Федор Раззаков - Шакалы из Лэнгли
Несмотря на то что Максимова буквально раздирало любопытство побыстрее ознакомиться с содержанием диска, он все же отложил его в сторону и, сев за стол, написал сначала шифровку в Москву. И только потом, усевшись в кресло в углу, вставил диск в компьютер. На нем содержалось личное досье на Саймона Янга, составленное в информационно-аналитической службе ФСБ. Максимов понял, что чтение ему предстоит захватывающее.
* * *Италия, провинция Казерта.
Город Казал-ди-Принцип
Самолет компании «Люфтганза» вот уже третий час кружил над аэропортом Фьюмичино в городе Неаполе. Воздушное судно должно было приземлиться в три часа дня, однако ни с первой, ни со второй попытки это сделать не удалось: заклинило одно из шасси, из-за чего самолету пришлось идти на очередной круг, третий по счету. Миниатюрного вида стюардесса вновь вышла в салон к пассажирам и, сияя ослепительной улыбкой, произнесла две короткие речи на итальянском и английском языках, где принесла всем извинение от лица экипажа и заверила, что через несколько минут самолет благополучно приземлится.
– Не расстегивайте, пожалуйста, ремни безопасности, – закончила свою речь стюардесса и удалилась за шторку, отделявшую салон от служебной части лайнера.
Проводив ее взглядом, майор ФСБ Станислав Геннадьевич Корецкий услышал, как пожилая дама-итальянка, сидевшая рядом с ним, начала вслух молиться, воздев очи вверх. А на противоположной стороне лайнера, у иллюминатора, вдруг заплакала девочка-школьница, напуганная чьей-то неосмотрительной репликой о том, что самолету грозит катастрофа. Сам Корецкий поймал себя на мысли, что ему не столько страшно, сколько обидно. Для него, бойца отряда специального назначения «Альфа» Центра специального назначения ФСБ России (позывной «Кора»), который побывал во многих горячих точках и не раз смотрел смерти в лицо, было обидно умереть таким вот нелепым способом – разбившись в банальной авиакатастрофе. Он свою смерть всегда представлял несколько иначе: скорее всего в каком-нибудь кровопролитном бою, в лучшем случае – в собственной постели в окружении многочисленной родни. А тут ни того, ни другого – всего лишь удар о бетонку, и твое, всего лишь пять минут назад сильное и натренированное тело, в секунду превращается в кровавое месиво или обгоревший кусок мяса.
В памяти Корецкого всплыл случай про одного известного каратиста, который был победителем во многих соревнованиях, уложившим на татами не один десяток сильных соперников: он возвращался домой на метро, заснул и был зарезан во сне грабителем, позарившимся на его спортивную сумку, в которой, кроме кимоно, ничего больше не лежало.
«Здесь, конечно, не метро, но смерть не менее нелепая, – подумал Корецкий, наблюдая в окно за тем, как самолет пошел уже на третий круг. – Жаль, что подведу своих товарищей, которым результаты моей поездки нужны как воздух».
Под товарищами имелся в виду и генерал контрразведки Федор Иванович Кондратьев, который вчера, встречаясь с Корецким, долго вводил его в суть дела по поводу этой итальянской поездки. Целью ее было разыскать в городке Казал-ди-Принципе бывшую журналистку газеты «Эспрессо» Стефанию Моретти, ставшую теперь Манчини, и попытаться разузнать у нее подробности похищения дочери американского сенатора летом 2000 года. «Нас интересуют любые подробности этого таинственного дела, которые способны вывести нас на сотрудника ЦРУ Саймона Янга», – до сих пор звучала в ушах Корецкого ключевая фраза из уст Кондратьева.
О том, почему именно его, Корецкого, отправили в эту поездку, особых размышлений у него не было: тут все было понятно. До «Альфы» он некоторое время работал в западноевропейском отделе на «итальянском» направлении, поскольку в свое время закончил Институт иностранных языков, специализируясь именно на итальянском языке. А поскольку эта поездка только на первый взгляд выглядела легкой прогулкой (ну что такое встретиться с симпатичной итальянкой и раскрутить ее на откровенность), а на самом деле могла таить в себе массу опасностей (ведь речь шла о тайной деятельности ЦРУ в Западной Европе, сопряженной не с чем-нибудь, а с физическими ликвидациями), лучшей кандидатуры, чем победитель многих соревнований среди бойцов спецназа Станислав Корецкий, придумать было сложно. Трудно было предположить другое: что самолет с лучшим спецназовцем окажется в гибельной ситуации всего в ста метрах от места своего приземления.
«Видимо, надо было лететь прямым рейсом до Рима, а оттуда автостопом до Неаполя, а не спаренным рейсом через Берлин, – прислушиваясь к словам молитвы, слетавшим с уст его соседки, размышлял Корецкий. – В таком случае шансов долететь было бы больше».
