Джеймс Грейди - Гром

Джон промолчал.

– Что еще ты утаил от меня? – спросил Гласс.

– Ничего существенного.

– Я предпочел бы сам решать, что важно, а что нет.

– Решайте что хотите, я один на линии огня.

– Нет. На этой линии управление. Я на этой линии. И Фрэнк.

– И я.

– Да, и ты. Если Фрэнк был ликвидирован, тебя тоже должны убрать.

– Не смогут до тех пор, пока я готов к бою.

Гласс заметил:

– Осторожность, а не храбрость сохраняет агенту жизнь.

– Противник не станет наносить мне удар, пока не выяснит, чем я ему угрожаю и что раскопал Фрэнк.

– Тогда тебе следует держать врага в неведении.

– И вызвать огонь на себя, вынудив его раскрыться. Чтобы вы смогли взять его без лишнего шума. Ведь вы хотите именно этого?

– И этого тоже.

– А как насчет меня? – поинтересовался Джон.

– Выполняй свое дело без ошибок и аккуратно… Я постараюсь сохранить твою голову на плечах.

– Это вроде бы входит и в мои планы.

– Вроде бы?

Джон пожал плечами.

– Для меня, – сказал Гласс, – верность стоит на первом месте.

– Вы уже говорили, что вынуждены доверять мне.

– Ты не подчинился моему приказу и встретился с детективом Гринэ.

– Полагаю, это был удачный ход. Пока все шло хорошо.

– Пока. – Гласс ненадолго задумался. – Корн может вынудить оперативный отдел, или отдел генерального инспектора, или правовой отдел задержать тебя – однако на самом деле это будут силы Корна. Он может заставить Зелла надавить на тебя. Никому не поддавайся. В тот момент, когда ты скажешь что-нибудь, сделаешь что-нибудь, признаешься в чем-нибудь… мы потеряем контроль, и это будет конец.

– Я понимаю: сохранять контроль и сдерживать давление.

– Если Корн посадит тебя сегодня вечером в кутузку, молчи. Ничего не признавай, даже то, что ты был здесь. Не подведи меня, – сказал Гласс. – Не подведи Фрэнка.

Мимо их скамейки медленно проехала машина. Оба мужчины напряглись. За рулем сидела усталая мамаша. Она скользнула взглядом по скамейке, проехала мимо.

– Я не люблю подводить людей. – Голос Джона был ровным.

– Проявляй хитрость и упорство, – посоветовал Гласс. – Сосредоточься на поиске следов Фрэнка, всех его следов. Береги пленку и другие улики, которые сможешь раздобыть. Никому не доверяй, ни на кого не полагайся. Продолжай обычную работу представителя при сенате, постарайся не стать легкой добычей.

– Хорошо, я буду бегущей мишенью.

Гласс встал:

– Сделай это, Джон. Постарайся найти ответы на все «кто» и «что». Постарайся не засветиться. Постарайся не навредить управлению и нашему делу. Это надо сделать сейчас, пока не поздно.

Сказав это, человек в мягкой шляпе встал и пошел к своей машине, стоящей неподалеку, оставив Джона сидеть в одиночестве на холодной автобусной остановке.

Глава 31

Джон открыл дверь дома Фрэнка своими ключами. Фонг выглянула из кухни и с ужасом уставилась на него.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она.

– Кто говорит, что внешний вид обманчив?

– Садись. – Она усадила его на кушетку, помогла стащить пиджак.

– Я…

– Ты сейчас не в форме, поэтому прибереги свои сказки на потом.

– Скажи, когда начинать.

– Ты и сам прекрасно сориентируешься.

Она принесла из кухни пластиковый пакет со льдом и положила ему на лоб. Холод обжег кожу.

– Вот не знала, что работа на конгресс столь опасна, – не удержавшись, съехидничала она. – Эта работа по совместительству доконает тебя.

Джон ослабил узел галстука.

– Шесть дней, – ответил он. – Ты осознаешь, что прошло только шесть дней с тех пор…

Он замолчал. Она уселась на кофейный столик.

– Помнишь наше соглашение? Расскажи мне всю правду.

Хочется. Нужно.

Расскажи ей про все. Кроме Эммы.

«Это не относится к нашему соглашению», – сказал он сам себе. И он рассказал ей про все, кроме Эммы.

– Ты рассказал Глассу про меня? – спросила Фонг, когда он закончил.

– Нет.

– Почему?

Голова раскалывается.

– Почему нет? – повторила она.

Джон поморщился и положил лед на кофейный столик.

– Он взорвался бы, как бомба, узнав, что я нарушил правила, хотя у меня и не было выбора. Я не уверен, что это не повредит ему. Или тебе.

