Чингиз Абдуллаев - Хранители холода
– А при чем тут Павел Слепцов? За что вы убили его?
Большаков помрачнел. Потом закрыл папку.
– У нас был один похожий случай. Герой Советского Союза Кулак, который всю свою жизнь работал в нашей разведке. Еще в шестьдесят втором, когда резидентом в Вашингтоне был Александр Семенович Феклистов, Кулак начал работать на американцев. Вы представляете, как ему доверяли. Герой Советского Союза. Хотя резидент в Нью-Йорке, Борис Иванов, один раз информировал Москву о некоторых срывах Кулака на почве пьянства. И в восемьдесят пятом Олдридж Эймс, наш агент в ЦРУ, сообщил о том, что Кулак почти двадцать лет был информатором американцев. Можете себе представить, какой у нас был шок.
– Его расстреляли?
– Нет. Он умер за два года до этого от рака. Можно сказать, ему повезло. Хотя мы направили ходатайство о лишении его всех званий и наград.
– Вы ничего не сказали о Слепцове, – напомнил Караев.
– Ваш друг Павел Слепцов работал с девяносто третьего года на французов, – мрачно пояснил Большаков, – у нас абсолютно точные сведения. Вплоть до своего выхода на пенсию Слепцов передавал материалы о наших сотрудниках в Европе французской разведке. Получал деньги. Много денег. Неужели вы не обращали внимание, как живет ваш друг? Откуда у него деньги?
– Он работал в крупном банке, в службе безопасности.
– Последние годы, – кивнул Большаков, – работал там на рядовой работе. А как он жил до этого? Вы ездите на «Вольво» девяносто пятого года выпуска, которая до сих пор стоит на штрафной стоянке. А у него был «Мерседес» четвертого года. Откуда такие деньги, вы его не спрашивали?
– Он сказал, что друзья перегнали подержанный автомобиль из Европы, – вспомнил Караев.
– Вот справка. Он приобрел эту машину за восемьдесят пять тысяч долларов. Это вас тоже не убеждает? И его новая квартира. Он заплатил всю сумму целиком. Никакого кредита в банке он не получал, хотя всем говорил об этом. Мы специально проверяли. Вот копии документов на покупку квартиры, здесь указана выплаченная сумма.
Караев молчал. Подавленно молчал и ничего не хотел говорить. Большаков убрал документы в свою папку. Захлопнул ее.
– Он был завербован в Швеции, когда вы находились там в длительной командировке, – безжалостно добавил Большаков, – поэтому мы и ошиблись. Мы считали, что французская разведка вышла на него через вас. У нас были сведения, что Слепцову помогал один из сотрудников, работавших в нашей резидентуре в Швеции. А вы были его близким другом. Поэтому было принято ошибочное решение о вашей ликвидации. Слепцова ликвидировали в четверг вечером. В пятницу вы приехали к нему, и мы решили действовать. Но вы застрелили одного из нападавших. Тогда наши сотрудники отменили вызов в УВД города и решили взять штурмом квартиру. Но вы придумали такой трюк с трупом, что мы отступили. Потом заминировали машину вашего друга Малярова, просчитав, что вы поедете домой вместе с ним. Просчитали все правильно, но вы вычислили и этот замысел. Вы оказались чрезвычайно живучим человеком, полковник. А когда на следующий день утром к вам послали двоих наших сотрудников, там появилась ваша домработница. Вы прекрасный аналитик и удачливый человек. А в нашем деле такое сочетание – большая редкость. Мы три дня проверяли ваше досье и пришли к выводу, что вы абсолютно вне подозрений. Поэтому мы решили выйти на связь с вами и предложить вам новую работу. Но в это время ваш неуправляемый друг Маляров напал на подполковника Сизоненко и вынудил его рассказать, кто именно дал ему поручение позвонить в УВД города. Если бы я не вмешался, вас бы давно не было в живых, – добавил Большаков. – Ни вас, ни вашего друга, этого неукротимого Малярова. Утром вас бы ликвидировали. Нужно было срочно заставить вас приехать ко мне на беседу. И тогда приняли поспешное и несколько непродуманное решение насчет вашего сына. Конечно, это глупость, мы стараемся не допускать подобных вещей. И никогда не мстим семьям предателей. Они для нас вне игры.
