Алексей Зубов - Вне игры
Ко времени описываемых событий отец умер, а мать вынуждена была уйти из школы и коротала свой век с холостым сыном в богатой трехкомнатной квартире.
От отца Василий унаследовал кипучую энергию, трудолюбие, а от матери — интерес ко многому, что лежит за пределами его узкой специальности. Василий оказался не только одаренным инженером. Он писал стихи, любил и знал историю искусства, современную литературу, древнюю историю. Прекрасно разбирался в музыке и живописи. Увлечение отца передалось сыну — покупал картины. Одно из любимых Васиных занятий — прогулки по залам художественных выставок. И еще любил потолкаться в магазинах, берущих на комиссию картины из частных собраний.
В кругу друзей Глебов слыл человеком, легко поддающимся всяким порывам. Молодому жизнелюбцу не чуждо было желание прихвастнуть, блеснуть в обществе друзей особым, идущим вразрез с общепринятым, взглядом на какие-то социальные события, явления. При этом свою точку зрения он формулировал туманно, но с претензией на многозначительность.
Очутившись в компании, Глебов любил доверительно, шепотом, этак небрежно, невзначай обронить: «Читал, братцы, повесть… В рукописи… Ни в одном журнале не приняли… Это из совершенно достоверного источника. А написано-то как! Сила обличения какова!»
Срабатывал действующий, со времен Адама и Евы, закон сладости запретного плода. «Ах, не печатают, тогда почитаем». К тому же приятно щекотала нервы атмосфера, в которой протекало приобщение к неизведанному. И он даже не замечал, что иногда друзья добродушно посмеивались над его потугами подняться на пьедестал «экстраизбранного».
С Владиком Веселовским, однокашником по институту, Глебов встретился случайно, в ресторане, на свадьбе общего знакомого.
— Что строишь, друг? Где промышляешь? — небрежно спросил Вася.
Веселовский сперва напустил какого-то тумана — понять, где он работает, нельзя было. Но после четвертой рюмки водки он стал словоохотливее и внес ясность: с дипломом инженера Владик промышлял сперва в каком-то промкомбинате техноруком, а сейчас числится техническим директором комбината, процветающего на рекламном поприще.
После цыплят-табака гости шумно поднялись с мест — потанцевать, размяться… И Вася, оказавшись вместе с Владиком в кругу молодых людей, по обыкновению решил, что пора ему выходить на любимую орбиту: «Читал, братцы, повесть…» И пошло! Интереса к повести гости не проявили, а кто-то вскользь заметил: «Я, кажется, что-то слышал о ней… Говорят, написана в достаточной мере примитивно, хотя и с претензиями». Только Владик весьма высоко оценил «выход» друга на ту орбиту. Он отвел Васю в укромный уголок и, оглянувшись по сторонам, шепнул: «Есть о чем потолковать… Я, между прочим, тоже поклонник такой литературы. Вместе пойдем домой. Договорились? О’кэй!» И тут же отошел в сторону, примкнув к шумной компании, обсуждавшей перипетии вчерашнего большого футбола.
Было уже далеко за полночь, когда они возвращались со свадьбы. Владик предложил не спешить с поиском такси. Они шагали по набережной. Глебов говорил о работе, о начальнике. «Нас он призывает к высокой сознательности, энтузиазму, самоотверженности, любит рассуждать о силе моральных стимулов, а сам хапает где можно и где нельзя». Затем пошли исторические параллели. Потом — обобщения. Владик только изредка поддакивал, а Глебов все больше распалялся.
— Меня, Владик, отец учил так: жить — значит сражаться. Я считаю, что наше поколение должно сражаться со всем тем злом, что еще сохранилось в современном обществе. А ты как считаешь?
Как считает Владик? У него свой подход ко всем явлениям жизни. Он слушает друга и думает о том, что, пожалуй, «Глебов уже созрел», пора переходить к атаке. И сдержанно, еще не очень откровенно, но уже без всяких туманных намеков, Владик поведал тайну: интерес к пикантной, как он выразился, литературе свел его с неким Дюком, иностранцем, аспирантом МГУ.
— Занятный тип. Любит весело провести время, знает цену деньгам и считает, что на нашей грешной планете все можно купить и продать. Твердит, что политика его не интересует… Но как-то проговорился, что на Западе среди его близких друзей есть люди, у которых по особому заострен интерес к делам России. Одни хотят спасти ее от коммунистов, другие — спасти советских евреев от Советской власти, а третьи — ратуют за «самостийную» Украину.
— Ну и что же? — Глебов не сразу понял смысл столь широких связей господина Дюка.
