Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39
Нет, все так. И воздух, заносимый встречным ветром в смотровой люк, приятно обдувает, разгоняет запах машинного масла и солярки. Но что-то подсказывало Навроцкому, что дальше ехать с открытым забралом не стоит, где-то в подкорке пискнул сигнал тревоги. Да, надо уже переходить на прибор наблюдения, сказал себе с сожалением Навроцкий.
Командир рассматривал танк сбоку, а инженер объяснял ему, как можно проникнуть внутрь машины.
– Башенный люк, люк стрелка-радиста – они точно заперты сейчас. Эвакуационный люк, он снизу, на днище. Люк для демонтажа пушки, он сзади на башне, но закрыт, иначе бы крышка болталась.
Капитан Шепелев отдал приказ шоферу:
– Обгоняйте его, Егор. Взглянем на него спереди. Продолжайте, инженер.
– Сверху на башне имеется люк для закладки боеприпасов. Вот его этот псих, этот шпион мог и не проверить. Но мы сами его, наверное, закрыли. Вернее, не открывали…
Навроцкого позабавил лихач, обскакавший на «эмке» его танк и какое-то время храбро удерживавший автомобиль метрах в двадцати впереди. К заднему стеклу прилипло чье-то лицо. «Что, не часто доводится видеть танки на улицах? – вступил Навроцкий в заочный, безответный и безмолвный диалог с любопытным. – Запоминай, восторгайся, зарисовывай в мозгу. Сегодня будешь расписывать друзьям по работе, а те будут украдкой перемигиваться, ну и заливает наш «такойтович». А жена вечером охнет, побелев, опустится на край кровати, а, когда придет в себя, устроит тебе скандал, мол, а ты о детях подумал, гад!»
Лихач поднял графу настроение.
Егору было страшно. И стыдно от того, что не может управиться со страхом. Но чем отгонишь видение гусениц, утюжащих его хрупкую машину? Егор почти не смотрел на дорогу впереди, он почти не отрывался от зеркала заднего вида, которое, целиком не вмещаясь, заполнял собой танк. Кинет взгляд в лобовое стекло и вновь – к зеркалу, которое беспрерывно поправлял, просовывая руку в окошко. И каждые десять секунд оборачивался. А еще Егор вслушивался в мотор, как врач вслушивается в легочные хрипы, приставив к груди стетоскоп. Малейший сбой, стоит мотору чихнуть и Егор – он готов к этому нервами и мышцами – выкручивает руль до отказа вправо. Пусть «эмка» вылетит на тротуар, путь будет что будет – только не под гусеницы. «Чего ж командир медлит, сколько ж можно!» Егор позвоночником чувствовал эти тонны стали, наползающие сзади и управляемые безжалостным врагом. Но стыд не позволял шоферу добавить скорость.
– Вот видите, о чем я говорил, – говорил инженера. – Как бы между фарой и смотровым люком, но выше, на уровне подножия башни. Как бы прыщ на броне. Вот это и есть прибор наблюдения…
– Мне все понятно, – командир тоже чувствовал себя неуютно, в этом преследовании ревущей за спиной горой брони было что-то от ночных кошмаров. – Егор, возвращайтесь в хвост.
Услышав командирские слова, шофер испытал не радость, не освобождение, нет, он испытал минутное вознесение к небесам. И даже инженер не смог сдержать вздоха облегчения, когда они ушли из-под танка. Ему тоже было не по себе, хотя он повидал «кэвэшку» во всех видах и снаружи, и изнутри, но над собой, когда она в руках спятившего безжалостного мерзавца – никогда…
Конструктор один за другим перебирал в голове планы, как ему остановить сумасшедшего «майора». «Майор госбезопасности, то есть, перекладывая на армейские звания, комбриг, – с горечью подумал Котин. – Как мы попались на его звание, оно враз отбило осторожность и здравомыслие. Майор и подпись Жданова – этого оказалось достаточно, чтобы мы перестали соображать и только подчинялись».
Котин чувствовал себя готовым пойти даже на убийство. Иначе будут гибнуть другие люди. Но как это сделать? Чем убить? Ногами? При том, что в танке не развернуться. Но почему же ничего не происходит? Где армия, почему никто не пытается что-либо сделать? Нет, все-таки еще времени прошло недостаточно, успокоил он себя. Это тебе, конструктор, кажется, что миновала целая эпоха…
На заднем сидении лежала серая груда одежды – сброшенные плащ и пиджак. А на лобовом стекле вырос цветок трещин, после того как командир обрушил на него рукоять пистолета ТТ. Шоферское лицо скривилось, будто это ему влепили куда-нибудь в область живота.
