Андрей Горняк - Битая ставка
— Кто такой, а? Русский — так вроде шкура на тебе фрицевекая,— интересовались красноармейцы.
— Их бин дойчер зольдат,— посиневшими губами еле выговорил неизвестный.
— Любопытно!— удивился Зеленин. — Обыскать его! Остаться здесь троим, остальным — за мной! Надо осмотреть бандитское логово.
Зеленин ругал себя: потерял двух бойцов убитыми и одного раненым. Если бы не эта дьявольская мина! Кто мог предвидеть... Но банда была уничтожена. Девять убитых,— по всем приметам, русские. А взятый в плен — немец. Кто его заслал сюда? Ладно... майор Васин разберется.
Операция помер один
Ольга готовила инструменты, гремела шприцем, ножницами. Разрезала бинт, обтерла руку Коробова тампоном, обложила ее ватой выше локтя и, обернув марлевой салфеткой, перевязала. Сегодня, кроме привычного «как наши дела?», она произнесла шепотом слова, которых «комбат» ждал с нетерпением:
— В час ночи.
Перед вечером ему уже звонили по телефону, сказали только,, чтобы был готовым и что Доброва уточнит время операции. Итак, в час ночи...
Марфа Степановна вошла со двора с двумя кувшинами молока. Один поставила на стол для капитана и Ольги, а с другим ушла в соседнюю комнату. Ольга налила молока в бутылку с широким горлышком и начала поить из нее «комбата».
Вернулась Марфа.
— Можно забрать кувшинчики?
— Да, возьмите. Спасибо, Марфа Степановна, прекрасное молоко.
— Горьковатое. Полыни много у нас...
Перебрасываясь ничего не значащими словами, они думали совсем о другом: как-то все обернется этой ночью...
— Поели,— кивнула головой в сторону квартирантов.— Вылакали бутылку спирта. Окно занавесили плащ-палаткой. Запора нет,— и вышла.
Коробов облегченно вздохнул. Мысленно он уже тысячу раз отрепетировал предстоящее, и пока что все этому благоприятствовало. Уходя из дома, «заготовители» иногда вешали на свою дверь какой-то замысловатый замок, а вот, находясь в комнате, не запирались — не было там, даже маломальской задвижки. «Комбат» это знал. А вдруг в последнее время они что-нибудь придумали? Но Марфа Степановна успокоила — нет запора.
За стеной возня, «заготовители» укладывались на покой.
Со двора вернулась Марфа.
— Так что же, спать будем, Оля?
— Да, пора, тетя Марфа. Видели, какое роскошное ложе соорудили мне пушкари под хатой? Только я подушку возьму, ладно? А ночью да перед утром я вас побеспокою своим приходом.
...Станица погрузилась в сон. Лишь изредка слышались шаги часовых да негромкие окрики: «Стой, кто идет?»— видимо, сменялись посты.
Марфа Степановна спала. А Коробов, низко прикрутив фитиль лампы, лежал без сна.
Не спалось и Ольге. Лежала, чувствуя через подушку выпирающий магазин автомата, ворочалась с боку на бок.
Конечно, все подробно обговорено, все прорепетировано до деталей и здесь, с «раненым», и в доме напротив, но все-таки...
Как медленно тянется время! Трофейные со светящимся циферблатом часы, подарок капитана Чаянова, показывали полночь. Ольга забылась недолгим сном. Открыв глаза, она скорее почувствовала, чем увидела около себя знакомую фигуру старшины Базарбаева, которого называли Сергеем Сергеевичем. Имя у него было трудно запоминающееся — Серикпай.
Базарбаев тронул Ольгу за плечо, и она поднялась со своей лежанки. Набросила на себя плащ-палатку, извлекла из-под подушки автомат, спрятала его под полой. До «грозы» еще десять минут. Войдя в комнату, она приблизилась к койке «раненого» и почувствовала его одобряющее рукопожатие. Коробов положил руку Ольги рядом: через одеяло она нащупала автомат. Все в порядке: этот автомат вечером лежал под кроватью в медицинском ящике вместе с ватой и бинтами.
Марфа Степановна без слов наблюдала за всем происходящим. Когда ходики на стене показали без пяти минут час, она поднялась и вышла во двор.
Постояльцы спали. Кто-то из них выводил такие рулады, что было непонятно, как с этим храпуном мирились другие. Все они, как об этом стало известно позже, в ходе следствия, намеревались подняться перед рассветом — их должен был разбудить «старшина» Ситько. Уходя, они собирались оставить о себе память — на рассвете прикончить медсестру, раненого, Марфу Кононову. Но «гроза» началась раньше. Как только стрелка часов показала час, Ольга подала сигнал всем, кто стоял наготове за пределами дома, в том числе и группе, на которую возлагалась задача осветить все вокруг дома и комнату, где спали диверсанты.
