Э. Захариас - Секретные миссии
Эти слова принадлежат одному из самых лучших людей разведки, которых ФБР когда-либо нанимало. Его звали Леон Тэрроу. Возможно, что в 1935 году эти правительственные организации действительно даже не подозревали о существовании шпионской сети нацистов в Соединенных Штатах. Если это так и ФБР и G-2 не были осведомлены об этом, то это является многозначительным свидетельством благодушия, с которым мы защищались против нацистских агентов. Что касается нашей собственной организации, то военно-морская разведка действительно подозревала о существовании нацистской шпионской сети, так как нацисты в большей степени, чем японцы, беспокоили нас в 1935 году.
25 сентября 1935 года теплоход «Европа» — гордость немецкого торгового флота — готовился к отплытию из Ньюпорта в Бремен. Причал был заполнен пассажирами, родственниками, друзьями, официальными представителями и инспекторами. В отдельные каюты приносили цветы, матросы грузили багаж отъезжающих пассажиров, в каютах в полном разгаре были скромные прощальные пирушки, знакомые прибывали на теплоход, чтобы пожелать отъезжающим счастливого плавания. Среди провожающих находился худой человек в очках. Когда он поднимался на палубу, при нем был футляр для скрипки. Чиновник одного из наших эффективных учреждений таможенной службы Соединенных Штатов остановил человека в очках и задал ему следующий вопрос:
— Какая скрипка в этом футляре, господин?
Маленький человек отнесся к вопросу спокойно.
— О, обыкновенная скрипка, — ответил он беззаботно.
— Да? Я очень интересуюсь скрипками. Не разрешите ли вы мне взглянуть на нее? — попросил чиновник невозмутимым тоном.
Человек в очках нервно открыл футляр — там лежала его скрипка. Но как только чиновник приподнял скрипку, он увидел под ней коллекцию фотоснимков американских самолетов. Некоторые из этих самолетов находились еще в экспериментальной стадии разработки. Чиновник принял серьезный вид, этому второстепенному защитнику закона стало ясно, что судьба столкнула его со шпионом. Он положил скрипку обратно, закрыл крышку и спокойно предложил владельцу инструмента пойти с ним. Они покинули теплоход и отправились в контору, расположенную на причале. Чиновник вызвал своего начальника, человека в очках задержали и связались с армейской разведкой в Говернорс-Айленд.
Начальника отдела армейской разведки на месте не оказалось, но один из его подчиненных немедленно прибыл на причал, чтобы разобраться в происшедшем. Рядовой работник, он не особенно осознавал важность своих обязанностей, однако история со скрипкой его сильно обеспокоила, и он вызвал офицера армейской разведки, прежде чем принять решение. Владелец скрипки чувствовал себя неважно: его карьера шпиона приближалась к бесславному концу. Увидев офицера, входящего в таможню, он, очевидно, потерял последнюю надежду и впал в уныние.
— Ваше имя? — спросил офицер.
Маленький человек начал было колебаться, вероятно взвешивая преимущества ложных показаний, но, почувствовав, что игра окончена, решил быть откровенным, надеясь тем самым спасти себя.
— Уильям Лонковский, — ответил он. Его акцент выдал в нем немца.
— Хорошо, господин Лонковский, что это у вас? — Офицер взглянул на фотоснимки, а затем, немного подумав, сказал; — Я не вижу ничего плохого в этих снимках. Любой мог бы иметь их. Вы можете идти, — обратился он к Лонковскому.
Его слова ошеломили всех присутствующих.
Лонковский не знал, как ему поступить. Он боялся попасть в ловушку. Возможно, американцы хотели выстрелить ему в спину, а затем объяснить, что шпион был убит при попытке к бегству — излюбленный метод казни, применяемый немецкой тайной полицией. Лонковский не двигался, он уставился на офицера, не веря собственным ушам. Офицер начал терять терпение.
— Вы не слышали, что я сказал? — спросил он. — Вы можете идти!
— Я могу идти? — повторил Лонковский. — Я свободен?
На этом расследование закончилось. Лонковский не пытался получить фотографии обратно. Он положил скрипку в футляр и поспешно ушел. Что касается армейской разведки в данном случае, ее миссия на этом закончилась. Запись в делах-армейской разведки в Говернорс-Айленд в деле с надписью «шпионы» оказалась единственным, что осталось от истории со скрипкой в официальных документах. В ней говорилось: «Уильям Лонковский подозревается в шпионаже; сообщено 25 сентября 1935 года таможней и военной разведкой Соединенных Штатов».
И это все. Несколько слов о крупном деле, упущенном нерадивыми чиновниками.
