Джон Гарднер - Операция «Ледокол»
— Это не важно. Я предан Партии и Европе. Всему миру. Сейчас рдеет рассвет Четвертого рейха! И любой, даже маленький клочочек информации, важен для меня. И вы дадите мне его!
— Я ничего не знаю ни о пленнике, ни о допросе.
Фон Глёда внезапно вскочил, его лицо задергалось в бешеных конвульсиях. Глаза пылали.
— Вы будете говорить и расскажете мне все, о чем знаете! Все, что известно Британской Секретной службе об НСДА.
— Мне нечего вам рассказывать, — повторил Бонд. — Не можете же вы заставить меня говорить о том, о чем я не знаю! Да и что вы со мной можете сделать? Чтобы продолжить свое дело Партии, вы должны передать меня в Колины руки! Уговор дороже денег!
— О, мистер Бонд, не будьте таким наивным. Своих людей и боевую технику я могу вывести отсюда за двадцать четыре часа. Коля тоже продал душу своим амбициям. Ему кажется, что он обретет власть, если ступит на площадь Дзержинского с вами — с человеком, которого уже так давно хочет заполучить СМЕРШ. Вы что думаете? его начальство знает, чем он тут занимается? Конечно же, нет! Коля хитер — как и всякий хороший разведчик или солдат. Отделу «В» Первого управления известно лишь то, что он ищет здесь пропавшую боевую технику. Никто и не сунется его искать. Понимаете теперь, Джеймс Бонд? Вы купили мне время, только и всего. Шанс завершить мою маленькую сделку и возможность убраться отсюда. Колю Мосолова можно пустить в расход. Равно как и вас.
Бонд лихорадочно размышлял. Неонацистские террористы фон Глёды и в правду за прошлый год натворили много бед. М самолично утверждал, что все Западные правительства воспринимают Национал-Социалистическую Действующую Армию абсолютно всерьез. Бонд вспомнил мрачные предупреждения М после разговора о пленном солдате НСДА. Вполне логично предположить, что этот парень выложил Секретной службе массу полезнейшей информации: и о мощи фон Глёды, и о его потайных базах. Вывод: Сикрет Сервис, а может и не только она, уже знает, где находится секретный Штаб фон Глёды, и не исключено, что при помощи специалистов аналитиков уже установлены все возможные варианты расположения будущего командного поста.
— Значит, меня можно пустить в расход из-за одного единственного пленника, — начал Бонд. — Одного, которого либо держат, либо не держат мои люди. Очень трогательно, если вспомнить о миллионах, которых ваш предшественник согнал в лагеря, уничтожил в газовых камерах и сгноил рабским трудом. Теперь все зависит от одного единственного человека.
— Очень остроумно, Бонд, — сухо отметил фон Глёда. — Но если б все было так просто. На самом деле все гораздо сложнее. Посему прошу вас, отнеситесь к этому соответствующим образом. Рисковать я не могу.
На секунду граф замолчал, словно размышляя, как проще объяснить Бонду создавшуюся ситуацию. Наконец он заговорил:
— Понимаете, никому из присутствующих здесь, даже людям из моего Генштаба, неизвестно точное местоположение моего нового Командного поста. Ни Коле, которому я показал путь к власти, даже скажем, проложил путь к власти. Ни Поле, ни Бухтману-Тирпицу. Никому. Но, к несчастью, есть несколько человек, которые — хотя и несознательно — все же держат у себя в головах эту информацию. Разумеется, в первую очередь это те мужчины и женщины, которые в данную минуту находятся там. Но есть и другие. Например, люди, ответственные за операцию в Кенсингтон Палас Гардэнс, у ворот Советского Посольства. Дело в том, что отсюда они были направлены на новый Командный пост, на инструктаж, и уже оттуда отправились в Лондон на задание. Отчитались все кроме одного. По моим сведениям он не покончил с собой и угодил в лапы вашей организации. Он опытный парень, но даже бывалый офицер может попасть в ловушку. Ну а теперь, мистер Бонд, просто сложите одно с другим. От вас я хочу услышать две вещи. Первое: выдал ли он вам место расположения моего нового штаба, где я намереваюсь вскоре обосноваться; и второе: где его держат?
— Я не знаю ни о каком пленнике.
Фон Глёда обдал Бонда совершенно спокойным взглядом.
— Возможно, вы говорите правду. Сомневаюсь, конечно, но кто знает. Мне нужна правда, Бонд. Я почти уверен, что вы знаете, где он и что он рассказал. Только полный дурак послал бы вас на задание, не снабдив всеми деталями.
«Быть может, фон Глёда, ты и умен, — подумал Бонд. — Ты, несомненно, осмотрителен и хитер. Однако, судя по твоей последней реплики, ты ни черта не смыслишь в вопросах системы безопасности. И зря ты назвал М дураком»!
