Джон Ле Карре - Такой же предатель, как мы
Но у Эмилио дель Оро особый талант убеждения — он заговорщицки подхватил почтенного господина под руку и отвел в сторонку; после короткого разговора тот заторопился обратно под крышу, точно напроказивший школьник.
Но где-то в голове Гейл, полной разрозненных наблюдений и воспоминаний, прочно засел юрист, который тревожится о том, что «иллюзия благовидности» с самого начала на грани краха — впрочем, мир от этого не рухнет, лишь бы ей не помешали встретиться с Наташей и малышками.
Глядите-ка, Дима и Перри жмут друг другу руки через сетку и объявляют, что игре конец. В глазах Гейл это рукопожатие не примирившихся соперников, но сообщников; обман настолько очевиден, что немногочисленные стойкие зрители, мокнущие на трибунах под дождем, должны бы свистеть, а не аплодировать.
И посреди этого хаоса — поистине нет конца-краю сегодняшним несуразностям — возник толстый коротышка, который долго вокруг нее ходил. Он заявил, что хотел бы ее трахнуть. Прямо так и сказал: «Хочу тебя трахнуть», — и на полном серьезе ждал ответа. Тридцатилетний мальчик с плохой кожей и налитыми кровью глазами. В руке — пустой стакан. Гейл сначала показалось, что она ослышалась: в голове у нее шумело. Она — нет, в самом деле! — переспросила. Но к этому времени коротышка уже потерял присутствие духа и ограничился тем, что таскался за Гейл по пятам, на расстоянии нескольких шагов. Тогда она, выбрав наименьшее зло, спряталась под крылышко Попхэма.
Гейл призналась ему, что она адвокат, — этот момент разговора всегда ее страшил, поскольку неизбежно начинались неуклюжие обоюдные сравнения. Но Банни Попхэм увидел здесь всего лишь повод для пикантной шутки.
— О боже! — Он возвел глаза к небесам. — Я пропал! Честное слово, меня бы вы в момент положили на обе лопатки.
Он полюбопытствовал, где конкретно она работает, Гейл ответила — это же абсолютно естественно. А что еще ей было делать?
Она много раздумывала о том, как будет собираться. Интересно, можно ли сложить грязную одежду в спортивную сумку Перри. И так далее — всякие дурацкие мелочи, позволяющие мечтать о том, как она выберется из Парижа и помчится к Наташе. Перри оплатил три ночи в отеле, так что номер оставался за ними до конца дня. Они намеревались сложить вещи прямо перед отъездом — вечерним поездом в Лондон. В их нынешнем мире это был самый естественный способ добраться до Берна. Так люди обманывают возможную слежку, чтобы попасть туда, где их по идее вовсе быть не должно.
В массажной комнате клиентам выдавали халаты. Перри и Дима переоделись. Они снова сидели втроем за столом — по часам Перри, уже двадцать минут. Олли в белом халате склонился в углу над ноутбуком, поставив сумку в ноги; время от времени он что-то записывал и передавал Гектору, а тот складывал бумажки в кучку перед собой. Атмосфера замкнутого пространства напоминала подвал дома в Блумсбери: вином не пахло, но было нечто столь же успокаивающее в доносившихся звуках реальной жизни — в бульканье труб, голосах из раздевалки, шуме спускаемой в туалете воды, треске неисправного кондиционера.
— Сколько достанется Лонгригу? — спрашивает Гектор, взглянув на одну из бумажек.
— Полпроцента, — бесстрастно отвечает Дима. — Как только «Арена» получит банковскую лицензию, Лонгриг получит деньги. Через год — вторая выплата. Еще через год — третья и последняя.
— Куда придут деньги?
— В Швейцарию.
— Номер счета знаете?
— До Берна я ничего не знаю. Иногда мне называют только имя. Иногда только номер.
— Джайлс де Солс?
— Комиссионные. Это я только на словах слышал. Эмилио говорит: де Солсу особая комиссия. Может, Эмилио хочет ее себе захапать. После Берна буду знать наверняка.
— Комиссия в каком размере?
— Пять миллионов. Может, Эмилио врет. Он старый жулик. Все тырит.
— Пять миллионов долларов?
— Естественно.
— И когда они будут выплачены?
— Тогда же, когда Лонгриг получит свое, но наличными и без всяких условий. Срок — два года, не три. Половина — в момент официального основания банка «Арена», другая — после года работы. Том…
— Что?
— Слушай меня… — Дима внезапно оживляется. — После Берна у меня будет все. Если захочу, подпишу договор. И ничего не буду подписывать, если не захочу. Перевези мою семью в Англию. Я еду в Берн, подписываю договор, ты увозишь мою семью, а я за тебя жизнь отдам. — Он оборачивается к Перри. — Ты видел моих детей, Профессор. Мать вашу, да за кого вы меня принимаете? Вы ослепли, или что? Моя Наташа просто с ума сходит, ничего не ест. — Гектору: — Сейчас же увези моих детей в Англию, Том. Тогда будет сделка. Моя семья в Англии — я для вас разузнаю все. И мне плевать.
