Владимир Черносвитов - Сейф командира «Флинка»
Из рубки ГКП рулевой тотчас ответил:
— На румбе триста четырнадцать.
— Право два. Курс триста шестнадцать.
— Есть право два... На румбе триста шестнадцать.
Из штурманской вышел старший помощник Ладоги — невысокий подвижный крепыш капитан-лейтенант Чумбадзе. Дружески блеснул улыбкой из-под черных подбритых усов.
— Иди-ка отдыхать, Иван Иванович, день-то нелегким был. Все наши учебные и рабочие планы — коту под хвост.
— Это нормально. Кому как не нам, спасателям, привыкать к внезапностям. А насчет отдохнуть — пожалуй.
Командир спустился по крутому трапу к себе в каюту.
Высчитав ход так, чтобы на место работы «Абакан» пришел к утру и команда спокойно выспалась, Чумбадзе велел вахтенному начальнику сбавить обороты машины, походил по мостику и устроился на своем излюбленном месте — между обвесом крыла и нактоузом[3] пеленгатора...
Раскурив трубку, замполит капитан-лейтенант Венциус прошел на ют. Здесь у обреза[4] сидели матросы подвахты, а с ними — огненно-рыжий главстаршина Шнейдер с «Труженика». На «Абакане» он временно замещал Сергея Сафонова, поощренного за разминирование отпуском в Ростов, к маме. Подыгрывая себе на гитаре, Шнейдер негромко пел:
У причалов наш дом.Корабли стали в ряд.Темнотой, словно льдом,Катер к стенке прижат.Но поступит приказ,В борт ударит волна...Ждет тебя, водолаз, глубина...
— Чудо́ва писня. Аж за душу чипляет! — вздохнул кто-то.
— Хороша, только не ко времени, — сказал Венциус.
Только тут заметив замполита, матросы вскочили.
— Это я виноват, товарищ капитан-лейтенант. Извините, — признался Шнейдер, скомандовал: — Кончай курить. Отбой! — и первым шагнул в темноту: корабль шел по-боевому, без огней.
Полная противоположность Чумбадзе по характеру и темпераменту, Венциус отличался спокойствием и выдержкой. И потому, если на вспыльчивого старпома матросы иногда и обижались, то на замполита — никогда, хотя добреньким он не был и поблажек не давал. Он посидел еще, покурил, выбил в обрез золу из трубки. Поднялся, пошел на мостик. Легко взбежал по трапу:
— Что нового, Гвидо?
— А что у меня может быть нового? — отозвался Чумбадзе. — Все то же: там — норд, тут — зюйд, кругом море, а в нем — вода.
— Иди, чайку попей. Я велел заварить.
— В-ва! Спасибо, дорогой-заботливый, сейчас...
Чумбадзе выждал, пока вахтенный начальник скомандует поворот, задаст новый курс, и тогда уж спустился в кают-компанию.
Теперь «Абакан» шел у границы наших территориальных вод, параллельно берегу. Идти этим курсом, постепенно приближаясь к суше, предстояло до утра.
Но разве в море можно что-либо гарантировать загодя...
Вахта давно засекла, а теперь и Венциус время от времени следил по развертке локатора-репитера[5] за сближением с каким-то судном. До пересечения их курсов оставалось еще изрядно. Но вот, держа к берегу, неизвестное судно пересекло курс «Абакана» — и Венциус успокоился. В общем-то, он и не беспокоился, но... море! Казалось бы, чего уж просторнее? А вот поди ж ты — ежедневно ллойды регистрируют самые нелепые, зачастую трагические столкновения судов! Поэтому каждый офицер на мостике при сближении с другими судами всегда внутренне настораживается.
Какое-то время прошло тихо-спокойно...
Вдруг сверху — с поста сигнальщиков хрипловатый тенорок старшего доложил:
— Справа по носу, курсовой — двенадцать, дистанция — две с половиной мили: факел!
Что за чертовщина! Венциус с вахтенным офицером одновременно вскинули бинокли. Замполит долго не мог ничего углядеть, потом заметил: действительно, в глубине ночи мерцали красноватые, еще еле заметные вспышки огня. Молодцы сигнальщики, глазастые!
Вахтенный начальник взял пеленг, спокойно приказал:
— Право тринадцать. Курс — девяносто восемь. Сигнальщики! Наблюдать факел.
— Есть право тринадцать!.. Есть наблюдать!..
Застегивая на ходу китель, вернулся Чумбадзе. Замполит молча показал ему в ночь. Чумбадзе посмотрел в бинокль и все понял, прежде чем вахтенный начальник успел доложить ему. Сказал вахтенному:
— Дайте «самый полный» обеим машинам.
Тот передернул рукоятки машинного телеграфа: мелко задрожав, «Абакан» мощно рванулся вперед, взбив штевнем седые усы пены. Рывка этого оказалось достаточно, чтобы чуткий командир проснулся и тоже поднялся на мостик.
— Что такое, куда мы помчались?
— Товарищ командир, замечен, вероятно, пожар на судне, — доложил вахтенный начальник. — Сейчас рассмотрим.
Вскоре уже ясно стали видны взметы пламени на неизвестном судне.