– В отношении Слепцова не было судебного приговора, – заметил Караев, – и в отношении меня тоже не было. Ни расследования, ни приговора. Значит, вы присвоили себе право решать – кого можно убирать, а кого оставить в живых?
– Слепцов был предателем, – упрямо повторил Большаков, – этого вполне достаточно. У нас была достоверная информация. Неужели вас не убеждают даже документы о покупке им машины и квартиры? И как вы могли не обращать внимание на его траты?
– Я не смотрел своим друзьям в карманы, – зло огрызнулся Караев.
– Иногда нужно смотреть, – возразил генерал, – не забывайте, что вы оба были сотрудниками спецслужб, а вас учили проявлять бдительность в подобных вопросах.
– Что мне теперь делать?
– Думать, – предложил Большаков, – мы не сомневаемся, что вы примете наше предложение, Караев. Мы слишком долго отступали, слишком часто проигрывали в последние годы. Время отступления закончилось. Может быть, мы последние адепты стужи, те самые адепты, которые готовы драться до последнего за свою идею. Мне нравится это слово, которое имеет два смысла. Во-первых, посвященные в тайну учения, а во-вторых, ревностные приверженцы этого учения. Если хотите, мы «хранители холода». Те самые шпионы, которые вернулись с холода. Помните у Ла Карре? Тогда не все вернулись с холода.
– И вы полагаете, что в современных условиях нового мира ваши «хранители холода» будут востребованы? – устало спросил Караев. – Вас вычислят очень быстро.
– В современных условиях мир содрогается от угрозы террористов, – возразил Большаков, – наши аналитики считают, что мы находимся на пороге овладения террористами ядерными технологиями. Последний шаг уже сделан. В любой день мы можем услышать, что где-то захвачена атомная электростанция или взорван ядерный заряд. В любой день, полковник. Сегодня всему миру нужен порядок. Если не прежний двухполярный мир, то хотя бы относительный порядок. И мы воссоздаем новый мир, полковник Караев. Если не тот мир, который мы потеряли, то хотя бы тот мир, в котором мы хотели бы жить.
– Я ухожу, – поднялся Караев, – и не думаю, что мне хотелось бы жить в вашем мире. Был такой древнеримский поэт Публий Сир. Он сказал, что средство борьбы со злом нередко бывает хуже самого зла. Вам не кажется, что это как раз ваш случай?
– Любой фармацевт вам скажет, что лекарство бывает горьким, – ответил Большаков, – мы не будем брать с вас подписку о неразглашении, вы и так все прекрасно понимаете. И передайте вашему другу Малярову, чтобы вел себя соответственно. Уголовное дело будет закрыто. Вам больше никто не будет угрожать.
– Что я скажу жене Павла? Что вы убрали его за предательство? Без суда и следствия. Как мне ей объяснить? Или его сыну, живущему в США?
– Никак, – строго ответил Большаков. – Он исчез, и вы не знаете, где он находится. Что соответствует действительности. Человек просто исчез. Навсегда.
Караев повернулся и пошел к выходу. Большаков провожал его долгим взглядом. Когда Тимур оказался у двери, генерал вдруг громко его окликнул.
– Я хочу, чтобы вы подумали и приняли мое предложение, полковник, – сказал Большаков. – Нам действительно нужны такие люди, как вы. Настало время собирать камни, полковник Караев.
Тимур вышел из помещения, закрыв за собой дверь. Он был мрачен. Ему предстояло принять самое нелегкое решение в своей жизни.
