Евгений Иванов - Записки опера Особого отдела.

— Давай, пока еще не все выпили, ты у меня спроси, что хотел. Я ведь вас, особистов, знаю, просто так поболтать не позовете.

Он засмеялся и потом добавил:

— Ладно, не обижайся, что там у тебя за проблемы начались со старта?

— Проблем нет, — ответил Игорь, — есть текущий вопрос. Меня интересует капитан 3-го ранга Омельченко.

— И в связи с чем он тебя интересует? — откидываясь на спинку дивана, спросил Белов.

— Понимаешь, когда вы были на "Талых ручьях", в 8-й группе, в спецсвязи, уничтожили один документ, который не должны были сжечь. Так вот, в состав комиссии начальник штаба назначил его, хотя знал, что у того нет допуска к секретам. Вот у меня и возник вопрос, почему именно его, а не кого-то другого, но с допуском. На крайний случай, у нас у любого начальника штаба эскадрильи есть как минимум вторая форма допуска.

Белов задумался, затем вытер рот платком и сказал:

— Я не могу утверждать точно, но могу предполагать. Ты же знаешь, что Федотов по основной специальности не вертолетчик, перевелся к нам не так давно из полка БЕ-12. Особого авторитета у него нет, но, тем не менее, он мечтает занять командирское кресло. Даже, говорят, получил допуск на полеты на вертолетах. Если по акту нужно было сжечь то, чего реально не существовало, то летчики могли на это не пойти, а то и вообще сдать его тебе, чтобы ликвидировать как кандидата в командиры. А Омельченко в последнее время стал для него лучшим другом.

— И что же их объединило? — спросил Игорь.

— Не поверишь, машина Омельченко. — Белов улыбнулся и налил себе воды в стакан.

— Интересная мысль, но не понятная.

— Да все очень просто, — стал пояснять Костя, — У Славы Омельченко есть "Жигули". В регионе нигде на заправках нет бензина, а он даже в магазин на машине ездит. Вот к нему в друзья Федотов и втерся. На служебные "УАЗы" выделяют по двадцать литров в неделю, поэтому дальше аэродрома на них не уедешь. А так со Славой они и в Мурманск, и в Североморск постоянно мотаются. Более того, Омельченко даже на "Талые ручьи" на своих "Жигулях" приехал. Представляешь, через весть Кольский полуостров своим ходом! Зато там они с Федотовым оторвались, постоянно мотались по "шкурным" делам, то за красной рыбой, то за олениной.

— А как себя держал Омельченко с другими офицерами? — продолжал спрашивать Чернов.

— Одно могу сказать, друзей у него там не было да, по-моему, и здесь нет. Мутный он какой-то. Так вроде со всеми общается, смеется, за столом сидит, но никогда ничего ни о себе, ни о своей службе не рассказывал. Такое ощущение, что вчера погоны надел и о прошедшей службе вспомнить нечего.

— Ну, а на лагерном аэродроме он с кем еще общался, кроме Федотова?

— Сам по себе был. Несколько раз видел его с прапорщиком — шифровальщиком, у того в один из дней какая-то проблема с техникой была, так он по приказу начальника штаба помогал ему. Вот и все.

— Ну, а как отметили присвоение новых званий?

— С этим у нас всегда все проходит на высшем уровне. Дошло до того, что некоторых командиров на руках в туалет выносили.

— А ты неужели все до конца запомнил? — улыбнувшись, спросил Игорь.

— А что я, мне срок на майора выходит только на следующий год. Поэтому в этот раз граненый стакан со звездой залпом не выпивал.

— Тогда, может быть, вспомнишь, как вели себя Омельченко и Горохов?

— Очень пристойно, Горохов тихо вырубился, а Слава его отнес в койку и вернулся за стол. Так что все было интеллигентно и культурно, — пошутил Белов.

— А Горохов спал вместе со всеми в казарме или нет?

— Нет, конечно. У себя, в "шифровалке". У него там кровать стоит.

— А что потом было?

— Потом закончился спирт. Инженер больше не дал, и все разошлись.

— А Омельченко куда пошел?

— Да я откуда знаю, что я за всеми следить должен был? И вообще, мы пить сегодня будем или нет? — возмутился Костя.

— Извини, за работой соскучился, — пошутил Игорь и стал разливать водку по стаканам.

