Джон Ле Карре - Идеальный шпион
— А бывают задания у твоего отца настолько секретные, что ему приходится совершенно скрываться. И даже телохранители не знают его адреса. Знаю его лишь я. Но больше никто в мире не знает и не должен знать. И если этот инспектор опять придет к тебе или мистеру Керду, или кто-нибудь другой придет, ты должен сказать им все, что тебе известно, и тут же сообщить об этом мне. Я оставлю тебе номер особого телефона, и мистеру Керду оставлю. Твой отец достойный человек, ему надо помочь, и помощь эту он получит.
— Рад это слышать, сэр, — сказал Том.
— Теперь еще одно. В письме, которое он написал тебе, речь тоже шла об этих вещах?
— Не знаю. Я не до конца его прочел. Там было много насчет перочинного ножа Сефтона Бойда и какой-то надписи в преподавательской уборной.
— Кто этот Сефтон Бойд?
— Мой друг. Он учится со мной.
— Он что, и папин друг тоже?
— Нет, папа дружил с его отцом. Они тоже вместе учились.
— Ну а что ты сделал с этим письмом?
Бог весь что. Комкал его, пока оно не стало жестким и колючим. Но этого Том не сказал. Он лишь вручил дяде Джеку то, что осталось от письма, и дядя Джек пообещал не потерять его, а в следующий раз при встрече обсудить с ним письмо, если в нем содержится что-то, что необходимо обсудить. Дядя Джек вообще-то в этом сильно сомневался.
— А конверт у тебя остался?
Нет, конверта у Тома не было.
— Тогда откуда он его послал? Это нам даст кое-какой ключ, если ключ нам понадобится.
— Там был штемпель Рединга.
— От какого дня?
— От вторника, — грустно сказал Том, — но может быть, письмо было послано в понедельник, уже после закрытия почты. Я подумал, что он отправился обратно в Вену вечером в понедельник. Если не поехал в Шотландию, конечно.
Но дядя Джек словно не слышал, потому что опять вернулся к теме Греции, продолжая игру, которую оба они называли «следственные показания», и допрашивал мальчика насчет того долговязого с усами, который был тогда на крикетной площадке на Корфу.
— Наверное, ты забеспокоился, когда его увидел, правда, сынок? Подумал, что папе его появление радости не доставляет, несмотря на то, что держится он так по-дружески. То есть я хочу сказать, если они такие уж друзья, то почему же папа не пригласил его домой повидаться с мамой? Предполагаю, что, когда ты все это взвесил, тебе стало не по себе. Ты не одобрил этой непонятной встречи возле самого порога дома.
— Наверное, — согласился Том, как всегда, восхищаясь проницательностью всеведущего дяди Джека. — Он схватил папу за руку.
Они вернулись в «Дигби». Том теперь повеселел, он мог облегченно перевести дух, что возвратило ему аппетит, поэтому он попросил себе бифштекс, а пока будет жариться мясо — картофельные чипсы. Себе Бразерхуд заказал виски.
— Рост? — спросил Бразерхуд, опять принимаясь за их игру.
— Метр восемьдесят.
— Так, отлично. Цвет волос?
Том колебался.
— Серо-буро-малиновый в полосочку, — сказал он.
— Что за бред такой!
— На нем была соломенная шляпа. Волосы было трудно разглядеть.
— То, что он был в соломенной шляпе, мне известно. Потому я и спрашиваю тебя. Цвет волос?
— Русые, — наконец решился Том. — Русые, золотистые от солнца и лоб большой, как у настоящего гения.
— Интересно, черт возьми, как это солнце проникло через шляпу?
— Ну, серо-русые, — согласился Том.
— Так и говори. Два очка, не больше. А лента на шляпе?
— Красная.
— Господи!
— Лента была красная.
— Три очка. Какого цвета борода?
— Бороды у него не было. Кустистые усы, брови толстые, как у вас, но не такие мохнатые, глаза бегают.
— Три очка. Фигура?
— Сутулый, походка неровная.
— Что еще за неровная такая?
— Ну, вроде ныряющая. Словно море волнуется, а ты ныряешь на волнах. Неровная — это когда человек идет будто у него ноги разные.
— Ты хочешь сказать, он хромает?
— Да.
— Так и говори. На какую ногу?
— На левую.
— А если подумать?
— На левую.
— Три очка. Возраст?
— Семьдесят.
— Не болтай глупостей!
— Но он старый!
— Семидесяти ему нет! Мне нет семидесяти. Даже шестидесяти нет. Вернее, только что исполнилось. Разве он старше меня?
— Тех же лет.
— В руках держал что-нибудь?
— Портфель. Серый, как будто из слоновьей кожи. И он был жилистый, как мистер Тумс.
— Кто это Тумс?
— Наш спортивный воспитатель. Он преподает борьбу айкидо, а еще географию. Он убивал людей ногами, хотя это и не по правилам.
— Хорошо, жилистый, как мистер Тумс, держал портфель из слоновьей кожи. Два очка. В другой раз избегай субъективных ссылок.