Но если Перри тронут этим призывом, то на орлином лице Гектора написан суровый отказ.
— Ни за что, — отвечает он и неумолимо продолжает, заглушая протесты Димы: — Ваша жена и дети останутся на месте до четверга — пока вы не подпишете договор. Если они куда-нибудь денутся до подписания, то поставят под угрозу и себя, и вас, и сделку. Скажите, у вас в доме есть охранник — или Князь его убрал?
— Игорь. Мы его сделаем вором. Мне нравится этот парень. Тамаре тоже. И детям.
«Мы его сделаем вором», — мысленно повторяет Перри. Дима будет жить в своем загородном доме в Суррее, Наташа — учиться в Роудин-Скул, а мальчики — в Итоне… мы его сделаем вором?
— Лично вас охраняют двое. Ники и этот второй.
— Люди Князя. Они меня убьют.
— В котором часу вы подписываете договор в Берне?
— В десять. Утром. Бундесплатц.
— Ники и его коллега присутствовали при сегодняшнем заключении договора?
— Нет. Они ждут за дверью. Идиоты.
— В четверг их тоже не будет?
— Ни за что. Может, посидят в вестибюле. Господи, Том…
— А после подписания договора банк устроит торжественный прием в честь этого события. Не где-нибудь, а в отеле «Бельвю палас».
— В половине двенадцатого. Большой прием. Все празднуют.
— Понял, Гарри? — Гектор обращается к Олли, и тот жестом показывает: понял. — Ники и его коллега будут на приеме?
Гектор становится все энергичнее, а вот Диму самообладание покидает.
— Моя сраная охрана? — возмущается он. — На приеме? Вы охренели? Сука Князь не собирается мочить меня в гребаном отеле «Бельвю»! Он подождет неделю. Или две. Может, сначала убьет Тамару и моих детей. Откуда я знаю?
Гектор не отводит горящих глаз.
— Итак, давайте уточним, — настаивает он. — Вы уверены, что ваши охранники — Ники и его коллега — не будут присутствовать на приеме в «Бельвю»?
Огромные плечи печально поникли. Отчаяние Димы почти ощутимо физически.
— Уверен? Да ни в чем я не уверен. Может, они и придут. Господи, Том…
— Предположим, они придут. На всякий случай. Но они ведь не пойдут за вами в туалет.
Нет ответа — Гектор его и не ждет. Он отходит и из-за плеча Олли смотрит на экран компьютера.
— Скажите, как вам нравится такой вариант. Вне зависимости от того, будут ли Ники и его коллега сопровождать вас в «Бельвю палас», ближе к середине мероприятия, например в двенадцать часов, вы пойдете в туалет. Гарри, покажи мне нижний этаж… В «Бельвю» два туалета на первом этаже. Один — в вестибюле справа, за стойкой регистрации. Так, Гарри?
— В точку, Том.
— Дима, знаете, где это?
— Конечно знаю.
— Так вот, туда вы не пойдете. Чтобы попасть в другой туалет, нужно повернуть налево и спуститься по лестнице. Он в подвале, им мало кто пользуется, потому что далеко. Лестница — между баром и лифтом. Знаете эту лестницу? На полпути вниз — дверь. Открывается внутрь, когда не заперта.
— Я в этом баре часто пью. Знаю лестницу. Но ночью у них заперто. Может, днем иногда тоже.
— Днем в четверг дверь не запрут. Спускайтесь по лестнице. Дик пойдет за вами следом. Из подвала есть запасной выход на улицу. У Дика будет машина. Куда он вас отвезет — это будет зависеть от договоренности с Лондоном. Выясню сегодня вечером.
Дима снова взывает к Перри, на сей раз со слезами на глазах:
— Я хочу, чтоб моя семья была в Англии, Профессор. Скажи своему аппаратчику, ты же их видел. Сначала отправьте детей, потом меня. Ничего страшного. Если Князь меня шлепнет, когда моя семья будет в Англии, — мне наплевать.
— А нам — нет, — гневно отвечает Гектор. — Нам нужны живыми и ваша семья, и вы. Мы хотим, чтобы вы счастливо и беззаботно жили в Англии. И пели для нас соловушкой. В Швейцарии сейчас разгар учебного года. Какие у вас планы насчет детей?
— После похорон я им сказал — к черту школу, устроим каникулы. Может, вернемся на Антигуа или в Сочи поедем, отдохнем, развлечемся. После похорон я им много чего наговорил… Господи.
Гектора невозможно растрогать.
— Значит, они сидят дома, не ходят в школу, ждут вашего возвращения и, возможно, готовятся к переезду, хотя и не знают куда?
