Михаил Прудников - Операция «Феникс»
— О! Вы ещё и гуманист! Так сказать, непризнанный Кампанелла. Кажется, ваша любовь к человечеству строго ограничена собственной персоной? Ладно. Вот ваши права. А насчёт гуманизма, кто знает, доведётся — потолкуем.
— Теперь мне ясно, откуда у вас это произношение.
— Нет, не оттуда, откуда вы думаете. Можем поговорить и по-французски, и по-немецки. и на некоторых других языках. Когда вы убивали время, я проводил его с пользой.
— Рад, что и наша милиция… или откуда вы там… растёт в культурном отношении, — бросил Кухонцев и, повернувшись, зашагал прочь.
Рублёв посмотрел ему в спину и подумал: сколько же гордыни в этом человеке и как трудно ему придётся, как и всякому, в ком живуча претензия на исключительность — и это только претензия! «Наверное, она-то и сбила с толку Катю», — пронеслось у него в голове.
Рублёв медленно прошёлся по переулку, короткому — всего в десяток домов по обе стороны, — он соединял две параллельные, две близлежащие улицы. Здесь было прохладно от теней старых лип. В таких переулках обычно много ветхих старушек в соломенных шляпках с букетиками искусственных роз и чёрных нитяных перчатках, и много особняков с неизменными колоннами, и кирпичных флигелей, у дверей которых жмурятся ангорской породы кошки.
«Если допустить, что Кухонцев говорит правду, — размышлял Рублёв, — и если Горбоносый сошёл действительно здесь, то из этого следует: 1) Горбоносый живёт в одном из этих домов; 2) Горбоносый приезжал к кому-нибудь из близких — к малознакомым в половине двенадцатого не придёшь (а Кухонцев утверждал, что он ссадил своего приятеля здесь именно в это время). В этом переулке живёт кто-то из агентов Горбоносого. Впрочем, последнее предположение Рублёв отверг: не может быть, чтобы Горбоносый, идя на связь, тащил за собой свидетеля. Почему не может? Да потому, что человек он осторожный. Ведь он не оставил Вадиму ни своего адреса, ни телефона.
Но если он чего-то боится, — продолжал разговаривать сам с собой Рублёв, — то мог выйти далеко от своего дома. Возможен такой вариант? Вряд ли! Раз он осторожен, то зачем ему пользоваться чужой машиной? Доехал бы на такси. Но, скорее всего, он не хотел тратить времени на поиски такси, потому что торопился. Торопился! Если это предположение верно, то, значит, он сошёл где-то около нужного ему дома».
Петраков согласился с этими доводами, и на следующий день группа, куда кроме Рублёва и Максимова входил ещё Игорь Тарков, прибыла в переулок. Они опросили участкового, дворников, некоторых жильцов, но никто из них не встречал горбоносого с родинкой на виске.
— Мне кажется, — заметил Игорь Тарков, — что мы ищем иголку в стоге сена.
— Стог сена не такой уж и большой, — возразил Рублёв. — Скорее, просто охапка. Подойдём к делу с другого конца. Давайте посмотрим все домовые книги и выпишем фамилии тех, кто работает на закрытых объектах.
К концу дня, когда группа собралась в свободной комнате жилуправления, выяснилось, что всего семь человек из этого переулка трудится на предприятиях оборонной промышленности. Три кандидатуры отпали сразу: вряд ли заводами, на которых работали эти люди, мог интересоваться враг. Внимание Рублёва привлёк институт, который, как он уточнил, занимался проблемами, связанными с ракетостроением. В домовой книге в графе «место работы» название этого института стояло перед фамилией — Матвеева Лидия Павловна. Дом 6, квартира 14.
Все трое вышли из домоуправления, оживлённо переговариваясь. Был уже вечер, переулок затопил лёгкий полусумрак, и лишь в самых верхних окнах золотом отливало заходящее солнце.
Они остановились около дома номер шесть. Это был старый трёхэтажный кирпичный особняк. Видимо, недавно его капитально отремонтировали: краска на стенах была свежая, а окна нового образца без переплётов.
— Смотрите, Горбоносый сошёл вон там — всего в пятидесяти метрах от этого дома.
— Но, может быть, это случайность? — сказал Тарков. — Представьте себе, что у него здесь живёт какой-нибудь приятель!
— Всё может быть, — согласился Рублёв. — Это мы уточним. Прежде всего надо убедиться, что Горбоносый, слонявшийся у памятника на Новодевичьем, и Горбоносый, которого знает Кухонцев, одно, и то же лицо. Если одно и то же, то почему он крутится около людей, так или иначе связанных со Смеляковым?