– Ты ему доверяешь?

– По большому счету это не имеет значения.

– Да?

– Если он узнает про тебя, то я в некоторой степени потеряю контроль.

– Он твой старший офицер и наверняка считает, что вправе быть в курсе всего. Если ты не будешь полностью доверять своему патрону, то в конце концов получишь заслуженную еще в Китае пулю.

Они долго сидели, не говоря ни слова.

– Вэй и другие твои агенты знали о риске, – сказала Фонг. – Они делали свою работу.

– Для них это была не просто работа.

– Так же, как и для тебя, – сказала она.

– Это ничего не меняет.

– Это все меняет, – отрезала она.

– Смерть всегда смерть.

– А я надеялась, что ты не нытик.

– Я реалист.

– Это худшая разновидность глупости.

Услышав это, Джон не смог удержать улыбки.

– Я говорила, что ты не должен лгать, – сказала она, – ни мне, ни себе самому. Я говорила, что пригвозжу тебя за ложь.

– Фонг – молоток.

– Да, черт побери, – сказала она.

Он улыбнулся и тряхнул головой… Боль запульсировала, и он закрыл глаза.

– Только не бей молотком по моему черепу, – прошептал он, морщась от боли.

– Только в случае необходимости. – Она сунула ему в руки пакет со льдом. – Не валяй дурака.

– Зря я связался с тобой. Ты слишком груба.

– До сих пор ты так не считал.

Ее глаза сверкали, как два ледяных кристаллика.

– Вот так агенты и становятся на путь порока, – сказал Джон. – На все существуют свои уважительные причины. Потянуть за ниточку здесь, нарушить правила там, сказать невинную ложь или не докладывать о безобидной правде…

– Ты думаешь, что сделал лучший выбор?

– По-моему, теперь уже слишком поздно обсуждать это. Рубикон перейден. Я поступил так, как считал нужным.

– Тогда тебя не в чем обвинить.

– Конечно. – Он улыбнулся Фонг. – Конечно.

– Что ты задумал?

– Стану движущейся мишенью.

– Теперь вижу, что ты крепко получил по голове.

– Безумие – залог успеха в Вашингтоне.

– И выживания? – Она посмотрела на него. – Ты в порядке?

– Завтра буду как новый, – заверил он.

– Обещания, обещания. Ты голоден?

– Попозже, я съем что-нибудь попозже.

– У тебя болит что-нибудь еще?

– Все.

Она потрогала шишку на его лбу.

– Такой большой я еще никогда не видела, – заметила Фонг. Ее пальцы коснулись серповидного рубца на левом виске.

– Это старый, – почувствовав немой вопрос, ответил он. – Мне было семь. Меня укусила собака. Немецкая овчарка.

– Почему?

– Просто я оказался в нужном месте в нужное время.

– Должно быть, было очень больно.

– И очень страшно. – Джон улыбнулся. – После того, как собаку выпустили из карантина по бешенству, мой отец взял винчестер дяди Алана, отвез меня к загону, в котором была эта собака, и пристрелил ее.

– А что было потом?

– Он отвез меня в школу.

– А что же хозяин…

– Старик Воукер прекрасно понимал, что жаловаться бессмысленно.

– Разве у него не было адвоката?

– В те времена у адвокатов было не больше силы, чем у присяжных в родном городе.

– Что тебе сказал отец… про все это?

– Он не любил тратить слова на объяснение очевидного. – Джон пожал плечами. – Делай все, что можешь в пределах правил. Будь справедлив. Доводи дело до конца. И держись за свою землю.

Спустя минуту Фонг сказала:

– Ты когда-нибудь рассказывал моему отцу эту историю?

– Я никогда никому не рассказывал эту историю.

– Твой отец, он…

– Он умер через день после ухода в отставку. Я тогда учился в начальной школе.

В комнате воцарилась тишина. Джон сел на кушетке. Напротив него, на кофейном столике, расположилась Фонг.

– Ни один из моих шрамов не был столь драматичен, – сказала она. – Черт возьми. Шрамы на теле – это не самое страшное. Ну… ладно… – Она встала, взяла пакет с растаявшим льдом и выбросила в раковину.

Но в желтой кухне она чувствовала себя не в своей тарелке. Она вернулась в гостиную.

– Ты думаешь, что все знаешь про меня, – сказала она Джону, – но это не так.

– Возможно, ты и права.

Фонг бросила на него быстрый взгляд.

– Расскажи мне о себе, – сказал он, прежде чем успел подумать.

– Я не обязана это делать.

– Я не хочу принуждать тебя.

Она подняла руки, как будто хотела заставить замолчать невидимую толпу.

– Хватит!