Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус
— Но, впрочем, это сегодня я так говорю, — продолжил он. — А тогда я просто хотел… В общем, в Лондоне я нашел его.
Я вдруг подумала, что если поцелую эту жесткую щеку в складках, то оцарапаю губы. И ничуть об этом не пожалею.
— Скажу, чего он не умеет. Это спиваться и деградировать. И это его третья особенность. Поэтому он относительно неплохо выглядел при нашей встрече — не считая гардероба — и довольно легко, поглядывая поверх моей головы, отозвался на мою просьбу. То есть набросал на какой-то не очень чистой бумажке из паба тот самый план захвата плантации, который оказался ненужным. И я понес его… некоторым моим друзьям. Которые вместе со мной вынесли приговор: план был попросту блестящим.
Я подумала, что глупо будет сейчас захлопать в ладоши. И все-таки сделала это. В дверь просунулась темная голова стюарда в белой, вышитой золотом шапочке, потом исчезла.
— Так началась новая жизнь того, кого вы знаете под именем Элистера Макларена, — скучным голосом сказал господин Эшенден. — Не буду утомлять вас подробностями. Он был послан в Калькутту. Вы увидели его на первой операции, абсолютно провальной. Но были и другие операции — после того как, благодаря вам, ну и некоторым другим людям, он вернулся из вашего Пенанга героем. Вы ведь о них слышали? Про Кабул и Кандагар?
Я молча кивнула.
— Слава распространяется быстро, пусть и очень секретная слава. И вот два месяца назад он был послан на еще одну операцию. Сюда. Да-да, именно сюда. К тому моменту все уже точно знали, что «капитан Энди» лучше всего работает, когда он один. Никаких контактов с коллегами, до финальной стадии. Он уже может себе позволить диктовать это правило. Он также не рискует по глупости. Но каждое его погружение в иную, что ли, среду оказывается чертовски опасным, и — блестящим по результату. И вот он этак погрузился в очередной раз на Цейлоне, пытаясь подружиться с людьми Коминтерна — а это не самая приятная и не самая глупая публика — и не всплыл на поверхность, как это от него ожидалось, в том городе, от которого мы с вами сейчас удаляемся. Вот и все, дорогая Амалия. К сожалению.
— Все, как в тот раз, — горько сказала я. — Сейчас вы скажете: найдите мне его, верните, не дайте ему пропасть. И я вам отвечу: спасибо за еще один шанс.
Он молча смотрел на меня неподвижным взглядом рептилии.
— Коминтерн, — еле слышно сказала я. — Он ехал сюда, в Куала-Лумпур, по заданию агента Коминтерна? Или…
— Я не знаком с операцией в подробностях. Я занят совсем другим делом, и мы об этом тоже сейчас поговорим, — кивнул Эшенден. — Кто этот агент, как и с кем связан — ничего не известно. В Коломбо речь шла о связном, одном из нескольких человек, которые сейчас едут из Европы сюда, в эти края. И встречаются здесь с теми, кто уже укоренился и работает. Нам нужны они все. Те, что в Гонконге, Сингапуре, Сиаме… и в этом городе. Где разворачивается совсем другая история, возможно — куда серьезнее. Та самая, для участия в которой я пригласил вас. Не имеющая прямого отношения к Коминтерну история. Но вы верите, что в одном маленьком городе пропадают два человека — и это никак не связано? Вы верите в совпадения?
— Верю, — сказала я после краткого размышления. — Это в книгах не бывает совпадений. Как и лишних персонажей. Все обязаны как-то участвовать в сюжете.
— Да, — подтвердил он. — Потому что читателю так проще. К сожалению.
— А в жизни — настоящий хаос из людей, которые просто случайно оказались тут, и сплошные совпадения. Но давайте уточним некоторые вещи. Сначала Коминтерн. Если его агенты Элистера раскроют, то ему угрожает опасность, ведь так?
— Без сомнения. Там идет игра на очень большие ставки.
— Но кто-то должен был встретить Элистера, помочь ему, кто же — а, ну да, Таунсенд, человек, который был убит. Боже ты мой, все как в тот раз. Не стало человека, к которому Элистер ехал. Он боится, что если будет неосторожен, его предадут или случайно раскроют свои — опять все как в тот раз. «Он не выходит на связь». Так, теперь это ваше совсем другое дело — то есть китайский поэт. Его вызвали сюда, чтобы он участвовал в той же, по сути, операции — надо было кого-то узнать в лицо. Не может же тут быть двух операций против Коминтерна. Но связи между Элистером и поэтом не могло быть никакой, друг о друге они не знали. Это совпадение, не так ли?