В тот же день за домом номер шесть было установлено наблюдение. Уже — на следующий день камера оперативного работника зафиксировала высокого человека — горбоносый, крупная родинка на левой щеке. Тревожно оглядываясь, он входил в подъезд кирпичного особняка. Взглянув на фото, Максимов сказал:
— Похож. Да, по-моему, тот самый…
А Кухонцев даже не колебался:
— Он!
— Посмотрите лучше — не ошибаетесь? — переспросил его Рублёв.
— Да нет. Ошибки быть не может. — И с любопытством посмотрел на Рублёва. — Но как вы его нашли?
— Это уже секрет фирмы!
— Ах да! Пардон за нескромный вопрос. Ведь у вас сплошные секреты.
— Ну, если у вас их нет, то скажите: он больше не звонил вам?
— Нет.
— Надеюсь, вас не надо предупреждать ни о чём?
— Ну, что вы? Я, знаете, терпеть не могу неприятностей.
— На это мы и рассчитываем.
Вскоре сотрудники отдела Рублёва, приставленные наблюдать за Горбоносым, установили и его место работы. Это был один из гаражей дипломатического корпуса.
— Теперь, — говорил Петраков, — надо выяснить главное — чем интересуется Горбоносый и для кого старается?
* * *Гоша Максимов был в ярости:
— Ну, прохвост, погоди, добегаешься ты у меня!
Эта угроза относилась к Руднику, который только что ушёл от преследования. И сейчас они с Тарковым сидели в служебной машине, не зная что им делать.
По тому, как Рудник осторожничал, они сразу догадались, что их Клиент идёт на какую-то важную встречу: он ехал сначала на такси, потом нырнул в метро «Парк культуры». Выйдя на «Фрунзенской», сел в троллейбус и сошёл у магазина «Синтетика». Вот тут-то они его и потеряли. Главная причина срыва заключалась, конечно, в том, что они боялись — Клиент их обнаружит.
Максимов соединился по рации с Рублёвым, ожидая неприятного разговора. Но Рублёв отнёсся к их неудаче спокойно.
— Никуда не денется. Возвращайтесь в управление.
А Рудник между тем в одной из аллей парка перед университетом на Ленинских горах беседовал с Кушницем.
— Послушайте, Ганс, по-моему, я свою задачу выполнил. Пора нам расстаться друзьями.
— Вы так считаете? — Ганс посмотрел, как его собеседник покусывает тонкие губы. — Боюсь, что там, наверху, не поймут вашего настроения. Операция, можно сказать, только началась.
— Но я сделал всё, что вы просили… Фамилию учёного я установил. Адрес института тоже… Я честно отработал, вознаграждение…
— Я передам вашу просьбу. Но скажите откровенно, что вас заставило прийти к этому выводу?
— У меня сдают нервы… Мне ведь уже под пятьдесят.
— Нервы?.. Это плохо. Надеюсь, вы не наделаете глупостей?
— Если только вы меня не доведёте до точки.
— О… Это уже звучит как угроза!
— Я никому не хочу угрожать. Я только прошу меня оставить в покое.
— Повторяю, я передам вашу просьбу. Но ведь это может повлиять на вашу карьеру!
— К чёрту карьеру!
— Вы, насколько мне известно, собирались на Запад?
— У меня изменились обстоятельства.
— Что случилось?
Рудник ответил не сразу. Достал сигарету, помял её с руках. Кушниц поднёс ему горящую зажигалку.
— У меня появилась женщина, которую я не хочу потерять. К тому же у нас будет ребёнок…
— Ах, эти женщины! — вздохнул Кушниц. — Сколько прекрасных умов они погубили!
— Можете смеяться. Но для меня это важно. Важней всего на свете.
С минуту они шли молча. Рудник жадно курил. Вид у него был мрачный.
— Вы, Павел, — заговорил наконец Кушниц, — нарушаете правила игры. Тот, кто однажды впрягся в нашу повозку, тянет её всю жизнь.
— С меня хватит! Я устал!
— Будьте благоразумны. От вас не так много требуется. Ещё месяц, другой, и всё окончится. Стоит ли поднимать бунт на корабле.
— Нет. Я выхожу из игры.
— Ваше дело. Смотрите. Только без глупостей. Это может плохо кончиться…
— Не только для меня…
Взгляды их встретились. Кушниц добродушно рассмеялся и похлопал своего собеседника по спине.
— Хорошо, я попытаюсь всё устроить. Договоримся о связи…
…Рудник возвращался на квартиру Матвеевой усталый, опустошённый. Он не мог вспоминать без злобы самодовольное лицо Кушница, его снисходительный тон. «Сопляк! Неужели этот юнец не понимает, что он у меня в руках. КГБ простило бы мне кое-какие грехи, выведи я его на чистую воду!»
Они его, конечно, будут шантажировать. Напомнят о прошлом. Что ж, он возьмёт в руки то же оружие. И посмотрим, кто кого!
