Джон Ле Карре - Такой же предатель, как мы
— Эй ты! Друг!
Кто это кричит? Кому? А, вон тот мужик с толстой шеей, короткой стрижкой и сигарой. Он обращается к Перри:
— Ты Профессор?
— Да, так меня называет Дима.
— Понравился матч?
— Да. Отличный матч. Я почувствовал себя избранным.
— Ты тоже хорошо играешь, да? Лучше, чем Федерер? — продолжает орать толстошеий, кичась своим английским.
— Ну… вряд ли.
— Ладно, развлекайся. Приятного вечера.
Дель Оро ведет их по проходу. По ту сторону стеклянной стены швейцарские чиновники в соломенных шляпах с синими лентами мужественно спускаются из президентской ложи по мокрым ступенькам, чтобы почтить своим присутствием церемонию закрытия чемпионата. Перри и Гейл вслед за дель Оро лавируют между столами, задевают чьи-то головы, говорят незнакомым людям: «Прошу прощения, ой, извините, да, отличный был матч». Гости — преимущественно мужчины, среди них не только европейцы, но и арабы, и индийцы.
А вот и стол соотечественников. Они вскакивают, все одновременно. «Я Попхэм, вы просто очаровательны…», «Меня зовут Джайлс, здравствуйте…», «Профессор, да вы везунчик», — слишком шумно, чтобы разобраться, кто здесь кто, но Гейл старается изо всех сил.
Двое мужчин в бумажных шляпах со швейцарскими крестами, один — полный и веселый, другой тощий, жаждут пожать ей руку. Петя и Волк, думает Гейл. Глупость, конечно, но они ей запоминаются.
— Видишь его? — спрашивает она у Перри и в ту же секунду сама замечает Диму: сгорбившись, он сидит в дальнем конце ложи, в полном одиночестве за столиком, накрытым на четверых. Перед ним стоит бутылка водки, а за плечом нависает некий задумчивый труп, с тонкими запястьями и высокими скулами. Якобы охраняет дверь на кухню. Эмилио дель Оро бормочет на ухо Гейл, как будто они знакомы всю жизнь:
— Наш друг Дима в депрессии, Гейл. Вам, конечно, известно о трагедии, о двойных похоронах в Москве… Его близкого друга убили маньяки, и он все никак не оправится. Можете убедиться.
Она уже убедилась. И задумалась, сколько в этом образе правды. Дима без улыбки и приветливых слов на устах, погруженный в пьяную меланхолию. Он даже не удосуживается встать при появлении Перри и Гейл, лишь злобно зыркает на них из угла, в который его сослали с двумя охранниками. Белобрысый Ники уже занял свое место рядом с Задумчивым Трупом; есть нечто жуткое в том, что эти двое не обращают друг на друга никакого внимания, следя исключительно за своим подопечным.
— Садись здесь, Профессор, не доверяй этому черту Эмилио. Гейл, я тебя обожаю. С'диссюда. Гарсон, шампанского! Ici.[11]
На корт вновь выходит оркестр Республиканской гвардии. Федерер и Содерлинг поднимаются на пьедестал почета, их сопровождает Андре Агасси.
— Вы говорили с теми парнями за столом? — мрачно спрашивает Дима. — Хотите знакомиться со сраными банкирами, юристами, финансистами? С ребятами, которые держат мир за яйца? У нас тут есть французы, немцы, швейцарцы… — Он поднимает голову и орет через всю комнату: — Эй, вы, поздоровайтесь с Профессором! Он сделал меня на корте! А это Гейл! Он на ней женится! А если не женится, она выйдет за Роджера Федерера. Да, Гейл?
— Думаю, меня вполне устроит Перри, — отвечает она.
Кто-нибудь вообще его слушает? Молодые люди за главным столом и бровью не ведут, а их девушки инстинктивно жмутся друг к дружке, когда Дима повышает голос. За ближними столиками тоже никто особенно не реагирует.
— И англичане у нас есть… Честные игроки. Эй, Банни! Обри! Банни, иди сюда! Банни!
Ноль эмоций.
— Знаете, что значит «Банни»? Кролик! Ну и хер с ним.
Вежливо обернувшись, чтобы поглядеть на кролика, Гейл успевает отметить колобка с бородкой и бакенбардами — если у кого-то тут кличка Банни, так точно у него. Но Обри она ищет глазами тщетно. Разве что это вон тот высокий, лысеющий, сутулый очкарик с умным лицом, который стремительно шагает к двери с дождевиком в руках, как будто внезапно вспомнил, что опаздывает на поезд.
Элегантный седовласый Эмилио дель Оро занимает свободное место рядом с Димой. Интересно, это настоящие волосы или имплантат? В наши дни прекрасно делают подобные операции.
Дима предлагает назначить матч-реванш на завтра. Перри с извинениями отказывается, оправдывается перед Димой как перед давним другом — он действительно в каком-то смысле начал ощущать себя Диминым другом за три недели, что они не виделись.
