Виктор Михайлов - Бумеранг не возвращается
— Это правда, но… Дайс сделал мне наколку на руке в первый же день моего приезда в Москву.
— Подпишите протокол предварительного допроса.
Магнус Буш прочел и подписал протокол.
— Мы еще вернемся к этой теме сегодня же, — закончил следователь и, позвонив, приказал увести арестованного.
— Ну, что скажете, товарищ полковник? — спросил Зубов.
— Да что можно сказать… Думаю, что допрос этого молодчика не даст ничего нового. Буш — пешка и сам ничего не знает, но в деле Лассарда он может оказаться полезным. Спасая собственную шкуру, на очной ставке он будет разоблачать Лассарда. Как думаете, товарищ майор? — обратился полковник к Никитину.
— Я думаю, что в своем коттедже на берегу Атлантики Рандольф Лассард рассчитывал дожить до глубокой старости. Он будет упираться как бык, вот увидите, — ответил Никитин.
— Ну что ж, увидим. Давайте, товарищ подполковник, главного зверя, — сказал Каширин.
Зубов позвонил и распорядился ввести Лассарда.
После пребывания в рыбном бункере Роггльс — Лассард полинял и утратил свои яркие краски. И все же он вошел в кабинет, сохраняя внешнее достоинство, не дожидаясь приглашения сел, закинув ногу на ногу и с благородным негодованием произнес:
— Я хотел бы знать, на каком основании меня арестовали?! Я иностранный подданный и не подлежу юрисдикции советских законов!
— Встать! — потеряв самообладание, крикнул Зубов. Его добродушное лицо, с ямочками на щеках, стало злым.
Лассард встал, но весь его вид, наглый и самоуверенный, как бы говорил: «Пожалуйста, но так и знайте, я подчиняюсь насилию».
После паузы, сдержав себя, Зубов сказал:
— Вы не являетесь лицом дипломатическим, следовательно, на вас не распространяется право экстерриториальности. Вы совершили в нашей стране преступление и будете отвечать по нашим законам.
— Любопытно, — с насмешкой сказал Лассард. — На родине меня считают красным, мне угрожают расследованием и судом, а в Советской стране мне говорят, что я…
— Все это расследование не больше чем камуфляж, — оборвал его Зубов. — Садитесь и отвечайте на вопросы следствия.
Лассард сел и с чувством безразличия к происходящему стал демонстративно чистить ногти.
— Ваше имя, фамилия, профессия? — спросил Зубов.
— Патрик Роггльс. Журналист. Специальный корреспондент агентства Марсонвиль Ньюс Сервис, — ответил он, занимаясь маникюром.
— А настоящая фамилия?
— Я Патрик Роггльс, автор книги «Предатели нации», имевшей успех у советского читателя!
— Об этой рукописи Томпсона, переданной вам Чарльзом Ингольсом, мы поговорим позже.
Лассард, вскинув удивленный взгляд, тотчас вновь овладел собой.
— Ваше настоящее имя, фамилия и профессия? — настаивал Зубов.
— Я Патрик Роггльс, журналист, — ответил он с вежливо-насмешливой улыбкой.
— Вы Рандольф Лассард. Ваша агентурная кличка — Дайс.
— Гражданина под именем Дайс я не знаю.
— Следствие располагает свидетельскими показаниями, утверждающими, что вы Рандольф Лассард.
— А разве преступление, будучи Лассардом, печататься под фамилией Роггльс? Французский классик Анри Бейль печатался под фамилией Стендаль! Разве это не так?
— Аналогия неподходящая. Вы признаете, что вы Рандольф Лассард? — настаивал Зубов.
— Не вижу причины скрывать этого. Да, я Рандольф Лассард.
— Кроме того, вы Мануэль Крус Фьерро, не так ли?
— Скоро вы спросите, не являюсь ли я Христофором Колумбом! — застигнутый врасплох, но все еще пытаясь улыбаться, сказал Лассард.
Пропустив эту реплику, Зубов настаивал:
— Вы Мануэль Крус Фьерро?
— Я не знаю такого человека!
— Хорошо, я вам напомню. Вот журнал «Нуэва Эра». Как вам известно, он выходил в Буэнос-Айресе. Вот, очевидно, знакомая вам статья «Гангстер Мануэль Крус Фьерро», а вот и ваш портрет, полюбуйтесь! — сказал Зубов, показывая Лассарду журнал. — Если и этого вам мало, я могу ознакомить вас со стенограммой заявления для прессы Уильяма Эдмонсона.
На лице Лассарда выступили пятна. Покусывая ногти, он сказал:
— Не понимаю, какое это имеет отношение к моему делу. Или вы считаете, что я должен отвечать перед советским законом за мою коммерческую деятельность в Аргентине?!