Мигнув дважды прикрученным фитилем лампы, стоявшей на столе против окна, она взяла автомат и следом за Коробовым вошла в комнату спящих. Сразу шагнула к окну и сорвала с него плащ-палатку. В стекло ударил яркий свет автомобильных фар и осветил всю комнату. Коробов ребром ладони ударил не успевшего вскочить Посла по шее ниже уха. Тот притих. Но Ситько успел, сообразив в чем дело, и, не поднимаясь, выстрелить в направлении окна, где стояла Ольга. Ослепленный светом фар, он бил наугад, зато Ольга ответила ему точной короткой очередью.
Диверсанты, лежавшие на полу, подняться не успели. Старшина Базарбаев был у их ног, а два красноармейца, вбежавшие в комнату вместе с младшим лейтенантом Бодыковым, парашютными стропами уже скручивали их. И вдруг один из них прекратил сопротивление, обмяк, вытянулся.
— Ампула!— крикнула Ольга.
Бодыков рванул ему воротник гимнастерки, но было уже поздно.
Итак, операция, тщательно готовившаяся в течение нескольких недель, завершилась в несколько мгновений. Только пистолетный выстрел да короткая очередь из автомата и могли нарушить покой станичников, спавших в ближайших домах.
Приведя в чувство Валькова, его повели к машине вместе с напарником. На другую погрузили два трупа, имущество и оружие диверсантов.
Коробов поблагодарил Марфу Степановну за помощь и поднялся на подножку полуторки. К другой машине шла Ольга. От усталости и напряжения ее мутило. Перед глазами все маячила растрепанная, поднявшаяся с подушки голова «старшины» Ситько, и гремела в ушах короткая очередь, которую послал в эту голову ее автомат.
„Вы узнаете итого человека ?“
Рано утром в штабе Васина все были на ногах.
— Ну, товарищ Коробов, здоров уже? Несмотря на «серьезнейшие» раны?— улыбался он.
— Так точно, товарищ майор, здоров! Жаль только гимнастерку испортили — рукав оторвали.
— Рукав — не рука. Ради такого дела, сябры, не жаль и всю гимнастерку израсходовать. Думаю, интенданты спишут.
Михайлов с Коробовым переглянулись. Давно уже майор не величал их сябрами, своим любимым белорусским словцом. Все эти дни, особенно последние, он был предельно собран и официален в обращении с подчиненными.
— Ну, «комбат», давай своего гуся, начнем с него; ему ведь, кажется, больше всех досталось?
— Пришлось, товарищ майор, немножко к шее «приложиться», другого выхода не было. Да я вполсилы...
Коробов вышел и вскоре вернулся с двумя красноармейцами-конвоирами, сопровождающими Посла.
— Садитесь,— приказал Васин.
Арестованный как вошел, глядя себе под ноги, так и сел, не поднимая головы.
— Товарищ Коробов, снимите-ка с него этот маскарад. Почему петлицы не спороли? Какой он командир Краской Армии? Он изменник Родины, предатель, форму нашу напялил и поганит.
С Валькова сорвали петлицы с эмблемами.
— Ну я слушаю. Рассказывайте, кто вы, с чем к нам пожаловали?
— Что рассказывать. Ваша взяла,— вяло отозвался Вальков.
— А вы что думали? Ваша возьмет? Против кого же вы пошли? Против своей Родины, против Своего народа?
— У меня нет здесь родины.
— Да, верно. У вас родины здесь нет, вы ее давно продали.
Вальков сделал было какое-то движение, но тут же взял себя в руки.
— Да, да, променяли, еще в тридцатых годах. Еще тогда, когда нанялись к Скворцову на Урале. Еще тогда, когда исподтишка вредили на стройках, травили людей. Да и не один раз вы продавали интересы государства!— закончил Васин.
— Мы с вами разные люди, това... гражданин майор, поэтому по-разному и оцениваем сложившуюся ситуацию.
— Да, верно. Мы разные люди и совершенно по-разному оцениваем случившееся. Но независимо от оценки я требую от вас ответить мне...
— Я все расскажу, теперь терять мне нечего. Я знал на что шел. Я убивал и стрелял ваших еще в гражданскую,— вызывающе начал Валькову— да не ушел со своими, остался. Остался, но оружия, как видите, не сложил, надеялся, что оно еще пригодится.
— Вижу, хорошо вооружены, да только не учли одно небольшое обстоятельство — цель недооценили, по которой стрелять собирались.
— Ничего, вот придут наши...
— Ваши — это немцы? Ценю, господин подъесаул, вашу откровенность. Вы облегчаете мне работу. Действительно, фашисты ваши, а вы их слуга. Своим ответом вы освободили меня от труда убеждать вас в том, что между вами и фашистами, которые сейчас грабят нашу землю, убивают наших людей,— разницы нет. Но вы забываете, господин Тальнов, что из России ни один враг подобру-поздорову не уходил.
