Чингиз Абдуллаев - Линия аллигатора

Чингиз Абдуллаев

Линия аллигатора

Величайшая трудность для тех, кто занимается изучением человеческих поступков, состоит в том, чтобы примирить их между собой и дать им единое объяснение, ибо обычно наши действия так резко противоречат друг другу, что кажется невероятным, чтобы они исходили из одного и того же источника.

Вступление

Он часто вспоминал эту сцену… И восприятие ее каждый раз менялось в зависимости от ситуации. Несколько лет назад, в Таиланде, они с приятелем смотрели ферму аллигаторов, где, кроме разведения страшных животных, местные дрессировщики показывали и различные фокусы. Собственно, ферма была коммерческим заведением, здесь разводили крокодилов на продажу и для выделки их особенной кожи. Именно тогда один из дрессировщиков, пожилой человек лет семидесяти, подошел совсем близко к аллигатору, демонстрируя полнейшее спокойствие. Но когда за ним двинулся и один из самых храбрых зрителей, тот предостерегающе поднял руку.

— Нельзя, — сказал сурово, — нельзя подходить ближе. У каждого аллигатора есть своя линия, своя черта, переступив которую, вы уже не сможете убежать. Я стою чуть сбоку и знаю, куда нужно прыгнуть в случае опасности. А вы этого не знаете. Вы не успеете убежать. Они очень проворные и очень хитрые животные, эти бестии. Не смотрите, что он лежит так спокойно, как будто спит, с закрытыми глазами. На самом деле он ждет, когда вы переступите черту, пройдете линию, за которой он сможет вас достать. И тогда вам уже ничто не поможет. Он умеет прыгать, как обезьяна. Мы говорим: если дьявол решит принять чье-то обличье, он превратится в аллигатора.

Огромный аллигатор в этот момент открыл глаза, словно поняв, что именно говорит стоявший рядом с ним человек. И действительно прыгнул в его сторону. Но дрессировщика там уже не было. Ведь он не сказал, что еще более опасным и хитрым животным является сам человек. Хотя Дронго знал это, пожалуй, лучше других.

Глава 1

Чтобы нормально засыпать по ночам, нужно иметь либо пустую голову, что гарантирует отсутствие всякого рода переживаний, либо тяжелую физическую работу, выматывающую так, что сон воспринимается как заслуженный отдых. Во всех остальных случаях, особенно если вам около сорока лет и вы все еще не женаты, спокойный сон представляется вещью почти невозможной.

Он плохо спал последние дни. Может, сказывалось отсутствие того самого напряжения, к которому привык за многие годы. Может, сказывался его переломный возраст, с наступлением которого ясно осознаешь, что лучшая часть жизни уже позади. Может, сказывались атмосферные явления, о которых так любили писать в газетах. Но он спал плохо, ворочаясь в своей постели иногда до самого утра.

Собственно, он и раньше был «совой», предпочитая ложиться не раньше четырех-пяти утра. Но сейчас не помогали даже ночные бдения. Возможно, это было связано с отсутствием привычных нагрузок на мозг.

У него были две постоянные квартиры. В Москве, ставшей теперь столицей чужого государства, и в своем родном приморском городе, в котором он рос и мужал. Приехав сюда два месяца назад, он дал себе слово ничем больше не заниматься, просто читать любимые книги, смотреть телевизионные передачи и встречаться с еще оставшимися знакомыми. Но мир, царивший за окном, властно вторгался и в его квартиру, стоило только включить телевизор или взять свежие газеты.

Бессмысленное, бесперспективное, варварское противостояние в Чечне, когда с обеих сторон проявлялись чудеса мужества и героизма, приводившие к еще большей крови, вызывало возмущение и тем обстоятельством, что на этой войне еще больше проявлялось самых низменных человеческих качеств, словно напоказ выставленных всевозможных пороков. Беспрецедентная жестокость, откровенный бандитизм с обеих сторон, мародерство, пренебрежение человеческой жизнью, характерные для любой войны, становились нормой и на этой, превращая ее в самую кровавую бойню конца двадцатого века. Не хотелось слушать новости, не хотелось снова видеть изувеченных и раненых людей, зачастую становившихся просто разменной монетой для откровенных циников и мерзавцев, возглавлявших обе стороны.