Когда самолет заканчивал третий круг, внутри салона прекратились всякие вздохи и всхлипы, как будто пассажиры окончательно смирились со своей незавидной участью. И в этой звенящей тишине сознание Корецкого внезапно пронзила ясная мысль, что все завершится благополучно, что новой попытки зайти на посадку больше не будет. «Бог любит троицу», – вспомнилось ему в это мгновение. Так и получилось. После третьего захода злополучное шасси все-таки раскрылось, после чего самолет плавно спланировал на бетонку. А спустя несколько минут пассажиры уже сбегали по трапу на землю, все еще не веря в свое счастливое спасение.
В течение следующего часа Корецкий благополучно прошел паспортный контроль (в Италию он прибыл как представитель российского генконсульства), получил багаж и отправился в пункт проката автомобилей при аэропорте, где на его легендированное имя – Леонид Сергеевич Ветров – был зарезервирован серебристый «Ситроен». Заказ оформили его коллеги из римской резидентуры. Они же установили и точный адрес бывшей журналистки Стефании Моретти, проживавшей вместе со своим мужем Энрико Манчини в городке Казал-ди-Принцип в провинции Казерта. Дорогу туда Корецкий изучил еще в Москве, поэтому, усаживаясь за руль, ни о чем не волновался. После того, что он пережил в небе над Неаполем, любые следующие передряги должны были ему казаться забавным приключением. Как же он ошибался!
Добравшись до места назначения, Корецкий достаточно легко нашел нужный ему домик на окраине городка. Это было частное двухэтажное владение под черепичной крышей, огороженное чугунной оградой. Вечерело, поэтому на тихой улочке не было ни души, а на стоянке возле нужного дома застыли два автомобиля – «Мерседес» черного цвета и красный «Опель». За рулем никого не было, из-за чего Корецкий предположил, что обе машины могли принадлежать хозяевам дома и, значит, они должны быть на месте. Согласно досье, которое он изучил в Москве, Стефания жила в частном доме со своим супругом.
Подойдя к воротам, Корецкий обратил внимание, что дверца слегка приоткрыта. Видимо, автоматическая пружина не работала, поэтому дверцу надо было закрывать вручную. Однако гость не спешил переступать порог, а, как законопослушный гражданин, нажал на кнопку домофона, установленного здесь же, на кирпичной боковине дверцы. Но в доме на сигнал вызова никто не откликнулся, хотя в одном из окон первого этажа горел свет. Нажав кнопку еще раз, Корецкий внезапно заметил, как в окне той самой освещенной комнаты, шевельнулась занавеска. Но тот, кто привел ее в движение, почему-то не спешил навстречу нежданному гостю.
Когда после третьего звонка в доме никто не откликнулся, Корецкий огляделся окрест: на улице по-прежнему не было ни души. Обратиться с вопросом по поводу семейства Манчини было не к кому. Между тем подавшая признаки жизни занавеска влекла к себе как магнитом. И Корецкий рискнул переступить порог калитки.
Пройдя по широкой тропинке, по обе стороны от которой росли голые кусты роз, он поднялся на ступеньки дома и постучал в дверь. Как и калитка, она оказалась открытой. Толкнув ее, гость вошел в прихожую и первое что он увидел – приоткрытую дверь в боковую комнату, где шевельнулась занавеска. Именно туда гость и решил войти, но едва он это сделал, как его левый висок ощутил прикосновение чего-то холодного. Чутье матерого спецназовца сразу определило происхождение этого прикосновения – это было не что иное, как дуло пистолета.
– Кто ты такой? – вопрос принадлежал мужчине, приставившему дуло пистолета к виску Корецкого.
– Мне надо видеть донну Стефанию Манчини, – стараясь сохранять спокойствие, ответил гость.
– Смотри, – и легким движением дула незнакомец повернул голову гостя в противоположную сторону.
То, что майор увидел там, развеяло его последние сомнения: в доме творилось преступление. В правой половине комнаты стояли трое молодых мужчин, один из которых одной рукой удерживал женщину, а ладонью другой зажимал ей рот, чтобы она не кричала. Встретившись с ней взглядом, Корецкий увидел в ее глазах то же самое выражение, что было несколько часов назад в глазах его соседки по самолету, читавшей молитву, – в них застыл ужас смерти. Опустив взгляд вниз, Корецкий увидел то, что ввергло женщину в это состояние: там лежал мужчина в домашнем халате и с простреленной головой. Судя по всему, это был супруг Стефании – синьор Энрико, застреленный нежданными визитерами. Не было никаких сомнений, что такая же участь должна была ожидать и хозяйку дома, да и самого Корецкого, который по-прежнему ощущал на своем теле дуло пистолета, только теперь оно упиралось ему в затылок. Собственно, подобная смерть входила в расклады спецназовца как вполне естественная для его опасной профессии. Но после того как он всего лишь пару часов назад счастливо избежал гибели в авиакатастрофе, умирать даже самой героической смертью ему не хотелось. Короче, расхожую поговорку «Vedi Napoli e poi muori» («Увидеть Неаполь и умереть») претворять в жизнь ему вовсе не улыбалось. Из чего явствовало, что действовать надо было как можно решительнее, без всяких сантиментов. О том, чтобы договориться с этими людьми по-хорошему, и речи быть не могло: вкусив крови, они вряд ли бы оставили в живых свидетелей.