Темпераментный Чумбадзе метнулся в радиорубку, рванул дверь:
— Почему не доложили SOS?
— Сигнала бедствия не было, товарищ старпом.
— Не может этого быть! Ушами хлопаете, спите на вахте! Ладно, после поговорим! — угрожающе пообещал он.
По международному закону каждые полчаса — в «минуты молчания» — все морские радиостанции работают только на прием, вслушиваясь, не просит ли кто помощи. Горящее судно, конечно же, взывало.
— Играйте тревогу, лейтенант, — приказал Ладога вахтенному начальнику.
«Др-дррр! Др-дррр! Др-дррр!..» — по всему кораблю зашлись дробью электроколокола громкого боя. Матросы, старшины, офицеры взметнулись с коек. Через несколько секунд на ГКП посыпались доклады о готовности боевых частей.
— Командир АСП, на мостик! — приказал по трансляции Ладога.
Тотчас командир аварийно-спасательной партии старший лейтенант Серебров предстал перед начальством...
Горящее судно оказалось иностранным небольшим старым «купцом». На корме и грязно-черном носу его белело претенциозное имя «Sirena». Пока что на судне явно горела лишь надстройка. Горела буйно. Но удивило спасателей другое: «Сирена» стояла на воде без хода и была уже покинута командой!
— Тоже мне, моряки. Подонки! Удрали, даже не попытавшись спасти судно, — презрительно процедил Чумбадзе.
— Да уж, — согласился Серебров. — А на судне и сейчас еще вполне можно работать.
— Конечно. С какого борта подходить, командир? — спросил Чумбадзе.
— Подожди с подходом, не суетись, — ответил Ладога, вглядываясь. — Что-то не нравится мне эта картина. Поспешное бегство команды при пожаре на судне — первый признак взрывоопасного груза.
— Так оно же не в грузу!
Действительно: грузовая ватерлиния на корпусе и марки углубления показывали, что судно шло в балласте.
— То-то и оно. Мощной взрывчатке большого тоннажа и не надо.
Из тьмы к «Абакану» подлетел военный катер погранохраны. Заглушив моторы, плюхнулся носом на воду и по инерции подошел к спасателю. Знакомый абаканцам командир катера — молодой, веселый — громко объявил по мегафону:
— Привет братьям-спасателям! Греетесь? Попрошу капитана третьего ранга Ладогу.
— Слушаю вас, Зиновьев, — отозвался тот, выйдя на крыло.
— Здравия желаю! Поиск людей с бедствующего судна нами уже открыт.
— Добро, Зиновьев, спасибо. Желаем удачи!
— Взаимно!
Поодаль во тьме перемигнулись другие катера. Взревев моторами, катер Зиновьева тоже умчался.
Повременив, Ладога решил:
— Рискнем. Действуйте, Серебров.
Защитив себя жемчужным каскадом распыляемой воды — на синем бархате ночи да еще в багровых бликах пожара это выглядело феерически! — спасатель подошел к «Сирене» и ударил по огню тугими струями изо всех лафетных стволов. Командуя, Серебров то разводил эти струи, то сводил в одну цель — и тогда могучий напор их крушил переборки, вышибал двери, отрывал и швырял за борт горящие обвесы, мебель, рундуки...
Огонь стихал. Горящее судно окуталось дымом и паром. Стало темно, прохладно, запахло угаром.
— Врубить прожектора! — приказал Серебров. Доложил Ладоге: — Товарищ командир, пожар притушен, обстановка позволяет — разрешите высадить десант?
Ладога медлил. Кто его знает: высадишь — а тут как раз и рванет!.. И выйдет — послал людей на верную смерть.
Серебров ждал. Офицеры молчали. И тут с «Сирены» донесся слабый протяжный крик. Здесь, конечно, уже прочь все опасения.
— Добро, высаживайте. И поживее!
Первым на борт «Сирены» перебрался сам Серебров. Произведя наружную рекогносцировку, подал знак — за ним последовали в термостойких костюмах, волоча за собой воздухопроводные шланги и сигнальные концы, Шнейдер и Сыроежка. И замыкающими — старшина Шлунок и Скултэ.
Тут произошла маленькая заминка. Шлунок умудрился сорваться с борта — его подняли из воды обратно на «Абакан» и быстро заменили старшим матросом Изотовым.
Задачи парам были поставлены разные. Шнейдеру с Сыроежкой — найти и ликвидировать главный очаг пожара. Местами палуба уже прогорела. Рискуя провалиться или запутаться шлангами в хаосе разрушений, парни пробирались по задымленной, тлеющей руине жилой палубы, обследуя залитые водой по самые комингсы помещения. Пожар начался с провизионки, где хранились вина, ром, спирт и прочее. Вероятно, тут что-то случайно подожгли — струсили и удрали. От огня лопнули бутылки со спиртом, спирт рванул — и пошло!.. И сейчас еще пузырилась, как раскаленная магма, смесь масла, спирта, сахара, рома и водок. Главстаршина с матросом приняли с «Абакана» пенный ствол, заполнили провизионку углекислотной пеной и тем надежно ликвидировали очаг пожара.