– Эх! Нате, – водитель запустил руку под сиденье и, вытащив увесистый французский ключ, с тяжким вздохом протянул его командиру.
– Благодарю, – и командир пустил ключ в дело. Осколки летели в салон и на капот.
Шофер старался не смотреть на творимый командиром вандализм. Сбив по краям проема осколки, капитан бросил ключ на переднее сиденье.
– Теперь, Егор, обходите его слева.
Егор так и сделал.
– Держитесь напротив ящиков, Егор! – Капитан сел на приборную доску спиной к движению, взялся за верхний край оконного проема и, отталкиваясь ногами, выбрался на капот.
Какие ящики имеет в виду командир, было понятно без переспроса – два больших ящика ЗИП, расположенных у основания башни, ближе к заднему краю.
– А теперь давайте ближе, Егор!
Командир стоял, поставив одну ногу на капот, другой уперся в низ свободного от стекла оконного проема. Встречный ветер ерошил волосы командира и трепал вокруг его ног серые брюки, хлопала на ветру рубаха.
«Эмка» прибавила. Капот машины поравнялся с передней частью башни. Там находились близко одна от другой две скобы, соединяющие основание башни и крыло.
Расстояние между машинами разных габаритов и назначений сокращалось. Егор пытался прижаться к танку как можно ближе. И как только это ему удалось, командир прыгнул.
Живот и колени ударились о броню и проехали по ней. Руки вцепились в скобы.
А над улицей Стачек заморосило. Худосочный ноябрьский дождь окроплял выкрашенную в защитный цвет броню. Встречный ветер помогал брюкам и рубашке быстрее промокнуть.
Командир опустился на колени. Переместил ладони, потом колени – вперед, ближе к лобовой броне, на десяток сантиметров, потом еще на десяток, еще. Так он добрался до люка стрелка-радиста. Под ним на лобовом щитке располагался точно по центру танка смотровой люк, а левее, ближе к крылу – пулемет (дуло этого пулемета капитан сейчас уже видел).
Пробираться дальше не было никакой нужды. И было опасно – мог заметить водитель. Извините, поправился капитан, механик-водитель. Показываться ему на глаза раньше времени в планы Шепелева не входило. Зато в его планы входило оторвать руки от надежного троса и проползти по люку стрелка-радиста к центру танка, под пушечный ствол. Люк представлял собой хоть какой-то нарост на броне, за него можно было цепляться. От него можно было оттолкнуться затем ногой и, проехав по броне, привстать и ухватиться за мокрый, гладкий и скользкий ствол пушки семьдесят шестого калибра.
И снова командир стоял на коленях, но на этот раз уже держась за ствол. Отрывая от него поочередно руки, он стирал с исцарапанных тросом ладоней кровь, вытирая их о брюки. Потом капитан нагнулся вперед и взглянул на крышку смотрового люка. Финский шпион продолжал движение с открытым забралом – щиток был по-прежнему поднят. Он или беспечный очень, или отчаянный. Но потом Шепелев решил, что, скорее всего, чересчур расчетливый. Зачем усложнять себе жизнь, если опасности пока не видно. Он думает – захлопнуться всегда успеет. А вот мы его и удивим. Кстати, можно, при желании, остроумно пошутить, постучав по щитку и попросив разрешения войти.
Любопытно наблюдать знакомую улицу Стачек с высоты танковой башни, смотрится совсем по-другому. На встречной полосе машины останавливались, из них выходили люди и смотрели вслед (не ему, капитану Шепелеву, не будем впадать в величие, а танку, конечно). На их полосе транспорт стоял вдоль тротуара до самых Нарвских ворот, до которых оставалось совсем немного. Или милиция оперативно постаралась, или сами водители, которые сигналили едущим впереди фарами, заставляя обернуться назад.
Капитан достал из кармана ТТ. Шепелев уже освоился на броне, потому, освобождая руки, отпустил пушечный ствол. И пора было отпускать, более того – пришла пора решаться на то, ради чего он затеял эту акробатику. О, нет, с акробатикой еще не покончено. Как раз сейчас и начнется все самое интересное, повезет зрителям. Даже если у капитана не выйдет задуманный трюк, он должен впечататься в память почтенной публике. Все, довольно вступлений, капитан, приступай.
Шепелев еще раз взглянул вниз и…
– Ну ты свинья! – воскликнул капитан, зная, что сейчас его уже никто не услышит через грохот и броню. Уж точно не услышит, потому что крышка смотрового люка на глазах капитана захлопнулась, лишая последнего, хоть и непролазного для человека доступа в танк.
– Ну это ж никуда не годится! Так нельзя! – Командир взмахнул руками, в одной из которых был пистолет и опустил их на колени. – Так мы не договаривались! Ладно!