— Вы думаете, что мне сообщили бы все детали? — Бонд склеил снисходительную улыбку.
— Я уверен в этом.
— Тогда получается, что полный дурак — вы, сэр, а не мои шефы.
Фон Глёда издал грубый, короткий смешок.
— Ладно, упирайтесь себе. Но я не могу рисковать. Я все равно доберусь до правды. Мы знаем, как довести человека до грани. Если вам нечего сказать, вы ничего и не скажете, и тогда я буду знать, что мне нечего бояться. Если же вам известно хотя бы место, где держат моего человека, то эту информацию я тотчас же передам в Лондон. Его, конечно, могут держать в самых недоступных местах, но моя лондонская команда все равно достанет его. Не успеете оглянуться.
Мог ли один из отрядов фон Глёды проникнуть в штаб Секретной службы? Очень сомнительно, но проверять это не хотелось.
— А что если меня сломят и я солгу? Что если я скажу: да, есть такой пленник — хотя, уверяю вас, мне ничего о таковом не известно — и он выдал нам всю нужную информацию?
— Тогда получится, что вам известно местоположение нового Командного поста, мистер Бонд. Видите, как ни крути, а вам не выиграть.
«Железная логика! — подумал Бонд. — Ты же различаешь только черное и белое!»
— И вот еще что, — фон Глёда поднялся. — Мы, мистер Бонд, здесь придерживаемся старых и проверенных методов допроса. Они очень болезнетворны, но зато очень эффективны. Я не доверяю Колиной методике «химических допросов». Вас, мистер Бонд, ждет, мягко говоря, исключительный дискомфорт. Я собираюсь довести вас до болевого порога. Доктора говорят, что еще не родился тот человек, который бы не сломился под той пыткой, которую мы для вас приготовили.
— Но я ничего не знаю.
— Тогда вы не расколитесь, чем вы меня в этом и убедите. А пока, отчего не избежать худшего? Расскажите мне о пленнике, где его держат, что он рассказал.
Секунды неумолимо бежали, в голове Бонда почти слышалось тиканье часов. Ему даже показалось, что откуда-то издалека доносилось пение, голоса из прошлого, певшие старую нацистскую песню:
И в последний раз винтовка заряжена…
И скоро знамена Гитлера будут развиваться над баррикадами.
Это была песня Хорста Весселя — гимн, который помог сплотить первую нацистскую партию. «Хорст Вессель», фашистский салют, коричневая форма, и приветствие «Хайль Гитлер», которое перетекало в бушующие, истерические вопли «Зиг Хайль… Зиг Хайль…»
Открылась входная дверь, и в кабинет Тирпиц-Бухтман, за ним — два охранника в черной форме из приемной. Они вскинули руки в салюте, и Бонд внезапно понял, что в глубинах бункера и впрямь кто-то пел.
— Ганс, ты знаешь, какую информацию мне нужно вытащить из этого человека, — скомандовал фон Глёда. — Используй все свои силы для убеждения. Действуй.
— Jawohl, mein Fuhrer (слушаюсь, мой фюрер). — Синхронно поднялись руки и щелкнули каблуки.
Охранники навалились на Бонда, схватив за локти. Запястья сковали наручники, и сильные руки потащили его из комнаты. Бонда отвели не дальше приемной. Тирпиц-Бухтман подошел к стене, покрытой гобеленом, и одернул его в сторону. Под гобеленом оказалась потайная дверь, которая со щелчком открылась.
Бухтман исчез за дверью, следом за ним — охранник, который ухватил Бонда за куртку. Другой крепко держал агента 007 за наручники. Один шел спереди, другой — сзади. Бонд понял почему: миновав дверь, они втиснулись в узенький и низкий коридорчик, где еле-еле мог пройти один человек.
Пять-шесть шагов, и стало ясно, что коридор идет под уклон. Внезапно они оказались у лестницы с голыми каменными ступеньками, освещенной тусклыми синими лампочками, которые были установлены на стенах через определенный интервал. Перилами служила веревка, просунутая через кольца, которые были вделаны в стену.
Они спускались долго — лестница была очень длинной. Поначалу Бонд пытался вычислить глубину, но вскоре отказался от этой затеи. Ступеньки становились все круче и круче. Вскоре они оказались на маленькой площадке со входом в открытую камеру. Здесь Бухтман и пара охранников одели тяжелые шубы и варежки. Бонду шубы не предложили, а он, даже в уличной одежде, начинал ощущать лютый холод, похоронно веявший из черной бездны.
Они продолжили спуск. Ступеньки становились скользкими. Стены были покрыты льдом. Они все шли и шли, все ниже и ниже, пока наконец не оказались в ярко освещенной круглой каменной пещере, полом которой служила толстая корка чистого льда. Потолок пересекала крест на крест пара деревянных балок. К ним была прикреплена лебедка с блоком, на котором висела длинная массивная цепь с крюком на конце.