— Ты слушай меня и на ус мотай — Дюк может быть весьма полезен тебе, если интересуешься… — Владик сделал какой-то неопределенный жест рукой, многозначительно поднял брови и добавил: — Этим самым…
Что значит «этим самым», Владик объяснять не стал, полагаясь, видимо, на сообразительность собеседника. И продолжал:
— Однако ты учти, он не такой уж добрый малый. Услуга за услугу. Как у филателистов, я тебе принца Уэльского, ты мне — короля шведского…
Расстались они почти на рассвете, договорившись встретиться у Владика дома в ближайшую субботу вечером.
Дальше события развивались не очень быстро. Ни Владик, ни Дюк не форсировали их. Обработка новичка велась исподволь, и поначалу Глебову казалось, что и Владик и Дюк действуют на чисто коммерческих началах. Он как должное принял, когда однажды ему пришлось уплатить Владику солидную сумму денег за «пикантную рукопись», а что касается «услуги за услугу», то в меру своих возможностей он, конечно, готов ответить. Хотя возможности у него ограничены. Как-то один из сослуживцев тайком, с тысячью всяких предупреждений и оговорок, дал ему кое-что почитать на вечер. Так в руки Владика попали рукописные опусы не очень именитого поэта и стенограмма какого-то закрытого диспута. Владик позаботился о технике быстрого размножения. У Глебова и в мыслях не было, что это и есть тот самый товар, который интересует Дюка. И, конечно, он не подозревал, что Дюк за все это щедро расплачивается с Владиком дорогими сувенирами. Иногда, правда, у него возникали смутные догадки: фирма «Дюк — Владик», видимо, предприятие не только коммерческое. Но он старался не думать об этом. Какое, собственно, ему дело до каких-то таинственных связей Дюка со «спасителями» России. Правда, Владик от случая к случаю возвращал его все к тем же догадкам. Однажды он дал Глебову листок бумаги с двумя адресами, на французском и английском языках. Лондон и Париж…
— Что за адреса?..
— Подарок от Дюка. Если пожелаешь получить Авторханова, пошли по одному из этих адресов открытку.
— Кто такой Авторханов?
— Вася, как тебе не стыдно?.. Считай, что ты и не задавал такого вопроса. Эрудит первого класса… И вдруг — кто такой Авторханов?
Он восторженно говорил о «гениальном теоретике», но в «детали» не стал вдаваться. О «деталях» — Авторханов предатель Родины, расстреливавший советских людей, — Владик не счел нужным распространяться.
— Тебе надо обязательно почитать его «Технологию власти». Только не вздумай действовать в открытую. Напиши, что напоминаешь об обещанном лечебном препарате. И подпишись — Афанасий Крылов. Дальше не твоя печаль. Все будет о-кэй! А листок этот подальше спрячь. И запомни — Дюк ждет чего-нибудь новенького… Ясно-понято? Тогда привет, прости-прощай!
Листок с адресами Глебов спрятал подальше, но про себя решил, что открытки в Париж и Лондон посылать не станет.
ДЮК ПЕРЕДАЕТ ЭСТАФЕТУ
Вот уже второй час шеф совещается с Егенсом, Нандором, Медичкой, но по-прежнему не все ему ясно.
— Послушайте, Егенс, перед тем как посылать человека в Москву, я хочу знать о русском докторе то, что до сих пор не знал, или то, что знал, но в другом ракурсе. Операция Дюк — Глебов кое-что внесла новое. И тем не менее…
Операция Дюк — Глебов… Егенс не без чувства профессиональной гордости только что докладывал о ней шефу.
— Вы были правы, сэр, когда сетовали по поводу «гнилого товара», который иногда подбрасывают нам здешние «русские патриоты». Но на сей раз «товар» оказался добротным. Дюк установил контакты с двумя молодыми инженерами. Оба очень перспективны. Один уже, собственно, созрел для дела. Его все знают как Владика. Фамилия — Веселовский. Дюк напрямую сомкнул его со своими хозяевами. А другой Глебов… С этим еще придется работать. Но уже сейчас оба они могут быть использованы для активного внедрения в дом Рубина. Оба бывали у него, знакомы с его дочерью Ириной. На ком же остановить выбор? Вот задача. Я решил ее в пользу Глебова. Дюк сообщил, что Ирина хотя и знакома с Веселовским, но называет его не иначе как подонок и всячески старается отвадить от своего дома. Она терпит его общество лишь потому, что со школьной скамьи Владик дружит с ее будущим мужем, Сергеем. И мы с Дюком решили поручить Сократа Глебову. Есть еще одно важное соображение в пользу Глебова: у Рубина и Глебова общее хобби — картины. У доктора в кабинете — картинная галерея, и он усердно старается пополнять ее. А Глебов в этом отношении человек полезный.