Но если военная разведка была удовлетворена решением дела Лонковского, то таможенный чиновник — нет. В понедельник утром, когда агенты военно-морской разведки совершали свой обычный обход по берегу, одному из них рассказали о происшествии в прошлую субботу. Фотографии все еще находились в таможне, их показали следователю военно-морской разведки.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Это же снимки экспериментальных самолетов. Где тот парень, у которого их взяли?
Таможенник только повел плечами.
— Военная разведка отпустила его, — сказал он.
Следователь разразился неописуемой руганью. Придя в себя, он позвонил в свой отдел и доложил о случившемся. Немедленно связались с Вашингтоном и запросили указаний капитана 1 ранга Пьюлстона. Через несколько минут после разговора с Нью-Йорком начальник вызвал меня к себе в кабинет и рассказал все подробности, а затем приказал немедленно лететь в Нью-Йорк и там разобраться в этой истории.
Два часа я слушал доклад начальника разведки военно-морского округа. Что сделать, чтобы исправить ошибку? Нам, военно-морским разведчикам, сразу стало ясно, что мы натолкнулись на важное звено. Я решил поехать на Говернорс-Айленд и связаться с начальником военной разведки зоны второго корпуса. Я застал его на месте. Он оказался майором Джозефом Н. Далтоном — офицером, которого все уважали, как способного разведчика. Он имел всего двух подчиненных, что создавало серьезные затруднения в работе, и все же я не мог примириться с допущенной ошибкой.
— Майор, — сказал я ему, — это явный шпионаж, и ваши люди в подобных случаях должны немедленно связываться с военно-морской разведкой, особенно когда дело касается экспериментальных самолетов военно-морской авиации.
Но майор Далтон, очевидно полагая, что мы проявляем излишнюю бдительность, не долго думая, ответил:
— Нам это не показалось настолько серьезным.
Я решил не терять больше времени на споры и поспешил к начальнику разведки военно-морского округа. Было ясно, что любая предпринятая мера окажется слишком запоздалой. Тем не менее мы тотчас отправились на Лонг-Айленд, где проживали Лонковский и его жена. Домашний адрес Лонковского был известен из его допроса в таможне.
Как мы и предполагали, птички уже улетели. Патриотически настроенная хозяйка дома рассказала нам, что жена Лонковского после телефонного звонка мужа быстро куда-то уехала, причем неизвестно на сколько. Они оставили всю свою небогатую обстановку.
Нам помогли и другие люди, видевшие Лонковского во время бегства, в частности всезнающий лифтер. Мы узнали, что Лонковский сделал только одну остановку в доме 56 по 87-й улице, где проживал некий доктор Игнатс Г. Грибль. Нам удалось установить номера всех телефонов, которые вызывались из квартиры Лонковского. Дальнейшее расследование показало, что доктор Грибль являлся самым важным лицом в группе Лонковского, несмотря на то что он был офицером запаса медицинского корпуса Соединенных Штатов. Лонковский предупредил Грибля, что группа раскрыта. После этого он позвонил жене, велел ей забрать все деньги из банка и выехать морем на следующий день. Затем Лонковский в машине Грибля уехал в Канаду, а оттуда на первом пароходе — в Германию.
Так, шаг за шагом, мы установили маршрут побега шпиона. Больше мы о нем ничего не слышали. На этом миссия контрразведки закончилась.
Однако немцы предприняли свои меры. Когда «Европа» вернулась обратно, официанта, с которым пытался встретиться Лонковский, на теплоходе не оказалось. Человек с очень сильным немецким акцентом пришел в таможню, где был задержан Лонковский.
— Здесь недавно задержали некоего Уильяма Лонковского? — спросил он.
— Да, — ответил чиновник.
Прибывший завязал разговор, пытаясь установить обстоятельства побега Лонковского и особенно тот факт, действительно ли Лонковский заплатил тысячу долларов за свое освобождение. В ходе разговора незнакомец убедился, что, когда Лонковского отпустили, о деньгах речь не шла. Мы не сомневались, что гестапо отплатит герру Лонковскому за его мошеннические поползновения на немецкую казну.
Я поспешил в Вашингтон и доложил обо всем Пьюлстону. Мы понимали, что неправильное ведение дела с самого начала оборвало важную нить и тем самым лишило Соединенные Штаты возможности быстро ликвидировать серьезную нацистскую шпионскую сеть. Уверенность в том, что задержание Лонковского и последующее его освобождение заставит группу прекратить работу на неопределенный срок, была у нас еще до того, как мы узнали, что Лонковский предупредил Грибля.
