Чингиз Абдуллаев - Один раз в миллениум
— Не нужно обижаться, — прокричала ей вслед старуха, — это пусть он обижается. Он, видишь ли, не может. Что ты не можешь?
— Парик на голову не смогу надеть, — заметил Дронго, — у меня голова от него вспотеет.
Линовицкая, подавляя смех, отвернулась.
— Голова потеет, — задумчиво произнесла старуха, — ничего. Что-нибудь придумаем. У меня есть знакомый. Он сапожник. Любую мазь приготовить может. От радикулита, от боли в спине, от ревматизма. Какую хочешь. Он тебе такую мазь сделает, голова потеть не будет…
— Договорились, — кивнул Дронго. — А потом вы слышали шум на лестнице, когда Халупович не мог попасть в свою квартиру.
— Конечно, слышала, — Софья Оганесовна положила карты на стол. — Такой шум стоял! Милиция приехала, дверь ломали, замок выбивали. Шум был на весь дом. Я все слышала, милый. Я даже на площадку вышла, думала, человека убивают. Хотя нет, подожди, — она посмотрела на разложенные карты, — еще какой-то милиционер приходил поздно вечером. Я его видела, когда он во дворе стоял. Потом на этаж поднялся. И сразу шел.
— Это был ваш участковый?
— Нет. Но он был в форме. И сразу ушел.
— Ясно.
Дронго залпом выпил остывший чай. Затем взглянул на следователя:
— У меня больше нет вопросов.
Линовицкая поняла намек.
— Спасибо за чай и беседу, — она поднялась.
— И за карты, — добавил Дронго. — Значит, у меня все будет хорошо?
— Замечательно. Такая карта тебе вышла, я давно подобного не видела. Я бы за тебя сама замуж пошла, если бы была помоложе… Ты, девочка, его не упускай, — обратилась она к Линовицкой, — он знаешь какой мужчина? Такие карты раз в тысячу лет выпадают.
— Учту, — улыбнулась Линовицкая.
Появившаяся в коридоре Медея открыла шкаф, где висела их одежда.
— Вы на нее не обижайтесь, — шепнула она.
— Что вы! — искренне сказал Дронго. — Она изумительный человек. Мудрый и добрый. Спасибо вам, Софья Оганесовна, за все.
— Приходи еще, дорогой. И знаешь, что я тебе скажу? Не переживай, что у тебя волос мало осталось. Зато ты умный, все понимаешь, — подмигнула ему старуха.
Когда они вышли на лестничную площадку, Линовицкая расхохоталась.
— Извините, — сказала сна, вытирая слезы. — Это было неподражаемо.
— Да, — кивнул Дронго, — люблю таких людей. Мне с ними легко.
Они начали спускаться по лестнице.
— Я хотел вас спросить, — сказал Дронго, — у меня возникло такое ощущение, что вы знаете какие-то факты моей биографии.
— Верно, — подтвердила она, не оборачиваясь, — вы были в поездке вместе с моей двоюродной сестрой. В Германии. В ноябре девяносто девятого. Она рассказала мне о вас много интересного. Оказывается, вы не только аналитик, но и искусный обольститель.
— Понятно, — угрюмо произнес Дронго, — это произошло случайно. Женщина, с которой я встречался, потеряла друзей и была в ужасном состоянии. Мне нужно было ей помочь, а у меня был в кармане микрофон, о котором я просто забыл. Вот ваша сестра и слышала нашу беседу.
— И не только беседу, — сказала она, чуть обернувшись.
— И не только… — как эхо, повторил Дронго, соглашаясь.
Они подошли к двери. Перед тем как выйти, Линовицкая обернулась к нему:
— Вы действительно думаете, что сможете назвать имя убийцы уже сегодня вечером?
— Убежден, — ответил Дронго.
Толкнув дверь, Валентина Олеговна вышла на улицу. Дронго последовал за ней. Когда они сели в машину, Миша оглянулся, но, не решившись ничего спросить, тронул автомобиль с места.
— Странно, — сказала вдруг Линовицкая, — я думала, вы другой.
— Более серьезный? — спросил Дронго.
— Нет. Более скучный, — ответила она, отвернувшись.
Он улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. Больше не было произнесено ни слова. Через одиннадцать минут они были у здания компании Халуповича.
Глава семнадцатая
Стоявший рядом с охранниками Шальнев встретил их угрюмым молчанием.
— Что-то произошло? — спросил Дронго.
— Они разрешили отпустить людей, — мрачно сообщил Шальнев, — в здании остались только мои сотрудники и несколько руководителей отделов.
— Ну и правильно, — сказала Линовицкая, — зачем людей мучить? Если они были уже не нужны, их следовало отпустить.
— Вы еще раз проверили все? — уточнил Дронго.