— Дима, ну никак не могу, правда, — протестует Перри. — В Париже у нас полно знакомых, которые непременно хотят с нами увидеться. И собой у меня ничего для тенниса нет. К тому же я обещал Гейл, что мы посмотрим кувшинки Моне. Честное слово дал.
Дима отхлебывает водки и вытирает губы.
— Мы сыграем, — говорит он тоном, не терпящим возражений. — В «Королевском клубе». Завтра в двенадцать. Уже решено. Потом, мать твою, массаж.
— Массаж под дождем, Дима? — игриво уточняет Гейл. — Только не говори, что это новая услуга.
Дима не обращает на нее внимания.
— В девять у меня встреча в банке, подписываю хренову кучу бумаг. В двенадцать матч-реванш, слышишь ты? Или струсишь? — Перри вновь начинает возражать, но Дима его заглушает. — Корт номер шесть. Самый лучший. Час играем, потом массаж и ланч, я плачу.
Учтиво вклиниваясь в разговор, дель Оро пытается сменить тему:
— Простите мое любопытство — где вы остановились, Профессор? В «Ритце»? Надеюсь, что нет. Здесь есть чудесные колоритные отельчики, надо только знать, где искать. Если бы меня предупредили заранее, я назвал бы вам с десяток.
«Если начнут расспрашивать, не увиливай, говори прямо, — наставлял Гектор. — На невинный вопрос — невинный ответ». Перри явно отнесся серьезно к этому совету — сейчас он смеется:
— Место такое паршивое, что вы просто не поверите…
Но Эмилио верит. Название до того ему понравилось, что он даже заносит его в записную книжечку в крокодиловом переплете, извлеченную из кармана кремового пиджака. После этого он обрушивает на Диму всю мощь своего навязчивого обаяния:
— Что касается матча на завтра, как ты предлагаешь, Дима, то я думаю, Гейл права. Ты совершенно забыл о дожде. Даже наш друг Профессор не сможет играть в ливень. Завтрашний прогноз еще хуже, чем сегодняшний.
— От…сь!
Дима стукнул кулаком по столу так сильно, что бокалы покатились в разные стороны. Бутылка красного бургундского коварно пыталась выплеснуть остатки своего содержимого на ковер, пока Перри ловким движением не поймал ее и не вернул в вертикальное положение. Все присутствующие как будто оглохли от взрыва.
Мягкая просьба Перри восстановила некоторое подобие спокойствия:
— Дима, ну перестань же. Помилуй, у меня даже ракетки с собой нет.
— У дель Оро штук двадцать сраных ракеток.
— Тридцать, — ледяным голосом поправляет тот.
— Ну ладно…
Что «ладно»? Ладно, сейчас еще раз тресну по столу? Вспотевшее лицо неумолимо, челюсти стиснуты — пошатываясь, Дима встает, привычно выпячивает грудь, хватает Перри за руку и подтаскивает к себе почти вплотную.
— Эй вы, слушайте! — кричит он. — Мы с Профессором завтра… мы сыграем в теннис, матч-реванш, и я с него шкуру спущу. Двенадцать часов, «Королевский клуб». Все приходите посмотреть, берите с собой зонтики, мать вашу, потом будет ланч. Платит победитель. То есть Дима. Ясно?
Да. Несколько человек даже улыбаются, двое аплодируют. За главным столом поначалу царит молчание, затем кто-то вполголоса отпускает замечание по-русски — его встречают неприятным смехом.
Гейл и Перри переглядываются, улыбаются, пожимают плечами. Разве можно отказаться перед лицом такой непреодолимой силы, да еще в столь неловкой ситуации? Чуя назревающую капитуляцию, дель Оро силится ее предотвратить:
— Дима, по-моему, ты слишком давишь на своих друзей. Может, стоит отложить реванш на месяц-другой?
Но он опоздал. Гейл и Перри великодушны.
— Да полно вам, Эмилио, — говорит Гейл. — Если Диме так хочется сыграть, а Перри не прочь — почему бы мужчинам не развлечься? Если ты, дорогой, согласен — я тоже.
«Дорогой» — это что-то новенькое. Годится не столько для Перри и Гейл, сколько для Мильтона и Дулитл.
— Тогда ладно. Но при одном условии… — говорит дель Оро, пытаясь оставить последнее слово за собой. — Я сегодня вечером устраиваю прием, приходите. У меня прекрасный дом в Нёйи, вам понравится. Диме вон нравится, он остановился у нас, как и наши уважаемые московские коллеги. Моя жена в эту самую минуту, бедняжка, наблюдает за приготовлениями. Давайте я пришлю за вами машину в восемь. Пожалуйста, оденьтесь как вам удобно, мы не придерживаемся формальностей.
Но приглашение дель Оро пропадает втуне. Перри смеется и говорит, что это совершенно невозможно. Гейл заявляет, что ее парижские друзья ни за что не простят. Нет, она не может взять их с собой, потому что у них своя вечеринка, на которой Гейл и Перри — почетные гости.
