Чингиз Абдуллаев - История безнравственности
– Полиция пытается найти возможного убийцу, – пояснил Дронго, – но пока все безрезультатно. Что касается двух случаев подряд, то я соглашусь с вами, что это выглядит не только дико, но и достаточно нелепо. Однако в обоих случаях ваши знакомые были отравлены одним и тем же сильнодействующим ядом.
– И вы даже никого не подозреваете?
– Тогда нужно подозревать кого-то из оставшихся в вашей компании, – честно ответил Дронго, – и я думаю, что вы должны понимать, кто именно сейчас у полиции главный подозреваемый. Как раз ваш супруг, который остался единственным компаньоном и владельцем двадцатипроцентного пакета акций.
– Но он никого не убивал! – всплеснула руками Аида.
– Это обычная логика. Вы рассуждаете со своих позиций, справедливо считая, что он последний из оставшихся акционеров, поэтому и опасаетесь за его жизнь. А следователь и комиссар рассуждают со своих позиций и считают его главным подозреваемым.
– Это ужасно, – вздохнула она. – И я действительно боюсь за него. За нас всех. Насколько я поняла, нам не разрешат отсюда уехать, пока не закончится расследование. А оно может продолжаться еще несколько дней… Бедную Зою переселили в другой номер. Ей, правда, дали президентский сьют, но все равно она в таком плохом состоянии, что я даже не знаю, как ее утешить.
– Думаю, что она достаточно быстро утешится, – возразил Дронго, – и в данном случае это не цинизм с моей стороны, а обычный рационализм – с ее. Она не пропадет в этой жизни.
– Не нужно так говорить, – попросила Аида, – ей действительно тяжело. Она ведь уже привыкла к тому, что все проблемы за нее решал Михаил Матвеевич. А теперь снова нужно все начинать заново… Это достаточно трудно, когда привыкаешь к тому, что о тебе заботятся.
– Зато она стала богатой вдовой.
– Не факт, – сказала Аида. – Дело в том, что никому не известно, какое завещание оставил Михаил Матвеевич. Вполне возможно, что бо€льшую часть имущества он переписал на своих двоих детей и она не сможет почти ничего получить, кроме, возможно, сорока процентов акций, которые на сегодняшний день стоят около восьми миллионов долларов.
– Очень неплохое наследство, – кивнул Дронго. – А почему вы думаете, что Фигуровский мог оставить жене именно эти акции?
– Он говорил об этом моему мужу. Сказал, что собирается завещать свою лондонскую квартиру сыну и первой жене, а свою московскую квартиру – второй жене и дочери. Они с Зоей жили на его даче. Он хотел разделить все свои банковские активы между двумя детьми, а жене отписать акции компании. Состояние Фигуровского оценивалось миллионов в пятьдесят или шестьдесят. Согласитесь, что Зое будет обидно узнать, что ей досталось только восемь миллионов, да и то в акциях, которые могут сразу упасть в цене, когда на бирже узнают о смерти Фигуровского.
– Даже если они упадут в два раза, и тогда она получает очень достойные деньги, – заметил Дронго. – И кроме того, вполне может передать акции кому-нибудь в доверительное управление.
– Да, конечно. Но все равно ей придется очень тяжело. За Фигуровским она была как за каменной стеной. Хотя он, конечно, далеко не идеальный муж, – вздохнула Аида.
– Об этом мы много слышали, – согласился Дронго, – но я полагаю, что их брак был союзом двух людей, которые не строили иллюзий относительно характеров друг друга.
– Что вы хотите сказать? – вспыхнула Аида. – Опять про этот клуб? Я там оказалась совершенно случайно. Даже не думала, что это будет такой клуб, иначе не позволила бы себе там появиться. И тем более не рассчитывала встретить там знакомых.
– Как и я, – признался Дронго, чуть понизив голос. – Но я имел в виду как раз не наше посещение клуба, а достаточно свободные взгляды самой Зои, которая чувствовала себя очень уверенно. И ее мужа, который был известен в своей компании как отменный ловелас. Сейчас, кажется, говорят «ходок».
– Да, – усмехнулась Аида, – в Москве говорят именно так. У меня к вам две просьбы. Одна – насчет меня, вторая – насчет моего мужа.
– Начнем с первой, – предложил Дронго.
– Я прошу вас нигде и никогда не вспоминать о нашей встрече в этом клубе, – чуть смущаясь, проговорила Аида, – это может серьезно скомпрометировать не только меня, но и моего мужа. Вы ведь прекрасно понимаете, какие взгляды в нашей республике на подобные «вольности».
