Борис Громов - Мадам Гали. Свободный полет
Люди, выходившие из электрички, разделились на два ручейка: один потек по узенькой тропочке, которая вела в деревню, за которой стояли дачи, второй очень быстро рассыпался веером — грибники устремились к лесу. Гали пришлось отправиться в лес, а там уже — выходить «на точку». Добираться до тайника следовало невероятно сложным путем: на этом Бутман настаивал жестко. «Ну какой грибник топает в дачный поселок, ни к кому не заходит — что он там забыл?» Гали ненавидела грибные походы и никогда в них не участвовала. Ей больше нравились дары леса в готовом виде, например запеченные в сметане с чесноком шампиньоны или маринованные шляпки моховиков. Однако, не желая выглядеть белой вороной, она старательно шарила палочкой в траве и под кустами — увидев, как это делает бабуля, пожелавшая ей удачи, Гали немедленно отломала длинную ветку.
Очень скоро в корзине появились сыроежки — пять штук. Испачканные свежей землей мокрые ножки грибов пачкали куртку, туго свернутую на дне корзины. Несчастные грибочки полагалось аккуратно срезать ножичком, оставляя грибницу, о чем урбанистка из Парижа, ясное дело, забыла. Под синей курткой лежали завернутые в пестрый платок (вдруг похолодает) молоток и стамеска. В пакете — бутерброды и яблоко. Все как у всех. Наконец сквозь ольховые кусты замелькал просвет. Подобрав еще пару сыроежек, Гали вышла на дорогу.
Сухая глина красноватой пылью набросилась на кроссовки. «Господи, что же здесь творится в дождик?» По другую сторону дороги сквозь редкую полоску из молодых березок просвечивали пестрые зады дачного кооператива НИИЛ, где обосновались деятели науки, литературы и искусства и где раньше имел собственность Эдик.
«Встала лицом к заборам — поверни вправо. Иди лесом. И помни о грибах».
Ладно, пойдем лесом. Гали начала уставать — никогда ей не доводилось столь долго путешествовать пешком. Она уже начала жалеть о том, что ввязалась в эту авантюру, проклинала Бутмана, забыв, как всегда, что инициатором безумной затеи была она сама. Гали уже не шла, а плелась, когда впереди показалась какая-то постройка. И она, забыв наставление Бутмана «не спешить, не суетиться», побежала навстречу богатству. «Ты увидишь одноэтажное здание из серого крупного нестандартного кирпича, как бы вдавленное в лес. Одна сторона смотрит на дорогу — там металлическая дверь с картинкой — череп и кости. Ее открывают раз в сто лет. Сбоку узенькая проселочная дорога — по ней почти никто не ездит, даже летом. Разве что лесник. В выходные его не должно быть…»
Сердце Гали отчаянно колотилось — ей казалось, что оно грохочет на всю округу. Она обошла домик — все правильно, он самый. Наша сторона — та, что смотрит на лес. Стихийная помойка цвела и пахла внизу овражка, приткнувшегося к вожделенной стенке. «Второй ряд снизу. Четвертый и пятый кирпичи слева. Не перепутай. Мои замазаны специальным легким раствором, хотя не отличишь от соседних».
Перед отъездом в Москву она спросила: «А вдруг кирпич вывалился? И тайник пустой?» — «Пустой — значит, пустой, — рассердился Бутман. — Я шкуру свою спасал, а не загадывал, что случится через десять лет! Конечно, риск есть, ну так оставь эту затею».
Гали поставила корзину слева от себя, закрывая обзор со стороны дороги. Справа теснились густые заросли кустарника волчьих ягод. Спину прикрывал лес. Гали пыталась унять дрожь в коленках.
Как все казалось просто в Париже, в электричке… И даже пять минут назад. Один, два, три, четыре. Вот и ты, голубчик. Берем стамеску в левую руку, молоток — в правую. Какого черта! — стамеска вывернулась из пальцев и шлепнулась на землю. Какая скользкая штуковина! Управилась со стамеской — больно тюкнулась молотком. Гали, разозлившись, намертво зажала в руках проклятые инструменты. «Видел бы меня Пьер». Не желающий вылезать злополучный кирпич наконец зашатался. Ура! Отбросив стамеску и молоток, Гали уцепилась ногтями за острые края кирпича и потянула его на себя. Поехал, умница. Вдруг почти за ее спиной послышались голоса и треск сучьев. Черт возьми, они идут прямо на меня! Лесники? Дачники? Голоса — мужской и женский — зазвучали совсем близко, когда кирпич, выскочив из стены, шлепнулся у ее ног. Как там учил Анатолий? Услужливая память молниеносно высветила подсказку: «Решение в критической ситуации должно быть единственно правильным».
