет на секунду освещал тесный зал ожидания. Здесь десятка два солдат спали рядком, прямо на полу. То и дело кто-нибудь спотыкался в темноте об их ноги, и тогда сонный голос кричал: «Полегче там!»
— Рядовой Юркин! Рядовой Юркин! — назойливо звал мальчишеский, но явно командирский голос.
Слышно было, как кто-то распекал дежурного по станции.
— Если ты дежурный, то обязан по движению все знать. Где наш вагон?
— Ищите на путях, — отвечал усталый голос. — Мне ваши вагоны не нужны.
На втором пути растянулся смешанный товаро-пассажирский состав, который должен был идти в Москву. Вдоль поезда редкой цепочкой стояли солдаты. Посадка еще не была разрешена, и те, кто собирался ехать, толпились на перроне, не выказывая, впрочем, никакого нетерпения: все понимали, что отход поезда зависит от многих причин, неподвластных железнодорожникам, и предъявлять им претензии просто глупо.
Беспалов разыскал на перроне Гуреева и теперь не выпускал его из виду. Далекий бледный луч прожектора безостановочно, как гигантский маятник, медленно качался в черном небе. Все посматривали на него не без опаски: не дальше как третьего дня на станцию был совершен ночной налет, и бомбы угодили в стоявший на перроне эшелон. Черные обломки вагонов лежали рядом с путями, напоминая об этом событии.
Но вот к поезду вышла группа военных из контрольно-пропускного пункта. Вместе с солдатами они стали у входа в четыре пассажирских вагона. Началась посадка.
Гуреев подошел к поезду не сразу. Некоторое время он издали наблюдал за посадкой, потом решительно направился к последнему вагону. Беспалов быстро прошел по перрону и потом, чуть опережая Гуреева, к последнему вагону. Он оказался впереди Гуреева и предъявил патрулю свои документы.
Капитан с красной повязкой на рукаве взял бумаги Беспалова и осветил их спрятанным в рукав фонариком.
— Инженер Рокотов?
— Да. Из научно-исследовательского института.
— Егор Дмитриевич?
— Да, да, Я приезжал сюда на освоение нового оружия.
— А где отметка о прибытии в прифронтовую зону?
— На обороте.
Капитан перевернул бумажку и долго исследовал штамп отметки.
— А чья тут подпись?
— Да откуда я знаю? — раздраженно ответил Беспалов. — Мне он не представлялся, поставил штамп и до свидания.
— Первый раз вижу эту подпись. Погодите-ка, я сперва пропущу фронтовиков, а потом разберусь с вами, отойдите в сторонку. Следующий.
Гуреев предъявил свои документы. Капитан бегло их просмотрел и, возвращая, сказал:
— Не забудьте отметиться в московской комендатуре.
— Есть отметиться, — отозвался Гуреев и легко вскочил на подножку вагона.
Пропустив еще человек пять, капитан вернулся к Беспалову.
— Значит, не знаете, кто подписал отметку?
— Не знаю.
— Ну ладно, проходите.
— Спасибо, капитан, — тихо сказал ему Беспалов и вошел в вагон.
Глава 27
Затемненный фонарик со свечой над дверью вагона освещал только передние места, а дальше было черным-черно. Беспалов зажег спичку и сразу увидел Гуреева. Он стоял у третьего окна. Пройдя туда, Беспалов сел на боковое место. На противоположном боковом месте уже лежал вещевой мешок Гуреева. Беспалов поднял воротник пальто, надвинул шляпу на нос и засунул руки в рукава. Человек явно собирался спать. Протягивая ноги, он задел Гуреева.
— Извините, пожалуйста, — буркнул Беспалов.
— Ничего, — ответил Гуреев и тоже сел. — Я вижу, патруль все же смилостивился над вами.
— Да, — вздохнул Беспалов, чуть приподняв шляпу. — С одной стороны, я их понимаю, но с другой — зло берет. Будто я ради каких-то своих личных дел сюда езжу.
— Для него одно то, что вы не в военной форме, уже подозрительно, — засмеялся Гуреев.
— Я, конечно, личность сугубо штатская, но он же видит документ. Командирован сюда по просьбе самого командования. Что ему мало этого?
Гуреев ничего не сказал.
Беспалов снова надвинул шляпу на лицо, давая понять, что разговор окончен, он будет спать. Но он видел всю нижнюю часть тела Гуреева, видел его сложенные на животе руки, видел его ноги. Очень интересно было наблюдать за руками, которые ни минуты не оставались без движения. Гуреев, конечно, и не думал спать. Он явно нервничал.
Беспалов судорожно, как это делают в неудобстве спящие люди, передвинул ноги, прижал их к ногам Гуреева. Тот осторожно отодвинул свои ноги в сторону. Беспалов начал похрапывать.
Рассвет наступил, когда до Москвы оставалось часа два пути. Беспалов охая стал поворачиваться на бок, тело его поползло со скамейки, и он «проснулся».
— Ух ты, чуть не упал! — смущенно пробормотал он и, осмотревшись по сторонам, сказал: — С юных лет не спал в таких условиях. Ну что ж, как говорится, с добрым утром.
— Также и вас, — чуть улыбнулся Гуреев.