– Считайте, что нашей встречи не было, – улыбнулся Дронго. – А вторая просьба?
– Насчет мужа. Прошу вас, если вы почувствуете, что ему может угрожать опасность, сразу дайте нам знать. Может, нам вообще лучше не есть в ресторанах отеля и пить воду только из закрытых бутылок?
– Не думаю, что это панацея от всех бед, – сказал Дронго, – но советую вам быть осторожнее.
– Да, я понимаю, – согласилась Аида, – простите, что побеспокоила вас. И не забывайте о моих просьбах. – Она поднялась. Дронго тоже поднялся. – Спасибо, что выслушали меня, – быстро произнесла она, перед тем как выйти из комнаты, и осторожно захлопнула за собой дверь.
В гостиную вошла Джил.
– Что за встреча у вас была в этом непонятном клубе? – поинтересовалась она.
– Ты все слышала?
– Конечно. У тебя такой громкий голос.
– Теперь буду знать.
– Так что это за клуб?
– Закрытый клуб для избранных, куда никого из посторонних не пускают, – честно ответил Дронго. – Я попал туда благодаря рекомендациям синьора Фермана и Стефании Гуарески.
– Тогда понятно. И эти дамы, приехавшие из Москвы, тоже там были?
– Конечно.
– В таком случае все ясно. И еще один вопрос. Почему она не хочет, чтобы ты вспоминал об этом?
– Там иногда бывают дни для нудистов, а она об этом не знала, когда пошла туда. Поэтому ей было очень неудобно встретить меня в таком «элитарном» месте.
– Тебе нужно было раздеться и присоединиться к нудистам, – рассмеялась Джил. – А может, тебе гораздо приятнее проводить время вместе с этими дамочками?
– Нет. Мне приятнее всегда быть рядом с тобой, – несколько лицемерно произнес Дронго, стараясь больше не возвращаться к этой щекотливой теме.
Он еще не знал, какие удивительные метаморфозы ждут его в ближайшее время.
Глава семнадцатая
На часах было около шести вечера, когда ему позвонил Лопес.
– Мы опросили всех, кто мог видеть погибшую на пляже, – сообщил он, – нашли сотрудника, который дежурил там. Утром пляж был почти пуст, только одна пара наших гостей – кажется, немцев или финнов. И больше никого. Никто из наших русских друзей на пляже не появлялся, в этом можно не сомневаться. На всякий случай мы показали фотографию Дастана Кумарбекова в тех магазинах, чеки от которых он нам показывал. Во всех трех магазинах подтвердили, что он сегодня там был. Получается, что мы потеряли самого важного свидетеля или самого главного подозреваемого. Зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– Кумарбеков уже вернулся?
– Еще два часа назад. Он в ужасном состоянии. Мы буквально насильно отправили его в ресторан, выпить кофе и немного поесть. Боюсь, что завтра здесь появится посол России и посол Казахстана, хотя у этой пары было российское гражданство. Комиссар Аламейда сказал ему, что хочет послать своих сотрудников, которые более внимательно осмотрят вещи погибшей, и Кумарбеков дал свое согласие. Сейчас они как раз работают в их номере, может, что-нибудь и найдут.
– Понятно. Держите меня в курсе дела, если возможно. – Дронго положил трубку и посмотрел на Джил. Она ничего не спросила, только пожала плечами. Примерно через полтора часа они решили спуститься в ресторан, чтобы поужинать, но тут снова позвонил следователь.
– Вы можете спуститься в кабинет директора? – нервно спросил он.
– Опять что-то случилось?
– Да. Чрезвычайные обстоятельства. Комиссар уже здесь и просит вас срочно спуститься.
Виновато посмотрев на Джил, Дронго произнес:
– Меня опять зовут.
– Я уже поняла. Иди, конечно. Только будь осторожен.
Он спустился вниз по лестнице, прошел к кабинету директора. Там уже сидели комиссар и следователь. Было заметно, как сильно они волнуются.
– Посмотрите, – протянул ему какой-то листок бумаги Аламейда.
Это была копия письма погибшей. В нем она писала, что чувствует опустошенность и депрессию и не знает, как ей быть, особенно в разговорах с Фигуровским, который все время давит своим авторитетом и безобразно ведет себя по отношению к своим сотрудницам.
– Вы нашли оригинал письма? – спросил Дронго.
– Да, среди ее вещей. Оно лежало в ее записной книжке, за обложкой, – сообщил Аламейда. – Мы уже отправили его на экспертизу, но даже визуальное сравнение с ее почерком позволяет утверждать, что письмо написано ее рукой.
– Кому оно адресовано?
– Адресата нет. Это всего лишь половина письма.
