Чингиз Абдуллаев - Линия аллигатора
Я показал ему экспертные заключения российских и американских экспертов, указал на явное несоответствие смерти моей девочки официальному заключению. Он твердо пообещал, что дело будет проверено. Но с тех пор прошел уже целый месяц. Когда я, позвонив, поинтересовался, что именно происходит, мне сказали, что следователь занимается моим делом, но ничего конкретного они пока сообщить не могут. Целый месяц они не могли просто проверить показания экспертов, узнать, почему те дали такое некомпетентное заключение. И вы хотите, чтобы я поверил в российское правосудие? В их следователей и прокуроров? Мой прадед охранял свои земли с винтовкой в руках. Он учил моего отца, что в жизни важно самому решать свои проблемы. Поэтому я не собираюсь больше никого ни о чем просить. Я достаточно состоятельный человек, чтобы нанять частного детектива, надеюсь, вас не обижает это выражение. Я понимал, что американский детектив здесь ничего не сделает. Россия слишком специфическая страна, со своими характерными особенностями, чтобы в ней мог добиться успеха иностранец. Я искал такого человека, как вы, Дронго, пока из Нью-Йорка не позвонил мой знакомый и не порекомендовал мне обратиться к Пьеру Дюнуа.
Роудс чуть отдышался после долгой речи и продолжал:
— Я готов оплатить любые издержки, которые появятся в ходе расследования.
Меня интересуют только два вопроса. Кто и почему это сделал? Пока я не получу ответа на оба вопроса, я не успокоюсь. Вы согласны помочь мне в этом деле?
Дронго взглянул на сидевшего перед ним человека. В его глазах были огромное, безмерное горе и капля надежды. Он смотрел на Дронго и ждал его согласия. Нет страшнее горя, чем горе человека, потерявшего своего ребенка.
Дронго заметил, как дрожит правая рука Роудса, как дергается его щека.
— Да, — сказал он, — я согласен. Мне понадобятся копии всех имеющихся у вас документов. И ваше полное доверие, сенатор.
Глава 4
Офицер смотрел на фотографию стоявшего перед ним человека. Все было правильно. Правильные лица, упрямый взгляд, небольшой шрам на подбородке.
Человек нетерпеливо оглядывался по сторонам, ожидая, когда пограничник вернет наконец его паспорт.
Офицер еще раз вгляделся в его лицо. Конечно, это тот самый человек, чья фотография в паспорте. Но почему тогда этот тип так нетерпеливо оглядывается, словно не решаясь смотреть пограничнику в глаза? Офицер ввел в компьютер номер паспорта. Нет, здесь никаких проблем. Паспорт был чистым. На него не было никаких запросов или особых отметок. Но пограничника по-прежнему смущало это лицо на фотографии. Или он где-то видел этого типа?
Нет, вспомнить невозможно, а дальше тянуть было нельзя. Нужно ставить отметку о выезде. Черт с ним, пусть уезжает. В конце концов, если этот тип в чем-то и провинился, будет лучше, если он уедет из страны, чем останется здесь.
Пограничник поднял штамп, собираясь проставить его оттиск в паспорте. Еще раз посмотрел на фотографию и на стоявшего перед ним человека и поставил штамп.
Пассажир забрал свой служебный паспорт и двинулся дальше, туда, где уже светились магазины беспошлинной торговли, находящиеся как бы в пустом правовом пространстве, за границей самого государства. Офицер посмотрел ему вслед и взял следующий паспорт. Он пропустил еще двоих, все время думая о том человеке, когда за спиной появился его сменщик.
— Как дела? — спросил он.
— Все в порядке, — офицер был молод, ему было всего двадцать пять лет, и ему нравилась его почетная должность. Попасть на работу в международный аэропорт Шереметьево в Москве было достаточно сложно, и, если бы не влиятельный дядя из кабинета министров, ему светило бы распределение в Мурманск или на границу Таджикистана, куда отправили большую часть ребят их курса. Но молодой офицер, кроме своего значительного дяди, обладал и другими достоинствами. Он был настойчив, внимателен, отличался наблюдательностью и склонностью к анализу.
Именно поэтому, покинув свое рабочее место, он сразу отправился в дежурную часть, где попросил девушку-прапорщика уступить ему компьютер. Та охотно предоставила ему свое место. Она была молода и красива. И по-своему справедливо считала, что он специально нашел повод посидеть в ее обществе несколько минут.
Впрочем, она и не возражала. Ведь этот офицер был довольно симпатичным и милым парнем.