— Да. Прошли сверху вниз. Осмотрели все — шкафы, ящики, где можно было бы спрятать девочку. В гараже все обыскали. Ничего.
— Понятно. Эдуард Леонидович у себя в кабинете?
Шальнев кивнул, разрешая им пройти. Он не стал настаивать на пропусках, понимая, что сейчас не лучшее время демонстрировать свое служебное рвение.
В лифте Дронго, снова оказавшись рядом с Валентиной Олеговной, сказал, обращаясь к ней:
— Не знал, что следователи тоже любят французскую косметику. Или мне показалось?
— А вы считаете, что я не имею на это право? — нахмурилась Линовицкая.
— Наоборот. Я считаю, что это прекрасно. И мне приятно слышать, что вы узнали мой «Фаренгейт».
— Достаточно было войти с вами в лифт, чтобы почувствовать этот запах, — улыбнулась она, показывая ровные белые зубы.
Дронго знал, что она права. Привыкнув к «Фаренгейту», он покупал эту парфюмерию в больших количествах. Здесь были и лосьоны, которые употребляют после бритья, и дезодоранты, и мыло, и шампуни — все, что связано с гигиеной тела. Он любил «Фаренгейт», так точно отвечающий его внутреннему состоянию и настроению.
В приемной Нина говорила по телефону, одновременно что-то записывая в блокноте. Рядом с ней сидел майор Озиев. Очевидно, он очень устал за сегодняшний день, так как спал, прислонившись к спинке кресла. Услышав, что в комнате появились люди, проснулся и сделал попытку подняться. Он уже знал, что Линовицкая — сотрудник прокуратуры.
— Не вставайте, — попросила она. — Отдохните немного.
— Я после дежурства, — оправдываясь, сказал Озиев. — Мой друг поехал в больницу — у него жена рожает, вот мне и пришлось его подменить.
В кабинете Халупович разговаривал по телефону. Бозин, положив на стол небольшой диктофон, о чем-то расспрашивал Оксану Григорьевну. Элга и Фариза тихо переговаривались. Когда в кабинет вошли Дронго и Линовицкая, все умолкли, оглянувшись на них.
— Уже вернулись? — кивнул им Бозин. — Закончили разговор с этой соседкой?
— Да, — ответила Линовицкая, взглянув на Дронго.
Тот снова устроился на диване, который покинул полтора часа назад.
— Есть что-нибудь новое? — спросил Бозин.
Линовицкая взглянула на Дронго. Тот по-прежнему молчал.
— Практически нет, — ответила она. — Свидетельница не сказала ничего нового. Повторила то, что уже говорила мне, — она снова посмотрела в сторону Дронго, — если не считать ее гадания на картах, — не удержалась Линовицкая от сарказма.
— Она видела, что к Эдуарду Леонидовичу приходили в тот день пять женщин, — сказал молчавший до сих пор Дронго.
Халупович положил телефонную трубку. Нахмурился. Провел рукой по столу. И наконец, спросил:
— Откуда взялось пять? У меня были только три женщины. И эти трое сидят здесь.
— Вы же сами знаете, что это не так, — заметил Дронго, — иногда мы забываем об очевидных вещах.
— В каком смысле?
— А погибшую Елизавету Матвеевну вы не считаете?
— Верно, — после секундной паузы согласился Халупович, — я совсем забыл о ней. Значит, четыре.
— Вот видите, — печально сказал Дронго, — иногда мы забываем детали. А ведь секунду назад вы готовы были поклясться, что в вашей квартире были только три женщины.
— Это чисто механическая оговорка, — возразил Эдуард Леонидович. — Я имел в виду живых людей — тех, кого вы можете подозревать, — он взглянул на женщин и вдруг осознал, что сказал глупость. И поспешил исправиться: — Я имел в виду только гостей. О погибшей я и не подумал.
— Значит, ты считаешь, что убийцей твоей домработницы была одна из нас? — возмущенно спросила Оксана Григорьевна.
— Я так не говорил, — возразил Халупович, — я только сказал, что забыл о погибшей.
— Мы понимаем тебя, Эдик, — сказала мягкосердечная Элга. — Не волнуйся! Это не мы ее убили.
— А он думает, что мы, — не унималась Оксана. — Он действительно так думает.
— Я так не думаю! — неожиданно стукнул кулаком по столу Халупович. — И хватит меня дергать, Оксана. Я оговорился. Я только оговорился.
— Не нужно нервничать, — посоветовал Дронго, — я привел пример лишь для того, чтобы вас убедить. Соседка настаивает, что женщин было пять. Причем, она узнала Елизавету Матвеевну. По шуму лифта, который обычно грохочет, она могла точно установить, что поднимаются именно на седьмой этаж. Она также обратила внимание, что женщины приезжали на вашей машине.
— Верно, — согласился Халупович, — Фаризу и Элгу я привозил на машине. Я об этом уже говорил.