— Возможно.
— А теперь совсем пустяк, просто проверить одно предположение. В начале операции я получила вот эту дамскую принадлежность — браунинг, — похлопала я по сумочке. — Возникает вопрос: инспектор Робинс?… Что вы можете сказать про него?
— Мой старый друг, — энергично кивнул Эшенден. — Множество моих малайских историй начинались с его рассказов. Например, про англичанку из Малакки, которая отлично играла в бридж…
— Отлично, — сказала я. — Хоть кто-то вне подозрений. Или — почти. У Робинса неприятности, господин Эшенден. И я могла бы…. Но, пока не забыла — еще один мелкий вопрос. Кто поставил охрану вокруг моего дома в Джорджтауне — не вы ли?
Лоб мгновенно покрылся мелкими морщинами. Было очевидно, что он искренне удивился. А я — нет.
Мы помолчали.
— Что-то там затягивается беседа, — сказал он. — Этак экспресс уже скоро доедет до поворота на Малакку.
Снова повисла пауза.
— Но это только первая история, господин Эшенден, — сказала, наконец, я.
— Ну, вторая — это очень длинная история. Она началась в прошлом веке, когда два молодых человека, большие друзья, изучали китайскую культуру в вашем Оксфорде. Одного звали Реджинальд Джонстон, и я даже не уверен, что вы слышали эту фамилию.
— Еще как слышала. Это человек, которого последний император пришел проводить на пристань в Тяньцзине.
— Что ж, верно. Именно он, наставник юноши Пу И. Ну, а его друг, с которым они вместе пошли на колониальную службу…
— Едет сейчас в этом поезде и ждет меня с докладом…
— Вы просто пугаете меня вашей прозорливостью, дорогая Амалия. Итак, два блестящих ума, лучшие люди из тех, кого порождало наше, прямо скажем, сложное общество. Два умелых колониальных губернатора — Джонстон в Вэйхайвэе, а этот, как видите, здесь. А до того — на Ямайке, в Гонконге. Я повторяю, это удивительные, потрясающие люди, и именно потому для меня важны все повороты их судьбы так же, как судьбы Элистера Макларена. Да что там, мы просто друзья, особенно с этим человеком, который настолько умен, что даже не держит на меня зла за рассказ «Его превосходительство». Но дело не в рассказе. Видите ли…
Он снова повернул профиль с совиным носом к окну, за которым мелькали двухъярдовой высоты серо-зеленые гейзеры слоновьей травы.
— У всех нас свои проблемы с той страной, которая нас породила, но есть вещи, которые заставляют забыть о многих обидах. Вы обижаетесь на людей, с их глупостью и жестокостью, людей, что портят столько прекрасного, которое могло бы случиться с нашей жизнью. Но это все же — только отдельные люди, пусть даже они всегда в большинстве. А есть нечто большее, сама страна и вообще тот мир, который вас окружает. На это нельзя обижаться. Бессмысленно обижаться. Надо просто помогать лучшим, умным, талантливым — авось благодаря им в вашей стране и мире будет меньше глупости и мерзости. Это умнее, чем заранее опускать руки. И потом, умные и замечательные люди — благодаря им получаются отличные истории, а с дураками истории выходят глупыми и одинаковыми. И вы знаете, Амалия, мне кажется, что и ваша жизнь… когда я врываюсь в нее таким неожиданным образом… она становится другой, в ней появляется больше смысла. Ведь так?
Боже мой, подумала я, как мне тяжело говорить с этим человеком — и как хочется говорить еще и еще.
— Ну, вот, два друга, два губернатора колоний, как бы врезавшихся в тело Китая на его границах. Джонстон, правда, уже оставил колониальную службу, да и этот ваш замечательный человек уехал далековато от Китая, но это неважно. Потому что Китай догнал его даже здесь. И затянул его в историю, которая может принести ему немало неприятностей, а может… Понимаете, Амалия, чем отличается действительно умный человек от посредственности — умный не боится думать о невозможном. О войне, например. Большой войне. Которую некому будет остановить.
Я могла бы догадаться, что если на сцене появляется господин Эшенден, то происходит что-то очень, очень серьезное. Я знала, что неумеренное поглощение коктейлей в «Колизеуме», изучение китайской поэзии, даже бешеная перестрелка и опознание красных агентов — это все был пустяк, потому что тут происходит — готовится, ожидается? — что-то большое, пугающее, почти неотвратимое. И вот теперь это слово прозвучало.
Война.
У меня сдавило холодом сердце. В каком мире живет этот человек, почему ему не хочется убежать, уехать на свою виллу на юге Франции и сделать вид, что войны — это не по его части?