ГЛАВА 4

На следующее утро Игорь сразу позвонил Можайскому по каналу засекреченной связи и доложил:

— Андрей Викторович, я считаю необходимым взять в проверку Омельченко. Вчера я встретился с одним человеком, — Чернов не стал называть источника информации, — и тот мне проведал, что на "Талых ручьях" тот был вхож в комнату шифровальщика Горохова. Более того, в один из дней, когда весь личный состав отмечал присвоение очередных званий летчикам, Горохов напился до потери сознания, и отводил его в шифровальную комнату именно Омельченко. Прапорщик был без чувств, поэтому Омельченко мог воспользоваться его ключами и взять там все, что угодно, не только кодовую таблицу.

— Могло быть. Согласен. Но зачем это надо Омельченко? — с интересом спросил Можайский.

— Я посмотрел личное дело этого капитана 3-го ранга. Так вот, всплыли интересные обстоятельства. Он по военному образованию специалист по спецсвязи и режиму секретности. Был старшим офицером 8-го отдела штаба Кронштадтской флотилии. Но его быстро сняли с должности, лишили допуска и убрали куда подальше.

— Лихо девки пляшут, — удивился Можайский, — будет лучше, если ты подъедешь ко мне, и мы обговорим все детали лично, а не по телефону. А то ты там поваришься еще день в собственном соку и будешь требовать санкцию на арест Омельченко как американского шпиона.

Подполковник засмеялся и положил трубку.

Через час Чернов сидел в кабинете начальника и докладывал обо всем, что смог узнать за вчерашний день.

— Итак, какие возникли мысли и версии? — задал вопрос Можайский, прохаживаясь по кабинету.

— Я думаю, что кодовую таблицу не сожгли. Ее мог похитить Омельченко, когда приносил в "шифровалку" Горохова.

— Сразу вопрос, — перебил его Можайский, — с какой целью?

— Вариантов может быть множество. Для того, чтобы шантажировать того же Горохова, с целью вымогательства денег. Выступить благодетелем или помощником перед начальником штаба, чтобы потом восстановиться в должности. И, наконец, продать ее иностранным спецслужбам, а может быть, вообще он ее выкрал по заданию иностранных спецслужб.

— Стоп-стоп-стоп, тормози, — остановил капитана начальник, — смотрю, тебя понесло. Во-первых, какую сумму он мог вымогать путем шантажа у бедного прапорщика, который прослужил-то всего четыре года? У него же еще выслуги нет, и богат он — как церковная крыса. И, я тебе скажу, молодые прапорщики не цепляются так за службу, как офицеры. Поэтому он мог смело доложить о хищении начальнику штаба, и тогда возникли бы проблемы у самого Омельченко. А вот тому неприятности никак не нужны, ему до пенсии не очень долго осталось. Вариант с начальником штаба тоже отпадает. Если бы Омельченко украл, а потом якобы нашел таблицу — это одно дело. А так, коль ее списали, от ее появления толку никакого. Более того, сразу бы начали разбираться, как они все трое уничтожили документ, если он опять появился. Теперь что касается продажи кодовой таблицы иностранным спецслужбам. Я понимаю, что ты еще находишься под впечатлением от дела Лобанова. Но я сомневаюсь, что опытный офицер, почти наш коллега, будет так глупо подставляться.

— А что с последним вариантом? — спросил Чернов.

— С этим вариантом сложнее. Надо разобраться с его личностью, интересами, образом жизни, прошлым. Ты не хуже меня знаешь, чтобы завербовать офицера, нужны определенные обстоятельства, условия и самое главное — основа. За границей он не был, в дальние походы за рубеж не ходил, родственников за границей не имеет, членов семьи, озлобленных на Советскую власть, я думаю, тоже нет. Иначе его бы в такое училище не приняли. Там отбор проводится почти такой же, как в КГБ. Давай сейчас не будем торопиться, распиши все запросы в отношении него и родственников и обязательно в Особый отдел КГБ СССР по Кронштадтской флотилии. Когда придут ответы на наши запросы, тогда и будем выдвигать версии и строить планы. Я думаю, к тому времени и командование проведет свое служебное расследование. Да, кстати, мне ведь Федотов написал в объяснительной, что не присутствовал при уничтожении документов. В состав комиссии включил Омельченко только потому, что тот в прошлом специалист по режиму секретности. Я пообещал, что пока не буду ее показывать командующему. Так что он теперь у нас на крючке, — довольно улыбнулся Можайский.

Чернов ответил улыбкой начальнику, а затем взял несколько листов бумаги и удалился в отдельный кабинет выполнять его указания.

Через час он принес запросы на подпись. Можайский их внимательно перечитал и подписал. Затем, отложив их в сторону, обратился к Игорю:

— Ну, пока почта и наши коллеги будут работать, тебе придется вспомнить, что ты не только военный контрразведчик, но и где-то еще и моряк, раз в морской форме ходишь.