В этот день он заснул лишь в седьмом часу утра и уже через четыре часа проснулся от настойчивого звонка в дверь. Посмотрев на часы и пробормотав проклятие, с трудом поднялся с постели. В такой ранний для него час он никого не ждал, и этот звонок вызвал тем большее раздражение. Подойдя к двери и убедившись, что звонит неизвестный ему человек, он отошел, намереваясь вернуться в постель. Когда незнакомец снова настойчиво позвонил и, уже обращаясь к кому-то стоявшему рядом, сказал громко по-английски: «Может, его нет дома?» — Дронго еще раз посмотрел на незнакомца. Более внимательно. Очень дорогой костюм сдержанных тонов, подобранный в тон шелковый галстук, хорошо уложенные волосы, холеное, надменное, несколько вытянутое лицо с красными, воспаленными глазами. На всем его облике лежала печать какой-то беды либо растерянности, характерной для людей, впервые столкнувшихся с неразрешимой задачей или с большим горем. Дронго чуть поколебался и лишь затем спросил:

— Что вам нужно?

— Извините, — сказал чей-то женский голос за дверью, и рядом с головой незнакомца появилась приятная женская головка, — мы хотели бы с вами переговорить.

Она говорила по-русски достаточно чисто, почти без акцента, но тем не менее Дронго уловил определенные паузы перед гласными, столь характерные для людей, говоривших на английском.

— Вы ошиблись, — равнодушно отозвался он;

— Нет, — торопливо сказала женщина, — нам нужны именно вы, Дронго.

Это было уже действительно интересно. Откуда они знают его адрес и даже его кличку? Он щелкнул замком, открывая дверь. На лестничной клетке стояли незнакомый ему мужчина лет шестидесяти и молодая женщина, очевидно, его переводчик, лет тридцати. Гость действительно имел импозантную внешность, мощный подбородок, характерный нос с большой горбинкой, глубоко посаженные глаза и почти седые волосы. У женщины в лице было что-то неуловимо скандинавское: то ли большие темно-зеленые глаза, то ли несколько тяжеловатый подбородок, не бросающийся в глаза из-за красивого чувственного рта, а может, собранные в тугой узел светлые волосы позволяли относить ее к северному типу.

При этом Дронго мог поклясться, что видел раньше это красивое лицо, хотя молодая женщина была очень молода, на вид не более двадцати — двадцати пяти лет.

Отсюда было видно, что на нижней площадке стоят двое молодых людей, терпеливо ждущих любых распоряжений. В свою очередь нежданные гости с интересом смотрели на высокого широкоплечего лысоватого мужчину лет сорока. Бросались в глаза его большой лоб, тонкая линия губ, прямой ровный нос, внимательный, изучающий взгляд. Он потер рукой подбородок и задал вопрос:

— Кто вы такие?

— Это мистер Джозеф Роудс, — пояснила молодая женщина, все-таки по-русски она говорила с ощутимым акцентом, — он прилетел из Вашингтона. А я его переводчик.

— А у переводчика есть имя? — насмешливо осведомился Дронго.

— Да, конечно, — смутилась женщина, — меня зовут Сигрид.

— И что вы хотите, Сигрид?

— Мистер Роудс хочет с вами переговорить.

Дронго посмотрел в воспаленные глаза стоявшего перед ним человека. И прочитал в них нечто такое, что не позволяло больше шутить либо держать этих людей на пороге квартиры. Он распахнул дверь и сказал по-английски:

— Проходите. Надеюсь, эти молодые люди внизу не станут ломиться ко мне в дом?

Роудс повернулся и махнул рукой.

— Подождите внизу, в машине, — резко сказал он.

Это был уверенный голос человека, привыкшего распоряжаться. Дронго обратил на это внимание.

Роудс и его спутница прошли в столовую по коридору, заставленному полками с книгами. Гости обратили внимание, что книги были на нескольких языках, однако больше всего на русском и английском. В столовой пришедшие удобно расположились в глубоких креслах. Дронго принес бутылку хорошего французского коньяка и набор шоколадных конфет. Прошел на кухню, поставил чайник, глянул в небольшое зеркало, висевшее в коридоре, и, оставшись недовольным своей несколько помятой физиономией, вышел к гостям. Он уселся на диване, напротив незнакомцев, потревоживших его столь неожиданно.

— Теперь я к вашим услугам, господа, — сказал он, разливая коньяк в небольшие фужеры.

Гость не притронулся к спиртному. Он просто внимательно следил за хозяином квартиры, словно изучая его и оценивая его возможности/ Это было настолько очевидно, что Дронго, усмехнувшись, сказал:

— Так обычно разглядывают на базаре лошадей при покупке.