Но на этот раз она, кажется, ошиблась. Он сел за компьютер и стал сосредоточенно набирать имя только что ушедшего пассажира, даже не взглянув в сторону девушки, что было очень неприятно, но в душе она продолжала надеяться, что все это поза и он лишь создает видимость незаинтересованности.
Между тем запрошенные данные не давали результатов. Ни такой фамилии, ни подобного номера паспорта в их компьютере не было. Туда попадали данные о малейших нарушениях паспортного режима и любых подозрительных лицах, но этой фамилии компьютер не показал. Офицер изменил в фамилии одну букву, надеясь, что это поможет в его поисках. Потом изменил еще одну. Безрезультатно.
Уже в последней попытке он снова набрал фамилию чем-то взволновавшего его человека. Что-то в нем ему не понравилось. И этот упрямый взгляд, и этот характерный шрам. Он снова заработал на клавиатуре компьютера, запрашивая фотографии людей, разыскиваемых властями. Замелькали лица, но он уже не столько смотрел на них, сколько, обернувшись, улыбался сидевшей рядом девушке. Может, он действительно проявляет излишнюю бдительность?
Однако верный своему принципу доводить любое дело до конца, молодой человек продолжал, хотя уже не очень внимательно, следить за экраном, просматривая фотографии особо опасных преступников или разыскиваемых лиц, которые уже когда-то пытались нарушить государственную границу и попали в своеобразный «черный список» пограничников. Он не ожидал ничего конкретного, пока не мелькнуло знакомое лицо. Офицер вернул первоначальное изображение, которое уже сменила на экране другая фотография.
Так и есть. Перед ним была фотография того самого человека, который только что прошел мимо него с синим служебным паспортом. Теперь он не сомневался, что видел это лицо. Конечно, видел. Особо опасный рецидивист, трижды судимый Дьяков Федор Константинович. Он видел это лицо еще два года назад, когда знакомился со списком особо опасных контрабандистов, запомнил именно из-за этого шрама. Точно такой шрам был у его младшего брата. Офицер помнил, как в детстве они поспорили с братом и в гневе он толкнул братишку на стоявшее в кухне ведро. Тот упал и расшиб себе подбородок, а характерный шрам остался на всю жизнь. Именно этот эпизод помог ему запомнить и другого человека с похожим шрамом — Дьякова.
Только что этот человек прошел государственную границу, и если его не остановить, он уже через три часа окажется в Амстердаме.
Пограничник вскочил, отбрасывая от себя стул.
— Его нужно задержать! — крикнул он.
— Кого? — не поняла девушка. — Вы кого-то нашли?
— Он только что прошел границу, — показал офицер на изображенное на экране лицо. — Это особо опасный рецидивист Дьяков. Но по паспорту у него совсем другая фамилия. Просто я запомнил его лицо.
Девушка окончательно поняла, что офицер сел за компьютер совсем не ради нее. Это огорчило ее. Поэтому она лишь разочарованно пожала плечами, с усмешкой добавив, что такую ценную информацию лучше сообщить подполковнику.
Он так и не понял, почему миловидная девушка вдруг превратилась в сухого и бессердечного прапорщика. Но размышлять об этом не было времени. Пять минут он потратил на поиски. Еще пять минут на рассказ подполковнику об этом странном типе. Еще через пять минут сам офицер и еще несколько человек спешили к самолету, уже готовому взлететь.
Дьяков сидел в салоне первого класса, и потому найти его не составляло большого труда. Когда в самолет открыли дверцу и прошедший первым офицер указал на устроившегося в третьем ряду рецидивиста, тот в первый момент даже не понял, что произошло. На его несчастье, он купил билет первого класса на российский самолет, внутри которого еще могли распоряжаться представители официальных российских властей. Принадлежи этот самолет голландской авиакомпании «КЛМ», все могло бы получиться совсем по-другому, но увы!
Увидев направляющихся к нему работников милиции и пограничной стражи, Дьяков поначалу даже растерялся, настолько неожиданным было появление этих людей в уже готовом взлететь самолете. Лишь когда они подошли, и он, подчиняясь их требованию, пошел к выходу, он вдруг понял, что уже никогда не попадет ни в Амстердам, ни в какой-либо другой европейский город. И потому на выходе из самолета он начал кричать и скандалить, заставив пришедших за ним людей почти выносить его из авиалайнера на руках. Он успокоился только в дежурной комнате, понимая, что скандал может кончиться для него гораздо хуже. Притворяться и делать вид, что произошла ошибка, было глупо. И неперспективно.