— Для того чтобы оценить по заслугам преступление, надо знать личность преступника…
— Я просил бы вас выбирать выражения! Я не совершил ничего преступного!
— И последнее: в начале прошлого года, в ресторане «Аврора», вы познакомились с инженером Ладыгиным и научным работником Якуничевым, назвав себя Петром Роговым…
— Это ложь! — перебил он следователя.
— На допросе свидетель Якуничев показал, что позже, в ресторане «Европа», будучи пьяным и желая продемонстрировать перед вами свою осведомленность, он сообщил вам о работе института над созданием нового зенитного орудия.
— Это клевета! Мне ничего об этом не известно!
— Кроме ответственности за шпионаж, по статье пятьдесят восьмой Уголовного кодекса, вы будете отвечать за убийство инженера Ладыгина, эстонского гражданина Яана Сякка и покушение на студентку Марию Крылову…
— Я любил эту девушку всей душой…
— Вы любили? — прервал его Зубов и, позвонив, распорядился:
— Введите Пряхина.
Преступник в сопровождении конвоира вошел в кабинет и, увидев Лассарда, направился прямо к нему:
— У, шакал! — сказал он, сжимая кулаки. — Кусок мяса!
— Пряхин, вы знаете этого человека? — спросил Зубов.
— Знаю, гражданин начальник, это Петр Рогов, — ответил он.
— Когда и при каких обстоятельствах вы встречались с ним в последний раз? — спросил Зубов.
— Тринадцатого, против «Ударника», в саду.
— «…По делу покушения на Марию Крылову арестованный Пряхин показал: человек, назвавший себя Роговым, поручил мне убить отдыхавшую в Истринском доме отдыха Марию Крылову и в качестве вещественного доказательства представить Рогову кольцо с изумрудом, сняв его с руки убитой. За эту расправу с Крыловой Рогов обещал мне вознаграждение в сумме пяти тысяч рублей», — прочел Зубов. — Пряхин, вы подтверждаете ваши показания?
— Подтверждаю, гражданин начальник.
Лассард, ни на кого не глядя, грыз ногти.
— Ну? Вы об этой любви говорили? — спросил следователь Лассарда.
— Темнишь, контра! — бросил ему Пряхин.
Зубов позвонил и распорядился увести Пряхина. Когда преступника увели, следователь сказал:
— Улики, заключения судебно-медицинской экспертизы, результаты исследований и свидетельские показания — полностью изобличают вас во всех преступлениях. В процессе следствия вам будут предъявлены все доказательства.
Позвонив, Зубов спросил вошедшего офицера:
— Мария Крылова здесь?
— Крылова в приемной.
— Просите! — распорядился Зубов и поднялся навстречу.
Машенька вошла в кабинет. Яркий румянец на щеках и беспокойные руки выдавали ее волнение. Она то стягивала тонкую кожаную перчатку, то надевала ее вновь.
— Здравствуйте, товарищ Крылова! — пожимая ей руку, сказал Зубов. — В практике следствия такие вещи не приняты, но… Вот полковник Каширин просил об этом. Мы вам не помешаем?
— Нет, наоборот, — сказала она и, поздоровавшись с Кашириным и Никитиным, подошла к Лассарду. Маша спокойно, с холодным любопытством рассматривала его, как смотрят впервые на диковинного заморского зверя, заключенного в клетку зоопарка.
— Вы могли бы избавить меня от этой унизительной сцены! — заявил Лассард, принимая картинную позу.
Зубов не обратил внимания на эту реплику, а Машенька, искренне улыбнувшись, сказала:
— Да, да… Как это похоже…
— Похоже на что?! — резко спросил Лассард.
— Похоже на человеческое достоинство, — ответила Маша. — Как вся ваша поза похожа на образ честного и мужественного человека. Мне казалось, что вы неудачно выбрали профессию, вам надо было бы стать актером, потом я поняла — искусство не терпит лжи. Вы бы провалились на дебюте. Помните, однажды вы мне сказали: «Я джентльмен в лучшем смысле этого слова!» Для вас лицо джентльмена — маска, за которой скрывается ваш подлинный, звериный облик. Вы не имеете никакого права на жизнь! Я хотела увидеть вас, чтобы сказать вам это в лицо!
— Вы не имеете никакого права на жизнь! Я хотела увидеть вас, чтобы сказать вам это в лицо!
* * *Еще было темно, но по ясным и чистым далям на востоке можно было угадать наступление солнечного, морозного дня. Накануне гуляла метель, пассажирского сообщения не было. Сегодня с ночи грейдера, деловито урча, сгребали со взлетной дорожки снег. Сновали бензозаправщики. Грузили пассажирский багаж. Начиналась обычная беспокойная жизнь большого авиапорта, средоточия многих воздушных дорог мира.