«Пророк» оставляет следы - Игорь Михайлович Фесенко
— Все верно. Кроме Ольги…
— Начало разумное, — одобрил Фомин и включил диктофон. — Вот и давайте подробнее, все с самого начала.
— Пожалуйста, я готов… — И он начал рассказывать о том, что было связано с заданиями одного из руководителей «Славянской миссии» Хааса. Рассказ продолжался более часа. В нем было много важных для следствия подробностей. Но начисто отсутствовал Божков.
— Хорошо, — сказал Михайлов. — Теперь я хотел бы уточнить лишь некоторые детали. Из ваших показаний усматривается, что вы являетесь эмиссаром-проповедником идей так называемой «Славянской миссии», центр которой находится в Стокгольме и ставит своей задачей распространение у нас евангелистского учения в своем, так сказать, толковании — я имею в виду антисоветчину. И еще — создание евангелистских общин путем вовлечения вновь обращенных в организацию. Печатание различных листовок, далеко не всегда религиозного характера, информацию центра о положении в нашей стране верующих и материалов, компрометирующих советский образ жизни. Да?
— Да, так.
— Вы, значит, представляете здесь, так сказать, центр «миссии». Вы воспитывались, как сказали, на евангелистском фундаменте, учились в их школе, готовясь стать проповедником. Меня, лично меня, будем считать это простым любопытством, интересует: вы сами, молодой образованный человек, верите в бога, в учение евангелистов?
— Я их знаю в совершенстве. В детстве и юношестве я искренне верил. Позднее, уже в школе, когда стал сыном, точнее, пасынком главных, так сказать, магистров, занимающихся распространением веры, она, признаюсь, несколько рассеялась. Ведь мне пришлось изучать мир еще и таким, каков он есть. Иначе бы я не смог существовать в новой обстановке. Общаться с людьми инакомыслящими. Я должен был изучать жизнь многих стран, их историю, основы различных идеологий. Я должен был, хотя бы в общих чертах, разобраться, что такое социализм, коммунизм. Мне были понятны перспективы: когда-нибудь я должен был нести веру сюда, в Россию…
— Ну и что же вы для себя открыли?
— Мне не нравится социализм. Я привык жить и мыслить по-иному. И несмотря на длительную подготовку к жизни в условиях России, не сразу воспринял ваши порядки, образ мышления людей. Невозможность все купить за деньги, фанатичную, если хотите, заинтересованность граждан в судьбе хозяйственных планов государства и пренебрежение к своей судьбе, к делу личного обогащения. Рядом с исполнением великолепных, на мой взгляд, законов можно встретить спокойное созерцание непорядков. Люди живут, не боясь экономических спадов, зная, что им обеспечено содержание в старости. Это, наверное, хорошо. Люди, как мне показалось, не боятся потерять работу, а это один из стимулов добросовестного труда. Я твердо усвоил это в странах свободного мира. Я не могу осознать спокойствия ваших соотечественников за личное будущее в расчете на одну только пенсию. Чепуха. Спокойным может быть только тот, у кого солидная сумма в банке.
— Ну что же, судя по вашим рассуждениям, наша действительность добавила пищи вашему уму. То, что для вас пока непостижимо, понятно нам, выросшим в этом обществе. Но мы отвлеклись. Вы-то засланы сюда изучать души людей, пытаться отравлять их тем ядом, которым наполнены ваши издания. Неужели ваши идейные вожди и в самом деле рассчитывали, что все эти гнилые зерна упадут на благодатную почву и взрастут?
— Попав сюда, я очень скоро понял, что это по меньшей мере наивно. Люди у вас, с нашей точки зрения, действительно «инопланетные» и заветы Христа, наше учение…
— Значит, Христа больше устраивают страны, в которых диктат капитала, монополий?
— Зачем же так? Христос думал о душах человеческих. Ему важны были лишь души людей, их духовная жизнь. Все остальное — материальная, мирская жизнь — так или иначе было злом, и заботу об этом можно было предоставить кесарю.
— Так кто же вложил в руки евангелистского проповедника пистолет: бог или кесарь? А если кесарь, то как же бог мог спокойно взирать на это? Ведь ему нужны души.
Орлов замолчал.
— Теперь другое. И советую быть здесь тоже откровеннее. Фукс, как нам известно, связан не только с «миссией», так же, как и ваш отец. Радиостанции, с которыми он сотрудничает, имеют вполне определенного хозяина. И тот, кто руководил Кисляком, не простой миссионер. Так что для вас же лучше, если начнете говорить сразу же, без игры в кошки-мышки, кто еще является вашим шефом.
Орлов ответил не сразу:
— Был еще некий Джон Браун. Он готовил меня для заброски в СССР. Скорее всего, он работник ЦРУ, так что одна из задач касалась непосредственно интересов «миссии», другая… Другая исходила от этого Брауна. Он на последнем этапе подготовки являлся фактически идеологом и проводником специальных акций, направленных против вашей страны. Интересовали его вопросы военно-экономического характера.
— Это ваше личное умозаключение или вы располагаете какими-либо конкретными сведениями? — спросил Фомин.
— Личное, основанное на собственных наблюдениях, плюс подготовка «Миссии Януса», как он зашифровал акцию по моей засылке к вам.
— Ладно, на сегодня достаточно, — сказал Михайлов.
— Так как ваше мнение, Сергей Евгеньевич? — спросил полковник, когда Орлова увели.
— Мне кажется, начало обнадеживающее. Надо будет как следует проанализировать показания. Не знаю, как подступиться к факту его кратковременной отлучки из Москвы. Об этом рассказывал Кисляк.
— Листовочки в Приднепровске? — Михайлов улыбнулся. — Подумайте. Ведь они могли быть отпечатаны как раз на таком же станочке, что изъят на квартире Волкова.
— Действительно, тут что-то есть. — Фомин с восхищением посмотрел на своего начальника. — А я ведь о них и не вспомнил.
— Некогда тебе было, Сергей. — Михайлов встал и пошел к двери. Потом обернулся. — Вот что, не вороши пока при допросах факт гибели Божкова. Так лучше. Я знаю, что ты устал, Сергей. Но ничего не поделаешь. На твоих плечах еще Попов. Не откладывай его очной ставки с Кисляком. Удалось кое-что выяснить о той поре, когда Попов был еще Горбачевым? Мне некогда было посмотреть справки, передал их сразу вам.
— Я уже посмотрел, Юрий Михайлович. В документах есть Горбачев Николай Николаевич, двадцатого года рождения, уроженец Мурома. В сорок втором году окончил Варшавскую разведывательно-диверсионную школу. Дважды, в сорок втором и сорок третьем, забрасывался в наш тыл. Награжден Железным крестом и бронзовой медалью «За храбрость». Служил в РОА[21], имел звание лейтенанта. Потом его следы затерялись.
— Богатый послужной список. Про Кисляка у него не спрашивали?
— Знакомство с Кисляком начисто отрицает.
— Может быть, завтра и устроим встречу?
— Хорошо. Если не