Одним махом Гали стянула брюки и присела на корточки, голой попой загородив дырку в стене и все, что валялось на земле. Ошеломленному взору выбравшихся из овражка грибников — парня и девушки — открылся изумительный пейзаж: полуголая молодая женщина сидела на корточках, сверкая голыми коленками. Одна рука сжимала кусок газеты, другая стыдливо прикрывала низ живота. Девушка оглушительно захохотала, обернулась к спутнику, приглашая разделить веселье по столь пикантному поводу. Однако, увидев, что парень во все глаза уставился на красотку, мигом ухватила его за руку и потащила прочь.
«Слава богу», — Гали так же молниеносно натянула штаны, обернулась к стене и принялась за следующий. Второй кирпич вынулся легко. Она засунула руку в проем, который изнутри оказался довольно вместительным. «Есть, есть, есть!» Первой появилась на свет божий металлическая коробочка, обернутая в детскую розовую клеенку и перевязанная бинтиком. Следом Гали вытащила вторую, но побольше, следом — еще побольше. Коробки — в корзинку, кирпич на место.
А почему бы теперь, собственно говоря, и в самом деле не пописать?
Полуденной электричкой она возвращалась в Москву. Рядом на скамейке стояла плетеная корзинка, наполовину заполненная сыроежками.
— Не повезло, — посочувствовал сидевший напротив Гали дедуля, у которого опята буквально вываливались из двух корзин.
— Не повезло, — улыбнулась Гали.
— Не горюй, дочка, в следующий раз на засолку наберешь. А сыроежки сегодня пожаришь.
Дома, передоверив сыроежки маме, она отправилась в ванную. Присела на холодный бортик, а потом спустилась на коврик. Только сейчас до нее дошло, насколько опасной была эта затея, она была близка к провалу. Ее трясло, трясло так, как это было после возвращения из ДСТ.
— Галочка, ты скоро? — позвала Софья Григорьевна. — Твой улов готов. Получилось вкусно.
Ночью, когда мама крепко спала, Гали развернула свою добычу. Большая жестяная коробка-ящик была набита долларами. Она открыла маленькую — на черном бархате ослепительно лучились бриллианты. Она почти не сомневалась — камни чистейшей воды, хотя химия научилась синтезировать искусственные, теперь и опытный ювелир без поляризационного микроскопа не обходится. Слезы богов — так называли их древние. Слез, пролитых простыми смертными на земле ради обладания или из-за утраты алмазов, никто не считал. Их немерено. Пожалуй, в мировой истории не встретишь камня более знаменитого, из-за которого начинались войны, портились или, напротив, устанавливались дипломатические отношения, чем алмаз.
Он обладает чудесным свойством — он универсален, он украшает всех, хоть и не всем приносит счастье. Под него не требуется ни особой одежды, ни подбора макияжа, ни пластической операции. Искорка таинственного огня, живущая даже в самом маленьком бриллиантике, зажигает этот огонь в глазах человека. Нет, не высокой стоимостью бриллианта определяется привязанность человека к этому великому камню.
Скорее, это магия алмаза заставляет людей выкладывать за него любые деньги. Ликвидность бриллиантовых изделий очень велика — не было случая, чтобы они сильно падали в цене. (Правда, усмехнулась Гали, в наше время это целиком заслуга мудрой коммерческой политики бриллиантовых монополистов.) Известно и другое: люди в стесненных обстоятельствах готовы расстаться с золотом, серебром, жемчугом и фамильным фарфором, но сохраняют любой ценой даже простенькое колечко, если в нем лучится бриллиант.
Переправить найденное сокровище в Париж оказалось проще простого — во всяком случае, для Гали. За месяц до возвращения она навестила посольство Франции. Разведка оказалась удачной. Первым, кого она встретила в бывшем особняке Морозовых на улице Димитрова (ныне Якиманка), был второй секретарь посольства Морис Армани.
— Мадам Гайяр, я счастлив вас видеть. — Армани наклонился к руке Гали, чтобы поцеловать.
Морис Армани говорил чистую правду. Еще в эпоху «замужества» Гали с Гайяром он, будучи еще молодым атташе, увидев Галину Бережковскую, потерял покой. Настолько, что даже посмел выказать ей свое расположение. Правда, особая храбрость требовалась лишь в отношении французской стороны — сам Армани прекрасно знал, что представляет собой будущая мадам Гайяр. И вот снова она.
— Мсье Армани, я давно уже не мадам Гайяр. Я — мадам Легаре, но… — многообещающе улыбнулась Гали, — но и это ничего не значит.
Хотя для сотрудников соответствующего отдела посольства ее статус не был секретом. И Морис Армани, если бы у него появилось желание получить нужную информацию, узнал бы правду. Только Гали прекрасно знала — наводить справки о ней Армани не станет. Зачем ему привлекать внимание к своей персоне?