— А что это такое?
— Мистер Тумс. Тебе он известен. Мне — нет. Не сравнивай одного неизвестного мне человека с другим, которого я тоже не знаю.
— Вы сказали, что знаете его, — сказал Том, взбудораженный возможностью поймать дядю Джека.
— Знаю, знаю. Просто я шучу. Была у него машина, у этого твоего дядечки?
— «Вольво». Взятая напрокат у мистера Калуменоса.
— Откуда ты знаешь?
— Он всем ее дает напрокат. Приходит в порт и слоняется там, и, если кто-нибудь хочет взять напрокат машину, мистер Калуменос дает ему свой «вольво».
— Цвет?
— Зеленая. И вмятина на крыле, номер, зарегистрированный на Корфу, и на антенне чека, как лисий хвост, и…
— Машина красная.
— Нет, зеленая.
— Очки не засчитываются, — твердо объявил Бразерхуд, к возмущению Тома.
— Почему это?
Бразерхуд растянул рот в хищной улыбке.
— Это ведь не его машина, правда же? Откуда тебе знать, что машину нанял именно тот, усатый, если в ней еще было двое? Ты утратил объективность, сынок.
— Но он же главный!
— Откуда ты взял? Это все догадки. Занимаясь домысливанием, можно бог знает до чего додуматься! Тебя когда-нибудь знакомили с тетей Поппи, сынок?
— Нет, сэр.
— А с дядей Поппи?
Том прыснул.
— Нет, сэр.
— А имя мистера Уэнтворта тебе что-нибудь говорит?
— Нет, сэр.
— Никаких ассоциаций?
— Нет, сэр. Похоже, это какое-то место в Суррее.
— Правильно, сынок. Никогда не выдумывай, если не знаешь, но от тебя чего-то ждут. Это правило известное.
— Вы опять шутили, да?
— Может быть. Когда папа пообещал опять с тобой увидеться?
— Он не обещал.
— А вообще он назначает с тобой встречи?
— Скорее, нет.
— Значит, волноваться не о чем?
— Только вот письмо.
— А что письмо?
— Он пишет словно перед смертью.
— Выдумки. Воображение. Хочешь поделиться еще чем-нибудь, что знаешь? Тайное место, куда скрылся папа? Хотя ладно. Мы и так знаем. Он дал тебе адрес?
— Нет.
— Название ближайшего шотландского городка?
— Нет. Сказал только: «В Шотландии». На море в Шотландии, где он сможет писать, потому что никто не будет его тревожить.
— Он сказал тебе все, что только мог сказать, Том. Сказать больше ему не разрешено. Сколько комнат там у него?
— Он не говорил.
— А покупками кто для него занимается?
— У него там классная хозяйка. Старушка.
— Он хороший человек. И к тому же умный. И она хорошая женщина. Тоже из наших. И перестань волноваться. — Дядя Джек покосился на циферблат своих часов. — Так. Кончай с едой и закажи себе еще лимонаду. Мне нужно сделать одно маленькое дельце.
Все еще улыбаясь, он прошел к двери, на которой были изображены значок туалетов и телефона. Том прирожденный сыщик. Большая удача для дяди Джека. И чувство юмора у них очень сходное, к их взаимному удовольствию.
* * *У Бразерхуда была жена и был дом в Ламбете, и в принципе он мог бы отправиться туда. Была у него и другая жена, в его загородном доме с Саффолке, правда, находящаяся с ним в разводе, тем не менее всегда готовая оказать услугу, в чем не раз его заверяла. Была у него и дочь, вышедшая замуж за адвоката из Пиннера, — парочка, которую он и в грош не ставил, платившая ему тем же. Но во исполнение долга они бы его приняли. И был еще никчемный сынок, зарабатывавший на жизнь на театральных подмостках, и, если Бразерхуд набрался бы мужества и проявил бы к нему великодушие, как он в последнее время нередко делал, и смог бы превозмочь свое отвращение к запаху кухни и бедности, что ему в последнее время нередко удавалось, его с радостью приняли бы, предоставив ночлег на несвежих покрышках, которые Адриан считал постелью для гостей. Но сегодня, а также и во все последующие вечера до тех пор, пока он не побеседует с Пимом, всего этого он не хотел. Он предпочел уединенность вонючей конспиративной квартирки на Шеперд-Маркет с закопченными драчливыми голубями на парапете и проститутками, вышагивающими взад-вперед, как солдаты на часах, по тротуару внизу, словно для них война еще не кончилась. Время от времени Фирма предпринимала попытки отнять у него эту квартирку или вычесть арендную плату за нее из его жалованья. Канцелярские крысы ненавидели его за эту квартирку и шипели, что он превратил ее в притон, что было правдой лишь отчасти. Они с негодованием отвергали его приглашения провести там дружеский вечер и просьбы его об уборщице, которой он не имел. Но Бразерхуд был круче их всех, вместе взятых, о чем они, в общем, и сами знали.
